Навола - Паоло Бачигалупи

знаем, что у подчинения и верности есть свои пределы. Публично оставить Наволу без защиты люпари, чтобы отправить их в Мераи, — это станет для него испытанием. Архиномо будут жаловаться, Фурия и ее псы — давить...

— Каззетте следовало давным-давно перерезать ей горло.

— Однако таково наше положение. Желать иного — все равно что закрыть глаза и мечтать, вместо того чтобы встретиться с тигром и его клыками.

— А Давико? — спросила она. — Как он вел переговоры?

Отец не ответил. В темноте я не видел его лица, но чувствовал, что он хмурится. Я ощущал на себе полный любопытства взгляд Челии. Это было едва ли не хуже, чем ее присутствие при обсуждении моих сексуальных предпочтений и талантов.

— Неразумно, — наконец сказал отец.

Это слово было как удар. Я знал, что повел себя неосмотрительно, но какая-то часть моего разума надеялась, что отец хотя бы увидел во мне крепкий стержень. Увидел, что мной нелегко управлять. Пусть я и разочаровал его, но воображал, что он сочтет какой-то аспект моего поведения достойным похвалы.

Таковы дети; мы всегда надеемся на любовь родителей, как бы непокорно себя ни вели. Но слово моего отца было приговором, окончательным, как кинжал султана, прижатый к горлу Перфинас. Он мог с тем же успехом продемонстрировать всем мою окровавленную голову.

Ашья шевельнулась в темноте, шурша шелками.

— Ты все еще относишься к нему как к ребенку.

— Он все еще учится.

— Он вот-вот станет мужчиной.

Вновь повисло долгое молчание. Рука Челии нашла мою руку и сжала.

— Он научится, — наконец сказала Ашья. — Дети ведут себя как дети, а потом, в мгновение ока, начинают вести себя как взрослые, и отцы гордятся ими. Это пройдет. В любом случае, уверена, что ты найдешь решение. Великий Девоначи ди Регулаи слишком умен, чтобы спасовать перед простыми трудностями отцовства.

— Не относись ко мне снисходительно.

При этих словах Ашья рассмеялась, и такого звонкого смеха я от нее никогда прежде не слышал. Она прижалась к моему отцу.

— Относиться снисходительно? К тебе? К Девоначи ди Регулаи? Сфай! Я бы не осмелилась. Великий ди Регулаи тотчас разгадал бы мои уловки, если бы я пожелала отнестись к нему снисходительно.

— Ашья...

— В конце концов, ты самый умный человек во всей Наволе, — сказала она. — Мастер политики и торговли...

— Ашья...

— С бесподобной проницательностью. Разум острый, как костяной нож, быстрый, как серебристая рыбка в воде...

— Прекрати.

— Прекратить что? Я говорю это не потому, что ты мой хозяин, а потому, что это правда.

— Не произноси это слово.

— Какое? Хозяин? Но разве я не твоя рабыня? Разве не ношу шрамы на щеках? Разве не служу и не повинуюсь? Я рабыня...

— Ашья...

— И я довольна, потому что человек, давший мне три-и-три, — мудрее древних отшельников Фусцы. Мой хозяин видит в мире людей больше, чем солнце и луна, вместе взятые. Он торгуется лучше, чем скипианец. Он сильнее, чем бык...

Внезапно отец сделал резкое движение. Ашья ахнула. Их тени слились.

— Рядом с тобой очень трудно мыслить ясно, мити. — Голос отца был низким и хриплым.

— Я... Ай... — Дыхание Ашьи стало прерывистым. — Я забыла свое место.

— Когда это ты забывала что-либо?

Зашуршали шелка, и Ашья задышала еще быстрее.

— Пощады, патро!

— О? Теперь ты молишь о пощаде?

Отец что-то сделал, и Ашья снова ахнула.

— Я была... дерзкой.

— И хочешь искупить свою вину?

— Да. — Ее дыхание было хриплым и отчаянным. — Ай. Да. Позволь мне ублажить тебя, патро.

— Ай, мити. Ты слишком хороша для меня. — Я слышал улыбку в отцовском голосе.

Ашья снова ахнула.

— Ты слишком хороша, — повторил он.

Зашуршали шелк и парча. Дышащие тени слились в единое целое.

Челия хотела задержаться, но я утащил ее прочь, оставив отца и Ашью заниматься любовью.

— Что ж, — сказала Челия, вынув из волос лепесток розопада, — это было в высшей степени познавательно.

— Не думаю, что нам следовало так поступать.

