Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

В конце концов, как пишет Тацит, Сенека спас ситуацию, предложив идею, ставшую для Агриппины роковой. Он послал Акту в императорские покои, чтобы та шепнула Нерону на ухо, что, если он совершит инцест со своей матерью, опасность будет угрожать не только ей, как его любовнице, но и ему самому: ни один солдат Рима, даже самый преданный преторианец не последует за императором, разделившим ложе со своей матерью. Акта придала всему этому большое значение, по указанию Сенеки добавив, что Агриппина уже распространяла такие слухи и даже хвастается этим при любом удобном случае[711]. Безусловно, это полная чепуха. Зачем Агриппине, которая могла быть какой угодно, но точно не глупой, так пятнать свою репутацию? Именно ее хорошие отношения с преторианцами были тем самым козырем в рукаве, который она всегда могла разыграть.

Все это кажется очень надуманным, и вряд ли возможно допустить, что Нерон поверил этим наветам, если их изложили ему именно так. Якобы весьма легкомысленное отношение Агриппины к теме кровосмешения в сочетании с проблемой, которую отметила Акта, будто Нерон в случае инцеста рискует потерять столь важную для него поддержку солдат, а также давление на бесхребетного императора жаждущей официального брака Поппеи – единственные крохи в древних текстах, объясняющие первый крупный переломный момент в жизни Нерона. Что случилось дальше, знает каждый: Нерон убил свою мать.

Свободен от оков

Пренебрежение происхождением (59–62 гг.)

23 марта 59 года

Деревянные ворота с громким треском ломаются. На дворе глубокая ночь. Сюда явился враг, а не друг, и к тому же не тот вольноотпущенник, которого Агриппина послала к Нерону несколько часов назад. Ни она, ни ее рабыня не осмеливаются выглянуть в окно спальни и узнать причину шума. Агриппина совершенно измотана, но о сне не могло быть и речи. С освещенного факелами двора в комнату доносились неистовые крики и лязг оружия. То были голоса рабов, которые жили и работали на вилле. Они звучали сердито, но не похоже, чтобы кто-то поднял оружие против незваных гостей. Кто они? Раздался еще один голос, громче других, повелевающий, вопрошающий. Рабы замолчали, один из них ответил, затем наступила тишина.

Внезапно дверь спальни распахнулась. Агриппина и ее рабыня вздрогнули. В коридоре показались слуги, которые с тревогой заглядывали в комнату госпожи. Трое мужчин вошли и молча приблизились к кровати, на которой лежала Агриппина. Их предводитель носил одежду зажиточного обывателя. Двое других были солдатами, но не преторианцами. Неподалеку в Неаполитанском заливе находилась крупная военно-морская база Мизен. Возможно, они пришли оттуда. Один из мужчин нес дубинку – зачем? Рабыня Агриппины медленно поднялась с табурета, на котором сидела, и, не сводя глаз с незнакомцев, вышла из комнаты. Что бы здесь ни происходило, это не ее война. Агриппина что-то сказала, но слова не доходили до сознания рабыни.

В коридоре за дверью стояли еще несколько солдат с обнаженными мечами. Некоторые из домочадцев держались за руки. Агриппина не была плохой госпожой, судьба каждого из них могла сложиться куда хуже. Рабыня прислонилась к холодной каменной стене и медленно опустилась на корточки. Тяжелая деревянная дверь снова захлопнулась, Агриппина осталась за ней наедине с тремя мужчинами. Теперь ее голос был слышен снаружи, только очень тихий и неразборчивый. Глухой удар, похожий на звук падающей с рыночного прилавка на улице тыквы, заглушил то, что Агриппина хотела сказать. Упал предмет мебели, разбилось вдребезги стекло, раздался короткий вскрик. Через несколько мгновений дверь открылась, и вышли трое мужчин, на дубинках и мечах блестела кровь. Во дворе стояли лошади. Рабыня Агриппины наблюдала, как убийцы уезжали по прибрежной дороге в Байи. В Байях, всего в двух километрах от места преступления, император ожидал новостей[712].

Убийство матери

Агриппина была убита по приказу Нерона в 43 года на вилле, принадлежавшей императорской семье, в Баули, на территории современной бухты Поццуоли, к северу от Неаполитанского залива. Это одно из самых громких преступлений в истории.

Убийства отцов, братьев, собственных детей или других родственников происходили в Риме неоднократно. Однако случаи матереубийства в древней истории крайне редки. Разумеется, всем образованным людям знакомы непростые семейные обстоятельства Атридов, породившие мифологического убийцу матери Ореста, а также история Алкмеона, героя из Аргоса, который убил свою вероломную мать по приказу оскорбленного отца. Кроме того, эта тема не раз возникала в эллинистических правящих династиях. Считается, что в 284 году до н. э. Клеарх, царь Гераклеи, и его брат утопили свою мать Амастриду в Черном море, а в 101 году до н. э. один из сыновей коварно убил Клеопатру III после того, как она, в свою очередь, попыталась отправить его в мир иной[713]. Никто в Риме не удивился тогда такому повороту событий – ведь при исполненных разврата царских дворах Востока браки между братьями и сестрами также не были чем-то необычным. К счастью, подобное поветрие миновало Рим, и вместо Антония, раба любви Клеопатры VII из рода Птолемеев, верх взял строгий в отношении нравов Октавиан, основавший Римскую империю. То, что римский император в лице Нерона убил собственную мать, было действительно уму непостижимо.

Итак, как же объяснить матереубийство? Во всяком случае, не с помощью литературных преданий. Античные авторы пасуют в вопросе о причинах злодеяния, и современный взгляд также не позволяет сделать однозначных выводов. Стало ли камнем преткновения необузданное желание Нерона заключить брак с Поппеей, против которого выступала Агриппина? Возможно, но прошло еще три года после смерти Агриппины, прежде чем Нерон развелся с Октавией и женился на Поппее. Предполагаемое сексуальное сближение Агриппины с Нероном, вероятно, очень обеспокоило последнего и его окружение, например Сенеку, – если оно носит исторический характер, а не просто стало вершиной созданного гротескного образа Агриппины как какой-то мегеры.

Кассий Дион утверждает, что помимо Поппеи Сенека также подталкивал Нерона к убийству матери. Однако его аргументы удивляют: якобы Сенека хотел отвлечь внимание от обвинений в собственном прелюбодеянии с Агриппиной (в чем Кассий Дион, похоже, убежден) или – объяснение совершенно иного толка! – Сенека будто бы надеялся на то, что Нерон сам погибнет в результате матереубийства[714]. Прежде всего эти интерпретации выставляют в дурном свете Сенеку, с которым Кассий Дион в этом контексте радикально сводит счеты[715]. Здесь прослеживается логика мрачного образа Нерона из III века, эпохи, когда жил Кассий Дион: тот, кто обучал и давал советы Нерону, должен был нести частичную ответственность за то, что в итоге случилось. С одной стороны, Сенека выступал как философ-обвинитель, осуждающий любое тираническое правление, а с другой стороны, именно он превратил Нерона в тирана.