Где Цезарь кровью истекал (сборник) - Рекс Стаут

Я проследовал за ним в его комнату, чтобы проверить, все ли там в порядке. Кровать была застелена, цветной ковер и шторы делали комнату радостной и уютной – если и не на сорок долларов в день, то уж на двадцать. Но Вульф хмурился, словно попал в свинарник.

– Помочь вам переодеться? – осведомился я.

– Нет.

– Не принести ли кувшин воды из ванной?

– Я еще могу ходить. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, босс.

Я вышел. В дверях меня остановил его голос:

– Арчи, об этом мистере Ласцио многие плохо отзывались. Как ты думаешь, не мог он нарочно внести ошибки в список, чтобы насолить своим коллегам… и мне?

– Ни в коем случае. Профессиональная этика, знаете ли. Жаль, конечно, что вы сделали так много ошибок…

– Две! Шалот и чабрец! Оставь меня! Уходи!

В эту ночь он, без сомнения, уснул счастливым детективом.

Глава пятая

На следующее утро, в среду, я чувствовал себя слегка обалдевшим и не удовлетворенным жизнью, но в определенном смысле совсем как дома. Моя нервная система страдает, когда я слишком поздно ложусь или меня без необходимости будят. Сейчас мне пришлось столкнуться и с тем и с другим. Не обращая внимания на табличку: «Не беспокоить!», проклятый тупица коридорный вытащил меня из постели в девять часов, чтобы спросить, не нужны ли нам купальные полотенца или какие-нибудь другие мелкие услуги. Я попросил его прийти, когда взойдет солнце.

В одиннадцать тридцать меня разбудил телефон: мой друг Барри Толмен желал поговорить с Вульфом. Я объяснил, что появление Вульфа на свет божий произойдет только по собственной инициативе этого последнего, и попросил барышню на коммутаторе ни с кем больше не соединять.

Но через час телефон снова зазвонил. Это был Толмен, и ему приспичило поговорить с Вульфом. Я сказал, что без ордера на арест ничем не могу помочь, пока Вульф сам не начнет подавать признаки жизни. К этому времени я уже разгулялся и вспомнил, что кроме сна существуют другие человеческие надобности. Я принял ванну, побрился, оделся и позвонил в ресторан, чтобы принесли чего-нибудь на завтрак, потому что при сложившихся обстоятельствах никак не мог пойти туда сам. Я уже приканчивал третью чашку кофе, когда услышал, что Вульф зовет меня визгливым голосом. Он здесь определенно становился невменяемым. Дома, в Нью-Йорке, за десять лет я слышал его визг не более трех раз.

Он продиктовал мне, что́ заказать на завтрак, и снабдил инструкциями, получив которые я почувствовал себя как дома. Инструкции сводились к его желанию в течение дня поддерживать связь с внешним миром единственно через меня. Дела исключались полностью. Дверь полагалось держать на замке. Всем посетителям, кроме Марко Вукчича, отвечать, что Вульф невероятно занят, чем – не важно. Телефонные переговоры полностью возлагались на меня – он не знает ничего такого, что было бы неизвестно мне. (Последнее польстило моему самолюбию. Впервые он это признал.) Если мне понадобится свежий воздух сверх того, что поступает через открытое окно, – глупо, но возможно, – я должен, уходя, вывесить на дверь табличку: «Не беспокоить!», а ключ унести с собой.

Я позвонил и заказал все имеющиеся утренние газеты и, передав часть Вульфу, с оставшимися удобно устроился на диване. В нью-йоркских, питтсбургских и вашингтонских изданиях я не нашел упоминаний об убийстве Ласцио, а в «Чарлстон джорнэл», издаваемом за шестьдесят миль отсюда, обнаружил броские заголовки и небольшую заметку.

Однако день еще не кончился, а вопреки предосторожностям Вульфа действительность вторглась в его мирное уединение. Первая и самая крупная неприятность случилась, когда Вульф еще не разделался с газетами.

Около двух часов раздался шум у входной двери. Я приоткрыл ее на несколько дюймов и оказался лицом к лицу с двумя джентльменами, явно не местными и прежде не попадавшимися мне на глаза. Один был ниже меня ростом и чуть старше, смуглый, жилистый и крепкий, в светлом твидовом пиджаке. Другой, среднего роста и средних лет, был пострижен много выше висков, и его серые глаза имели такое выражение, будто никто уже больше в этом мире не сможет его раздражить – так он раздражен от рождения.

Впрочем, он вполне вежливо спросил, мистера ли Вульфа это номер, объяснил, что его зовут мистер Лиггет, а его спутника – мистер Мальфи, и сказал, что хочет видеть мистера Вульфа. Я объяснил, что Вульф невероятно занят. Тогда он торопливо вытащил из кармана конверт и вручил его мне. Я извинился, что вынужден держать их в холле, и вернулся в номер.

– Две особи мужского пола, – объявил я. – Один как ваниль, другой как корица. Хотят вас видеть.

Глаза Вульфа не отрывались от газеты.

