От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе - Терренс Рил

конец нашего небольшого полукруга из мужчин, где осталось незанятое место.

— Угу, — говорит он.

— Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и пригласили отца прийти и сесть на этот стул, чтобы вы могли с ним поговорить.

— Вообще-то, он уже умер, — сообщает мне Тед.

— Не важно, — отвечаю я. — Вообще-то, так наша работа становится еще важнее.

Тед с закрытыми глазами напрягает плечи.

— Попросите вслух, — прошу я его.

Он слушается. Сквозь сомкнутые веки Тед мысленным взором рассматривает своего отца, который сидит на стуле напротив. Он не спешит.

— Что вы чувствуете, когда смотрите на него?

— В основном меня просто тошнит, — отвечает он.

— Это стыд. Такая тошнота — это чаще всего сексуальный стыд.

— Вот сукин сын, — бормочет Тед, ни к кому не обращаясь. Начинает слегка раскачиваться, в уголках закрытых глаз видны слезы. — Вот сукин сын. — Теперь он раскачивается сильнее. — Знаете, что он делал? Он таскал меня с собой к своим треклятым подружкам.

— Что?!

— Сажал меня там смотреть мультики или играть.

— Сколько лет вам было?

— Я сидел в гостиной. — Тед не обращает на меня внимания. — Я слышал их в спальне.

— И каково вам было?

— Страшно, — вспоминает он, заново переживая те минуты. Он говорит словно в глубоком трансе, он погружен в прошлое. — Эти звуки. — Снова сокрушенная улыбка. Он качает головой. — Я был совсем маленький, совсем ничего не знал. Мне было страшно, что он делает ей больно. — Тут снова по его лицу потекли слезы. — Я был один.

— Тед, мне вас очень жалко.

— Потом он выходил и говорил: «Ну, пусть это останется между нами». Сукин сын. «Между нами, мужчинами».

«Маме не говори», — вспоминается мне.

— «Никому ни слова, никому». — Тед склоняет голову. — Разве можно так поступать? Разве можно так обращаться с мальчонкой?

— Скажите ему, — говорю я.

— Что?

— Скажите своему отцу.

Тед, по-прежнему закрыв глаза, в воображении смотрит на пустой стул перед собой.

— Отец, сукин ты сын, ты, ты… — Слезы душат его. Он наклоняется, хватается огромными руками за голову. — Как ты мог? — рычит он сквозь слезы. — Папа, ты научил меня этому. Ты научил меня этому. Некоторые отцы учат детей бить по мячу. А ты научил меня…

Он сгибается пополам и горько плачет без слез.

— Дайте себе волю, Тед. — Я наклоняюсь к нему и кладу руку ему на плечо. — Оплакивайте себя.

Этот могучий человек рыдает, и все его тело сотрясает дрожь.

Мы ждем — и я, и все остальные участники группы. Ждем, когда эти волны накатят и отхлынут.

— Ваш отец был эротоман? — спрашиваю я Теда.

— Думаю, да, так и было. — Он не поднимает головы.

— И вы тоже эротоман.

— Да, так точно, я знаю, что это правда.

— Что там ваша тошнота?

— Плохо.

— Тед, как звали вашего отца?

— Уильям.

— Тед и Уильям. Будто на вывеске. «Династия эротоманов с такого-то года».

Он открывает глаза и смотрит на меня.

— Тед, вы просто занимаетесь семейным бизнесом.

— Не хочу.

— Хотите уволиться?

— Да, хотел бы.

Мы смотрим друг на друга в упор.

— Хорошо. Снова закройте глаза и посмотрите на отца.

Он так и делает.

— Скажите ему, — подталкиваю я его.

— Что сказать?

— Что хотите, — говорю я. — Что он хочет услышать. То, что нужно услышать в вашем разговоре с отцом тому маленькому мальчику.

— Я любил отца, — говорит он мне.

— Правда? Правда? Хорошо, тогда с этого и начните. Скажите это ему.

Тед расправляет могучие плечи, но голос у него тоненький.

— Я люблю тебя, папа, — говорит он, сдерживая слезы. — Мне тебя не хватает. Отец, мне правда тебя не хватает. — Он сгибается пополам, смотрит снизу вверх закрытыми глазами. — Но вот что я тебе скажу, старик. Я ни за что на свете не хочу быть тобой.

Все мы молчим, чтобы это улеглось как следует.

— Все позади, — подхватываю я за него, словно актер, озвучивающий его внутренний голос.

— Все позади, папа. — И улыбка. — Наши маленькие шалости.

— Что он сейчас делает?

— Слушает. Просто слушает.

— Он знает, — догадываюсь я. — Знает, что все позади.

Тед пристально «смотрит» на воображаемого отца.

— Представляете, — говорит он мне, — по-моему, он правда знает.

Затем в ходе сессии я прошу Теда мысленно собрать во­едино весь тот сексуальный стыд, который изливали на него в детстве.

— Ваш отец вел себя бесстыдно. Он излучал стыд, которого не чувствовал, и вся эта радиация попадала прямо в вас.

— О господи, — говорит Тед.

— Этот стыд вливался в вас, Тед, и вы жили с ним всю жизнь.

— Верно, — говорит он мне. — Я был в ужасе. Мне было так стыдно за него, как он вел себя с официантками и вообще. Мама сидела тут же, а он…

— Скажите ему, — подталкиваю его я и для примера произношу: — «Отец, когда ты тащил меня за собой в свою омерзительную жизнь, ты заставлял меня стыдиться. Я впитал твой сексуальный стыд, и с тех пор он больше не покидал меня».

Тед повторяет практически слово в слово.

— «Я убегал от своего стыда при помощи отвратительных поступков».

Он снова повторяет мои слова, и теперь, когда он оказывается лицом к лицу с отцом, его голос крепнет.

— Точно так же, как ты, — говорю я.

— Точно так же, как ты, — повторяет Тед.

— Я больше не стану твоим спутником, — говорю я.

— Ы… — выдавливает он.

— Хорошо, — говорю я. — Ощутите это.

— Я больше не стану… — начинает Тед. — Папа, сукин ты сын. Я больше не буду твоим маленьким приятелем. Я всю жизнь воплощал твое сексуальное бесстыдство, и оно ранило всех, кого я люблю, — говорит он отцу с моей подсказки.

— Я возвращаю тебе твой стыд, — продолжаю я.

— Я возвращаю тебе твой стыд.

— Я возвращаю тебе твою распущенность, — говорю я.

Тед качает головой — слез больше нет, только решимость.

— Отец, — говорит он ясно и твердо. — Я больше не могу этим заниматься. Извини.

— Я возвращаю тебе твой стыд, — повторяю я.

— Что? — спрашивает Тед.

— Я хочу, чтобы вы мысленно собрали воедино весь стыд и все сексуальные импульсы, которые впитали, всю эту липкую дрянь, которая засела у вас в теле, скатали в большой шар и вручили ему.

Тед несколько мгновений сидит тихо, потом протягивает руки, будто в них что-то есть.

— Возьми это, папа. Забери себе. Это твое.

На глазах у него выступают слезы, но он тверд.

— Это было твоим с самого начала.

— Это никогда не относилось к вашей истинной сути, Тед, — говорю я ему. Мы молчим. — Вы больше ничего не хотите ему сказать?

Тед довольно долго смотрит на отца.

— Мне тебя не хватает, — мягко говорит он наконец. —