Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви - Индира Макдауэлл

В отель возвращаюсь с чувством исполненного на сегодня долга. Я не только побывала на студии, узнала много нового о Сатри, но и познакомилась хотя бы с частью Мумбаи. Остается только встретиться с журналистом.

Кафе со своеобразным названием «Нахальная ложка» действительно специализируется на французской кухне. В Мумбаи в него наверняка ходят местные, за экзотикой, или иностранцы, уставшие от индийской кухни. Кстати, в городе много итальянских ресторанов, это своеобразный компромисс между индийскими и европейскими блюдами.

Журналист уже ждет меня, что для местных удивительно. Возможно, просто остался после какой-то предыдущей встречи.

Киран Шандар худощав, горбонос и энергичен. Он явно куда-то спешит, во всяком случае, на долгую спокойную беседу не настроен. И я его совершенно не интересую, встретиться согласился из вежливости и в благодарность за то, что англичанка прочитала его статью. Но мне все равно – важней, что он может сообщить.

Мы заказываем кофе и воду, от предложенных сладостей я отказываюсь.

– Вы журналистка?

– Нет, я уже говорила, что некоторым образом связана со съемками фильма «Тадж-Махал», продюсером которых был Хамид Сатри. По сути, мне придется выполнять его работу. Отсюда желание знать, кто и почему его убил.

– Почему вы решили, что я знаю больше, чем уже сообщил?

– Вы написали, что это ритуальное убийство. На чем основана такая уверенность?

Киран Шандар изумленно вскидывает на меня глаза:

– Вы считаете вырезанное сердце признаком мелкого воровства?

– Я неправильно выразилась. Почему вы уверены, что это ритуальное убийство совершено именно чатристами? Такие случаи уже бывали?

Он молчит, словно раздумывая, говорить ли мне правду. Приходится поднажать.

– Киран, если уж сказали «а», говорите и «б». Вам известны такие случаи?

Журналист хмыкает:

– Только слухи. Ну, и исторические факты.

Так… Решил не отвечать честно.

– Какие исторические факты?

Он вскидывает голову, упрямо поджимая губы, усмехается:

– Вы сочтете это выдумкой, если не слишком жалуете прессу. В прошлом и позапрошлом веке в газетах были сообщения о случаях, когда богине Кали приносили в качестве жертвы вырезанное сердце.

Если честно, мое собственное сердце заныло при этих словах. Хотя какое оно собственное? Заимствованное на пять лет у погибшего донора – скажем так.

– И вы решили, что это именно такая секта?

Киран пожимает плечами.

– Я же говорил, что не поверите.

– Я все равно докопаюсь до истины, даже если вы больше не скажете ни слова. Обидно, что уйдет время, которого мало.

– Зачем вам все это?

Вообще-то я на его месте тоже не стала бы ничего рассказывать. Почему он должен раскрывать секреты, если таковые имеются, любопытной англичанке? Тем более секреты опасные.

– Киран, я не помощник продюсера, вернее, не совсем так. Я присутствовала на выставке в Букингемском дворце, когда там был совершен теракт. И мне нужно знать все, связанное с алмазом «Тадж-Махал» и съемками одноименного фильма. Совершено нападение на ее величество, тяжело ранен премьер-министр, убит продюсер и режиссер фильма, похищен алмаз. Разве это не основание, чтобы интересоваться тем, что происходит вокруг Тадж-Махала?

Теперь он точно решит, что я законспирированная журналистка, но это не повредит. Не признаваться же, что я агент?

– Боюсь то, что происходит вокруг Тадж-Махала, мало связано с нападением на вашу королеву. Здесь и своих проблем хватает. Я сказал все, что знаю, если вспомню еще что-то – позвоню. Извините, мне пора.

– Вы говорили, что у вас здесь еще одна встреча в семь.

– Перенесли в другое место. Если будет что-то интересное, я с вами свяжусь. Но едва ли вам интересны события в Мумбаи и Агре.

– Это почему?

Он встает, давая понять, что беседа закончена, но на вопрос отвечает:

– Вы даже сейчас первой назвали королеву и премьера. А главное в другом.

– В чем?

– Осквернен Тадж-Махал. Понимаете, это храм любви, а в нем совершено жестокое убийство. И это обязательно вызовет волнения в Агре. Уже вызвало.

Он прав – меня куда больше интересует само убийство, чем то, что оно совершено на территории знаменитого комплекса. Если Тадж-Махал в моем интересе и присутствует, то только как место преступления.

Глядя вслед уходящему журналисту, я пытаюсь понять, что стояло за последними фразами – нежелание раскрывать свои секреты потому, что их можно эффектно преподнести в очередной статье, или мистическая дурь. Если он мистик, то куда лучше опираться на реалиста Калеба Арору.

Конечно, я немало читала о разных таинственных проклятиях знаменитых бриллиантов, о том, кому лучше носить, а кому даже в руки не стоит брать алмазы, но это сродни заклятиям, наложенным на гробницы фараонов. Достаточно произойти одному несчастному случаю, как все, кто верит в древние проклятия, валятся, словно костяшки домино. А кто не верит, доживают до старости и умирают в своей постели, презрев все недовольство мумий.

Есть еще один повод сомневаться. У серийных убийц и знаменитых воров нередко появляются подражатели. Не потому, что учились у этих преступников или додумались до их почерка сами, а именно благодаря освещению преступлений в прессе. Стоит какому-то ушлому репортеру со знанием дела описать убийство, да еще нагнать страху многочисленными кровавыми подробностями, как у одних появляется желание от ужаса спрятать голову в песок, а у других скопировать почерк. Иногда, чтобы почувствовать себя столь же сильным и неуловимым, а иногда просто от дури, уверенности, что если настоящего маньяка не поймали, то не поймают и его подражателя.

Сколько убийств никогда не было бы совершено, не будь вот такой «помощи» людей, умеющих их красиво описывать. Полиции всех стран очень трудно отсечь идиотов-подражателей и поймать вдохновителей. При этом те, кто своим литературным творчеством навел подражателей на мысль о преступлении, остаются безнаказанными.

Какой-нибудь глупец начитается откровений Кирана Шандара и решит при ограблении тоже вырезать у жертвы сердце вместо того, чтобы ударить по голове, оставив шанс выжить.

Я ловлю себя на том, что обвиняю журналиста в будущих преступлениях. Он не виноват в людском стремлении подражать и, возможно, прав в своих подозрениях, а сержусь я потому, что Шандар не желает раскрывать мне тайны, которые знает. И все равно его склонность к мистицизму раздражает, Шандар не помощник, хотя расспросить о чатристах, например, у Ароры, стоит. Вдруг он тоже что-то слышал об этой секте?

Но сделать это удастся только после возвращения из Агры. Такие вопросы не обсуждают по телефону, а мне уже пора собираться.