Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

в руке плеть. Нет, этот не поить меня пришел… Господи, если ты и правда есть на небе, дай мне силы ни о чем не просить его!

Человек подошел ближе. В нос ударил запах хорошо выделанной кожи — сапоги на нем были новые. Я судорожно глотнул и, подняв голову, взглянул ему в лицо. Совсем молодой парень, не старше меня, а то и помоложе будет — только-только усы пробились.

Парень подошел ко мне и остановился, широко расставив ноги, уперев руки в бока. И вдруг захохотал, сотрясаясь всем телом. Чего его разбирает?! Но странное дело — хохочет, а глаза грустные…

Вдруг смех прекратился.

— А ну подымайся! — Голос у парня был тонкий, почти мальчишеский. — Ах, мы не можем встать, у нас ножки связаны. Ничего, мы сейчас перережем веревочку. Вставай!

Ноги не слушались меня, затекли и были как деревянные. Я еле-еле поднялся.

— Ну, а почему невеселый? — Парень ткнул меня в живот плеткой. — Слышал, как я веселился? И ты хохочи!

— Воды дай! — прохрипел я.

— Ах, воды! Водички захотел?! Змеиный яд пей, сука!

Я успел увернуться, удар пришелся в грудь.

Парень хохотал, держась за живот и гримасничая. И вдруг замолк, разом выдохнув из себя весь воздух, сжал кулаки и так закусил губу, что на коже под самой тубой остались синеватые ямочки.

И опять ударил меня — в живот. Я корчился, хватая ртом воздух. Повалился на землю лицом в грязь, в навоз. Молчал. Сжал зубы и молчал. А он все бил, все пинал меня, хрипя — какие-то ругательства. Потом то ли устал, то ли ему сапог стало жалко, но он наконец отошел и бросил глухо:

— Вставай!

Я собрал все силы и снова встал на колени. Даже не застонал. Парень вытер с лица пот, пригнулся, заглянул мне в глаза.

— Ну избил я тебя, а что проку? И убью, не будет мне покоя!

— А зачем тебе меня убивать?

— Зачем?

На парня будто кипятком плеснули. Он сграбастал меня, потряс и с ненавистью швырнул на землю.

— Затем, что ты брата моего убил! Безоружного! Невинного!

Из его груди вдруг вырвались какие-то хриплые, лающие звуки. Не хотел показывать слабость передо мной, врагом, но горе оказалось сильнее.

— Не я убийца, парень!..

— Все вы убийцы! Все красные бандиты — убийцы!

— Неправда! Тебя обманули!

— Заткнись! — Он махнул рукой и отошел. Присел на выступ стены и, уже не сдерживаясь, горько, по-детски заплакал.

Я на коленях подполз к нему.

— Послушай!.. Это вранье! Никто из наших не поднимет руку на безоружного!

Он исподлобья взглянул на меня. Ресницы его были мокры от слез…

— Как тебя зовут, а? — спросил я.

— Сапар.

— А меня Мердан. Братишку моего тоже Сапаром звали… Трех лет помер…

— Ну и что? — Сапар тяжело вздохнул. — Трех или двадцати трех!.. Мало ли молодых помирает! К утру и тебя не будет!

— К утру? А чего ж откладывать? — Я заставил себя усмехнуться.

— Брось притворяться!.. Человеку каждый вздох дорог!

— Это конечно…

Сапар сидел опустив голову, уставившись в землю. Кажется, только сейчас дошло до него, что ему предстоит совершить. Я поглядел вокруг. Вроде никого не видно…

— Сапар! — вполголоса сказал я.

Он поднял голову.

— Тебя обманули! Поверь мне, Сапар!

Он глубоко вздохнул и отвернулся.

— Когда его убили?

— Третий день сегодня…

— Ну вот! А наш отряд уж неделя как за станцию ушел!

— А чего ж ты замешкался?

— Так я!.. Я нарочно отстал! Мать хотел повидать. Мать у меня в деревне!

Он покачал головой.

— Голову ты мне морочишь! Ну ладно, пускай не ты убил. Другой какой-нибудь из ваших бандитов! Вы же неверным служите — они вас учат в братьев стрелять. Весь мир перебаламутили, нечестивцы!

Я усмехнулся.

— Эх, парень, сдается мне… не твои это слова… С чужого голоса поешь!..

Сапар пристально взглянул на меня: вот, мол, человек — ему бы пощады просить, а он учить вздумал!

— Мы не воюем против бедняков, наши враги — баи. Ты что — байский сын?

Он покрутил головой.

— Может, твой брат против красных дрался?

— Нет.

— Чего же им тогда его убивать? Ты подумай! Сам подумай — не повторяй байские россказни! Сердце свое спроси.

— Да не прикидывайся ты святым!

— Послушай, Сапар. Вот стояли неподалеку красные — нападали они на деревню, грабили народ? Ну скажи — здесь никого, кроме нас, — скажи — грабили?! Говорили твоему брату: убьем, если с нами не пойдешь?

— Нет.

— Может, подати тяжелые накладывали? Грозили, что убьют, если не выплатишь?

— Нет.

— А если нет, если не было этого, зачем же им брата твоего убивать? Все это баи делают, это они невинных людей губят! Вот и пораскинь мозгами, кто в твоей беде повинен. Мы с тобой бедняки, Сапар. Если уж мы друг друга не поймем!.. Только не думай, что уговариваю тебя, что я смерти боюсь!

— Не бреши — смерти каждый боится! Сладка человеку жизнь. Даже такая, как наша…

— А знаешь, что мой друг говорил: "Смерти страшиться, жизни не узнать!" Помирать, конечно, неохота. Так ведь и ты не заговоренный, хоть и собрался меня убивать.

— Убивать!.. — Сапар горько усмехнулся. — Что я, по своей воле? Мать послала. Если, говорит, кровь Ягмура не будет отомщена, я и в могиле покоя не найду. Третий день плачет… А тут Осман-бай пришел, красные, говорит, брата твоего застрелили! И убийцу, говорит, мы поймали… Вот мать и велела мне идти. Сказала, сама потом придет на труп взглянуть… А я, веришь, три дня как с ними, а хоть бы оцарапал кого… Иду сюда, а ноги как ватные… Вдруг, думаю, убью невиновного? Сказал, чтоб анаши дали. После нее все нипочем стало, кого хочешь прикончу… А вот сейчас, как стал в себя приходить…

Он покрутил головой и замер, прижавшись лбом к своему колену.

— На брата твоего им плевать, они к крови тебя приучают!

Сапар не ответил. Потом спросил, пристально глядя мне в лицо:

— Слушай! Только скажи по совести, правду скажи, не бойся. Вот если придут ваши, узнают, что я тебя прикончил, — что мне будет?

— Расстреляют.

Он вытаращил глаза.

— Расстреляют?!

— Конечно. Осман-баю красные не поверят.

— Да… — Он откусил кусочек соломинки, которую держал в руках, сплюнул с ожесточением. Я видел, что парень колеблется.

— Уходи ты от них, Сапар! Пойдешь за Осман-баем, тоже невинных губить станешь. А наши — если найдут убийцу — отомстят за твоего брата! Я не хвастаюсь, Сапар! Если повезет мне, если в живых останусь — я этого добьюсь!

Он молча присел на выступ стены.