Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

ужинал у него. Потом рамс, и Н. Д. все время был в духе. Однако ко сну его клонило. В 9.50 ушел погулять. Венское кафе. Schlummer-punsch. Figaro и Gaulois [486]. Разговор с Ober-Kellner’ом о пуншах. Покупка шведского пунша.

7 авг[уста]. Очень тяжелый день. Проснувшись с головной болью, напившись чаю и поговоривши с Сашей, сошел вниз. Застал Н. Д. за кофе. Лице нехорошее. Посидел. Небольшая прогулка. Застал Н. Д. очень слабым и с сильно стесненным дыханием. За завтраком аппетита не было. Вообще скверно, и чем дальше, тем хуже. Иногда казалось, что вот-вот конец. После моего обеда и прогулки застал его еще слабее и окончательно плохим. Сидел у него. Неожиданный гнев на меня. Хоть и нельзя сердиться, но я был страшно froidie [487], тем более что утром его несправедливое, невозможное отношение к Пику было ужасно тяжело мне. Потом обошлось, но с трудом. Жалость взяла верх. Он ужасно страдал. После обеда прибавилась боль десен. Истерика ужасная. Перед доктором лучше. Постель из Düsseldorf’а. Успокоился. Я ужинал внизу в пустом номере. Шустер. Рамс. Прогулка. Шведский пунш дома с Сашей. Неловко.

8 aвг[ycma]. Н. Д. гораздо лучше. День вообще для него очень хороший. От декокта и его последствий ему сразу стало лучше. Я получил интересное письмо Модеста о Цхра-Цхаро. Ходил в Lousberg своим путем. Писал Славиной, которая просит перемен в партии Княгини. После обеда гулял. В 4 ч[аса] потение Н. Д. в новой потельной кровати. Мой длинный разговор с Μ-elle Tasbender. Н. Д. потел. Он совершенно воспрянул духом. Перед ужином гулял. Застал конец докторского визита. Ужин. Leberwurst [488]. Рамс. Как я злопамятен и жестокосерд. Стыдно признаться, по какому поводу я это пишу. Прочел Matin [489] и в нем выдержку из статьи Моск[овских] Вед[омостей], где доказывается, что Катков любил немцев. После всего, что было, – мне это неприятно.

Воскр[есенье]. 9 aвг[ycma]. Н. Д. спал хорошо. Был у обедни в соборе, пели что-то палестринообразное, и очень хорошо. Кофе на вокзале. Дома. Н. Д. в потельной постели. Пот при мне не появлялся. Ушел наверх и с волнением ожидал. Пот пошел уже после часа. Слава Богу. Сидел у Н. Д. во время его завтрака. Громадный аппетит. Н. Д. в самом лучшем настроении духа. Обед и гулянье. (Следил за мышкой в окне магазина.) Купил Н. Д. дыню и еще съедобное и хлопотал об его устрицах. Его обед. После обеда он в особенно хорошем состоянии духа и о своей болезни говорит как о чем-то прошедшем совершенно. Его безусловная вера немножко мне неприятна. Уж сколько было разочарования. Я погулял. Ужин. Игра. Доктор. Он играл с нами. Пунши с Сашей в кафе. Холодно.

10 авг[уста]. Н. Д. плохо спал. Лицо у него я нашел утром хуже вчерашнего. Гулял по любимому маршруту и попал к приходу курьерского поезда. Lousberg. Я в потельной комнате у Н. Д. Плохо шло. Я ушел к себе и, посидев, сошел к Н. Д. Он еще был в потельной. Я очень волновался насчет пота, даже нервы очень расстроились. Наконец от Саши узнал, что пот был. Присутствовал при завтраке Н. Д. Он сегодня не в духе, ибо урина плоха, и Шустер зачем-то рассказал ему, как оператор удивлялся, что он еще не умер. Ванна. Обед. Кофе пил в Elisenbrunnen, венский кофе опротивел. У Н. Д. Он хуже вчерашнего. Его обед. Аппетит есть. Читал превосходные Тысяча душ. Немного прошелся. Холодно. Доктор. Мой ужин. Во время игры я чувствовал усталость, нервность и раздражительность против всех.

11 авг[уста]. Ну уж вечер сегодня был! У Саши живот разболелся, и ужасно сильно. Расстроенный этим, Н. Д. был до того отвратительно зол и несправедлив к Пику, что ни жалость к его положению, ни сознание, что Пик и в самом деле неловок и неумел, не могли заглушить во мне негодование. Я должен был уходить. Вообще тяжелые мысли возбуждал во мне Н. Д. Его эгоизм и отсутствие истинной доброты высказываются до того резко и в такой непривлекательной форме, что уж теперь, кроме жалости, я не питаю к нему никакого чувства. Скоро ли вырвусь я из этого ада? Минута, когда я был при Саше во время рвоты, а рядом кричал и придирался к Пику Н. Д., была ужасна. Ну да что записывать. Это не забывается. День был так себе. Хотя Н. Д. и потел, и очень много ел, – но мне кажется, что все-таки все идет неважно!!! Утром я пошел в Burtscheid, потом увлекся, был в Зигель, в лесу, в полях и испытал чудные минуты. Мне обидно и досадно, что я должен поневоле удивляться и негодовать против Н. Д. Но это выше моих сил.

12 авг[уста]. Обошлось. Саше сегодня лучше. Н. Д. хотя ночь, как говорит, не спал, но чувствовал себя недурно. Я опять совершил прогулку в Siegel и опять кофе пил в роще. Вернувшись, застал Н. Д. после потения. Пот был. Он ожидал Шустера. Я пошел к себе и поработал над виолончельной пьесой. Внизу. Купанье. Обед. Пересмеивания с испанскими милыми детками. Campo San grado сегодня не было. Кофе в Elisenbrunnen. Сегодня около четырех русских молод[ых] людей. Прогулка. Дома. Н. Д. дремал в кресле и страшно кашлял. Я написал Эмме (по поводу Сашиных 15 тысяч). Доктор. Ужин. Рамс. Опять сцены с Пиком. Рамс. В 9¼ Н. Д. ушел. Я попал на Hochstrasse в Wintergarten и пил грог. Скучно.

13 августа. Отвратительный день. Н. Д. утром был ничего. Я прогулялся и, возвратившись, застал его за завтраком, но не так, как вчера, а очень не в духе, ибо поту было очень мало. Расположение духа отвратительное, и все виноваты в том, что ему хуже. Мой разговор с M-elle Hostender и ее товаркой. Она раскрыла мне, что такое Шустер. – Оказывается – противный… и больше ничего, хотя как доктор и хорош. Н. Д. хотел было кататься, и в 4 ч[аса] я пришел, но он спал. Я рассказал Саше о мнении других докторов по поводу потенья. Погулял еще. Н. Д. все время и до, и после обеда (он говорил, что аппетиту нет, но съел порядочно) был в сонном состоянии. Во время докторского визита вел себя, как будто мы все, и особенно доктор, сговорились уморить его в Ахене. Это было ужасно тяжело и неприятно, тем более что доктор действительно путал, противоречил себе и окончательно рассердил его, сказав, что, быть может, три месяца продлится болезнь.