Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

Модей и Колей в Великокняжеский парк. Воды. Паня с вечным Тебеньковым (может быть, он прекрасный человечек, но этот вечный tête-à-tête с Паней начинает мне не нравиться). После ужина телеграмма от Н. Д. Кондр[атьева]. Решено ехать. Винт с усилием. Отъезд Тебенькова. Данные ему поручения.

1 июля. Скверно, разумеется, спал и встал с петухами. Воды. Письма. После обеда чуть не заснул внизу на диване. (Тата забавляла нас.) У себя спал до чая. Прогулка втроем (Толя и Модя) на мою запрещенную дорожку. Воды. Я с Модей и Колей на детском балу. Лезгинка. Знакомство с дамой, похожей на Таню. Ужин и небольшой винт. Лег спать рано и отлично спал.

2 июля. Воды. После чая занялся Моцартом. Вдруг визит трех неимоверно глупых господ с просьбой о хоре. Что можно было выдумать более глупого!!! Это все этот несносный г. Волыпевский. С трудом злобу скрыл. Купанье. Поездка с Паней и Колей в самый конец парка Мин[еральных] вод. После обеда ходил к Черной речке и далее по шоссе. После чая ездил с Паней и Модей туда же кататься. Мин[еральные] воды. Беспокойство о Коле, уехавшем верхом и все еще не возвратившемся. Пошли туда. Беспокойство достигло мало-помалу до полного отчаяния. Наконец он появился уже в 9 часов. Мы сидели далеко за глазной больницей в темноте, когда это случилось. Господи, что за радость была! Ужин (повара прогнали, и готовил Степан!). Рано лег. Приходил перед катаньем профессор с стихами. Хорош гусь!

3 июля. Рано встал. Воды. Обычное удирание от генерала Янковского и т. д. После чая едва начал заниматься, – явился этот несноснейший и противнейший г. Волыпевский. Я всячески сдерживал себя, чтобы не наговорить ему грубостей. Куда убежать от подобных людей??? Насилу спровадил. После купанья через Воронцовский домой. Обед Степанова изделья, очень удачный. Боролся после обеда со сном и насилу победил себя. После чая один в Воронцовский. Слушал музыку с Панина глаза. Удиранье от публики в парк. Дома нашел письмо от Тебенькова и заграничный паспорт. После ужина небольшой винт.

4 июля. Воды. Чай. Газеты. В Нов[ом] Вр[емени] меня в первый раз назвали «маститый» композитор. Злился. Письма. Ванна. Толя с Паней у источника. На Торскую дорогу. Спустился влево, к лагерю. После обеда работал Aveverum. Коля Переслени приехал. Чай. На Панин глаз. Смотрели на Толю, который был на Торской горе. Внизу. Фокусник. Недурное представление. Приданое и деньги. Ужинали после представленья.

5 июля. Воскр[есенье]. Пил воды. Заходил к докт[ору] Гейдеману. Простился и заплатил. Дома. Разные деловые занятия. Поручение Алексею. Прогулка по Воронцовскому парку. Визит к проф[ессору] Марковникову. О затмении. Дома. Обед. Гейдеман и Прянишников. Мороженое и какао. С Прянишниковым просмотрели всю Чародейку и уговорились. Чай. Поездка в Зеленый Монастырь. Проводники. Грек. Дома. У нас гости: Прянишников с женой и племянницей, певица Юзефович (оказалась Степовой, товаркой Анны) с учительницей. Пела. Очень хороший голос. Ужин.

6 июля. Воды. Выехали в 10 ч[асов]. Тата (которая в это утро была со мной застенчива) провожала нас немного. Ехали в коляске (Паня, Толя, Коля Пересл[ени] и я). Модест нездоров и не поехал. Разговоры о семье Кондратьевых. Обед в Михайловке. Поезд. Нет мест, но я попал в вагон туза и ехал в нем до Батума. Прощанье. С Толей и Колей до Сурама. Дальнейшее путешествие. Читал. Хорошо было, но под вечер сильная тоска напала. Потом прошло. Я дремал до моря. Любовался морем. Батум. Hôtel Impérial. Ужин. Рядом кн. Чавчавадзе, важный генерал, и его свита ужинали. Помню отлично, все это ровно 10 лет тому назад было!!!???

7 июля. Батум. Вставши и напившись чаю, пошел побродить, а билеты на пароход поручил взять швейцару. Сад у моря в сравнении с прошлым годом заглох и имеет заброшенный вид. Был в порте, пил в кофейне турецкий кофе. Ходил по берегу, вдоль рельсов и дошел до батареи. Жара непомерная. Дома написал Пане письмо. С Алёшей купались. Извощик из орловских мужичков. Завтрак. Опять ходил по городу и турецкий кофе пил. Купил кое-что. Дома. Чай. На пароходе. Вышли в пятом часу. На палубе. Вскоре обед. (Спутники: жандарм с толстой грязной женой и ребенком, те самые, что в мой вагон накануне залезали; армянское семейство с длинноносыми барышнями, молодой человек с черными бакенбардами, приторный, ухаживающий за барышнями; три неопределенных господина в чесунче, один пожилой франтоватый господин, вспоминавший герцога Шартрского и вообще аристократничающий и молодящийся, вот и все, кажется.) Капитан обедал с нами. Он похож на покойного Государя, но очень мал ростом; весьма разговорчив, довольно симпатичен, хотя и недалек, по-видимому. Обычное враждебное чувство к пассажирам. После обеда все время на палубе и разговаривал лишь с Алёшей. Чудесный закат солнца. Чай. Лег спать очень рано, в 10 часов. Так крепко спал, что и не слышал, как мы в Сухуме останавливались и выгружались. Слуга Иван при каюте весьма симпатичен.

8 июля. Встал в седьмом часу. Чай пил один. Читал на палубе бездарную Сожженную Москву Данилевского. Пошел к себе вниз – принялся было за чтение Пугачева Дубровина, но немедленно заснул и около часу спал. Странно это. Писал в зале дневник и письма. Я ухитрился за завтраком сесть в конце; ни с кем не разговариваю и добился полного отчуждения, которое, впрочем, иногда тяготит меня. Вот и изволь плавать между Сциллой и Харибдой. И к знакомствам невыразимое отвращение и ужас, и одиночество тяготит. Ходил, читал, кое-как убивал время. В 2 часа чай пил. В 4½ обед. В ожидании захода солнца ходил по носовой палубе. Наблюдал за лицами. После чая с нетерпением ожидал, когда пойти вниз к себе. Подходили к Керчи, я не дождался и ушел. Но сон был плохой. Что-то вроде зуда крапивной лихорадки во всем теле мучило меня. Окошечко Иван пришел закрыть, ибо грузились углем. Плохо, но кое-как ночь проспал.

9 июля. Встал в 6½ часов. Мы стояли в виду Керчи. Она производит на меня издали впечатление древнегреческого города. Жара. После чая все время сидел на палубе. Глазел на происходившее около нас. (Миленькая блондинка и толстенькая жена помощника капитана.) Пришел маленький пароход с новыми пассажирами. Пошел походить, как тигр в клетке у себя. Довольно много курьезных типов едет с нами. Молодящийся усач (поляк?) один чего стоит! А этот черномазый (типа Шаховского) русский, неустанно болтающий с армянками-девицами и вызывающий постоянный смех старшей из них, толстушки и болтуньи! А сами эти армяшки (впрочем, симпатичные)?!! А г[осподин] Клименкинского типа? А отставной полковник из Баку?