– Если бы один из них был мистер Вукчич, думаю, ты бы его узнал.

– Не Вукчич, нет, но вы ничего не говорили о письмах, а они вручили мне одно.

– Прочти.

Я распечатал письмо – оно было на простой бумаге – и прочел вслух:

Нью-Йорк

7апреля 1937 года

Дорогой мистер Вульф,

это письмо передаст Вам мой друг Рэймонд Лиггет, управляющий и совладелец отеля «Черчилль». Он хотел просить у Вас совета и помощи и обратился за рекомендацией ко мне.

Надеюсь, Вы хорошо проводите время. Не ешьте слишком много и не забудьте приехать в Нью-Йорк, чтобы сделать нашу жизнь более приятной.

Ваш Берк Уильямсон

– Ты сказал: седьмое апреля? – усмехнулся Вульф. – Это сегодня.

– Да, они летели на крыльях. Раньше это была лишь стилистическая фигура, а теперь – реальность. Мы их впустим?

– Пропади все пропадом! – Вульф уронил бумажку. – Вежливость – личное дело каждого, но простые приличия – это долг. Помнишь, мистер Уильямсон оказал нам услугу, позволив устроить засаду в его поместье?[8] – Он тяжело вздохнул. – Веди их.

Я ввел посетителей в комнату, громко объявил имена и предложил присесть. Вульф обратился к ним с приветствием, повторив обычные извинения за то, что не встает, затем еще раз внимательно посмотрел на маленького.

– Правильно ли я расслышал вашу фамилию, сэр? Мальфи? Может быть, Альберт Мальфи?

– Верно. Вот уж не думал, что вы знаете мое имя.

– А раньше вас звали Альберто, – кивнул Вульф. – В поезде по дороге сюда я встретил мистера Берена, и он рассказал мне о вас. Отрекомендовал как превосходного знатока своего дела и даже художника.

– О, так вы ехали вместе с Береном? – вставил Лиггет.

– Да, – поморщился Вульф, – мы разделили это кошмарное путешествие. Мистер Уильямсон пишет, что вы хотели меня о чем-то просить.

– Да. Вы, конечно, понимаете, из-за чего мы приехали. Ласцио. Это просто ужасно. Вы ведь были там, не так ли? Ведь это вы нашли тело?

– Да, я. Вы не теряли времени, мистер Лиггет.

– Обычно я встаю поздно, но сегодня утром Мальфи позвонил мне еще до восьми. Репортеры добивались меня и раньше, но их, конечно, не впустили. Зная, что Уильямсон – ваш друг, я послал к нему за рекомендательным письмом и заказал места на самолет в Нью-Арке. Мальфи настоял, чтобы мы отправились немедленно. Боюсь, вам придется присматривать за ним, когда выяснится, кто это сделал. – Лиггет тонко улыбнулся. – Он корсиканец, и, хотя Ласцио не состоял с ним в родстве, Альберт ему очень предан. Не так ли, Мальфи?

– Да, – возбужденно ответил коротышка, – Филип Ласцио был тяжелый человек, но великий. Впрочем, конечно, мистер Лиггет просто шутит. Весь мир думает, будто корсиканцы любят резать людей. Это неправильно и дурно.

– Так вы хотели просить меня о чем-то, мистер Лиггет? – нетерпеливо осведомился Вульф. – Вы сказали – одно из моих дел. У меня нет дел.

– Надеюсь, будут. Во-первых, докопаться, кто убил Ласцио. Судя по газетам, шерифу Западной Вирджинии это не по плечу. Похоже, тот, кто сделал это, обладал таким тонким нюхом, что ему впору пробовать весенний соус. Я не поддерживал с Ласцио такой тесной дружбы, как, например, Мальфи. Но, в конце концов, он был шеф-поваром в моем отеле, и у него нет близких, кроме жены. В общем, это мой долг. Чертовски трусливый убийца, ножом в спину! Он должен быть пойман, и, я полагаю, что сделаете это вы. За этим я приехал. Зная ваши… э… причуды, я заручился письмом Уильямсона.

– Плохо, – вздохнул Вульф. – Я имею в виду, плохо, что вы решили приехать. Могли бы позвонить из Нью-Йорка.

– Я спросил на этот счет мнение Уильямсона, и он сказал, что, если я действительно хочу воспользоваться вашими услугами, мне лучше поехать.

– В самом деле? Не понимаю, почему Уильямсон так преувеличивает трудности. Мои услуги продаются. Но в данном случае я, конечно, вынужден отказаться, почему и сожалею о том, что вы проделали такой путь.

– Почему отказаться?

– Ввиду условий.

– Условий? – Раздражение в голосе Лиггета стало более заметным. – Я еще не ставил никаких условий.

– Вы тут ни при чем. Географическое положение. Возьмись я за это дело, мне потребовалось бы тут задержаться на день, неделю, а то и целых две. А я собираюсь завтра вечером сесть в нью-йоркский поезд. – Вульф содрогнулся.