— Сфай, Давико. Ты знал, что у тебя есть брат?

— Нет.

На мой взгляд, это была самая малозначимая новость из тех, что я услышал в этот день. Сейчас мне хотелось только одного: сбежать с праздника. Оказаться подальше от всех этих людей, от их желаний, интриг, секретов — и в особенности от их мнений обо мне.

— Бастард... — Челия задумчиво прищелкнула языком.

— Ты все еще об этом думаешь?

— А ты нет? — Ее совершенно не тревожило, что мы подслушали интимную беседу отца с Ашьей. — Каззетта! — воскликнула она. — Он не может не знать сына твоего отца.

— Или дочь.

— Най. — Она покачала головой. — Бастард — это сын. Девочка... Мы не бастарды. Мы ничто.

— Это неправда.

Она пронзила меня взглядом.

— Чи, Давико. Ты ребенок. Бастард — это определенно мальчик.

— Ну, вернись и спроси отца, если тебе интересно.

— Это должен сделать ты, — серьезно возразила она. — Тебе следует выяснить. Однажды этот бастард может оспорить твое наследство. Объявится и займет твое место. Скоро твое Вступление, и тебе стоит подстраховаться.

Я помотал головой:

— И как мне объяснить такой вопрос? Отец сразу все поймет по моему лицу. Узнает, что мы за ним шпионили.

— Разве тебе не любопытно? — поддела она меня.

— Может, он мертв, — предположил я. — Мой старший брат умер от скипианской лихорадки, а младшая сестра — от «синих цветов», вместе с матерью.

— Чи, — укорила меня Челия. — Ты глупец. Разумеется, он жив, иначе Ашья не заговорила бы о нем. Ее не волновали бы прежние любовницы отца и семя, которое он посеял, если бы все давно умерли. Его член занимался делом...

— Ну хватит! Пожалуйста.

Она всплеснула руками:

— Ладно! Хватит. Хватит бастардов. Хватит думать. Хватит смотреть в тени. Хватит знаний.

И ущипнула меня.

— Ой!

— Тебе следует прислушаться ко мне, Давико. Я мудра.

Я потер предплечье там, где она ущипнула.

— Ум у тебя уж точно изворотливый.

— Тебе следует спросить у него.

Она хотела снова ущипнуть, но я увернулся.

— Най. Это будет глупо. Это лишь докажет, что мы подслушивали. — Я вновь уклонился от ее руки. — Если бы он хотел, чтобы я знал про брата или сестру... Ай! Прекрати!.. ...То давно сам бы мне рассказал. — Я поймал ее запястья и стиснул вместе; она сопротивлялась. — Сентими50. В любом случае я не смогу понять, правду он говорит или лжет. Он слишком опытен.

— Значит, просто сдашься?

— Я этого не говорил.

— Най? — Челия перестала бороться, и по ее лицу расплылась понимающая улыбка. — Ай. У тебя есть идея. Расскажи.

— Может, и есть. Я не знаю. — В моем сознании зрело зерно вероятности, но я не хотел ничего говорить Челии, опасаясь, что она станет давить еще сильнее. — Подождем несколько дней. Посмотрим.

Глава 22

Если кто и знал о тайных любовных увлечениях и внебрачных детях, так это Аган Хан, человек, долгие годы охранявший отца во всех его путешествиях, на всех встречах и свиданиях. Аган Хан не мог не ведать об этом, подобно тому как сопровождавший меня Полонос лучше, чем ему самому хотелось, разбирался в белых тополях и грибах. И Аган Хан, в отличие от Каззетты, вряд ли воспринял бы мои вопросы как ниточку, потянув за которую можно добраться до моего отца.

Я нашел Агана Хана в сумрачной комнате отдыха нашей стражи, где запахи промасленной кожи и наточенной стали мешались с запахом пота людей, разогретых тренировочными боями на мечах. На выстроившихся вдоль стен подставках тускло поблескивали клинки и арбалеты.

Когда я пришел, Аган Хан наставлял Полоноса и Релуса, как организовать охрану дома во время моего Вступления и как предотвратить кражи — мы уже недосчитались сосудов с вином и свиных боков по вине лишних слуг. Но это быстро перешло в дискуссию о том, как нашим стражникам надлежит встречать и обыскивать гостей. Насколько я понял, имел место инцидент с послом Гекката, страны, где воцарился очередной диктатор. Посол оскорбился.

— Эта блоха? — воскликнул Полонос. — Почему?

— Вы обыскали