От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе - Терренс Рил

Может быть, вам предлагали те или иные привилегии либо кто-то из родителей — или оба — служили для вас примером такой привилегированности? Если вам трудно выявить у себя поведенческую закономерность, говорящую о самовлюбленности и чувстве собственного превосходства, послушайтесь моего совета, спросите партнера. Очень может быть, что у него будет что сказать по этому поводу! Выслушайте все с открытым сердцем.

Итак, если вы постоянно повторяете одни и те же отвратительные поступки и это коренится в отношениях с человеком, который был вам противен, вам будет нетрудно пробудиться, осознав, что вы это повторяете, — нередко это связано с шоком — и отбросить такое поведение, возможно, даже навсегда. Но если поведение для вас способ присо­единиться к идеализируемому или любимому отцу или матери — в их обиде, горе, отчаянии — будьте осторожны. Отход от привычной позиции может ощущаться так, словно вы предаете отца или мать, даже бросаете их на произвол судьбы, а это станет триггером горя и иногда даже чувства вины. Кто вы такие, чтобы позволить себе быть счастливее, чем ваши любимые мама и папа, с которыми вы выросли и которых теперь оставляете в прошлом? Джулия и Джордж. Это было бы чудесно

На нашей сессии с Джулией и Джорджем Джордж только что дал честное слово уволиться с работы, где рабочая неделя составляет восемьдесят часов, ставить будильник на пять утра, чтобы вместе с женой делать зарядку, и в целом быть рядом с Джулией и их детьми, чего он не делал уже лет десять. Джулия относится к этому скептически. Я ее понимаю, но тут она не права: Джордж отвечает за свои слова. Я это чувствую. Джордж предлагает Джулии все, о чем та просила годами, но Джулия закутывается в защитный покров недоверия и упорно продолжает жаловаться и предъявлять претензии.

Итак, мой вдумчивый читатель, как вы наверняка уже понимаете, я задаю Джулии простой вопрос:

— Кто в вашей семье, когда вы были маленькая, был особенно обидчивым?

Задавая этот вопрос, я ищу тот пример, на который ориентировался ее Адаптивный Ребенок в своем формировании. И верно: вечно недовольная мать Джулии непрерывно, громогласно и едко жаловалась на мужа всем встречным и поперечным, в том числе маленькой дочери, которая, что предсказуемо, жалела маму.

— Все отношения, — говорю я Джулии, — это бесконечный танец гармонии, дисгармонии и восстановления. — (Она смотрит на меня с интересом.) — Джордж только что предложил вам восстановление. Исполнит ли он свое обещание? Время покажет. Но если вы, Джулия, уступите и дадите мужу возможность восстановить ваши отношения, вы оставите свою несчастную мать в прошлом.

— Это было бы чудесно, — сообщает мне Джулия и вдруг — что на первый взгляд явное противоречие — ударяется в слезы. — Мне бы этого хотелось, — говорит она, рыдая.

Прощай, мама. Прощай, папа. Это, пожалуй, и есть настоящий смысл психологической индивидуации, сепарации, как выразились бы многие психологи. Подлинная работа по отходу от родительской матрицы и превращению в человека, который принадлежит самому себе, — это разбор наследия, в результате которого можно преднамеренно и осознанно передать дальше добрые традиции и убеждения, которыми вы гордитесь, а ненужные традиции, заложенные в реакциях вашего тела, вашего Адаптивного Ребенка — уникальные контуры вашего сознания «Я и Ты» отправить на покой.

Согласно индивидуалистическому мифу, чтобы быть взрослым, надо сепарироваться от родительской семьи, особенно от матери. Я предлагаю вместо этого мифа новую парадигму. Чтобы ребенок достиг зрелости, отношения родителя и ребенка надо перенастроить, чтобы новые отношения были достаточно просторными и вмещали растущие способности ребенка. Но никому не надо никого бросать. Приключенческие истории о мальчиках от Парсифаля до Бемби печально знамениты тем, что начинаются со смерти их матерей. В этом нет необходимости. Матери, держитесь поближе к сыновьям, просто не обнимайте их так крепко, что они не смогут расти. * * *

«Семейная патология — словно лесной пожар, который пожирает все на своем пути, пока не найдется кто-то, кто повернется и встретит пламя лицом к лицу». Что именно это означает? Это означает, что надо обращаться к своим многочисленным внутренним детям, выводить их на поверхность, давать им право голоса, любить и в конечном итоге понизить их в звании. Мы достигаем зрелости, когда работаем со своим Внутренним Ребенком сами, не навязывая эту заботу своим партнерам. Когда ваш Внутренний Ребенок начинает пинаться (то есть когда вы подвергаетесь триггерному воздействию травмы), повторяю: обнимите его, усадите себе на колени, выслушайте, что он хочет сказать, проявите любовь и эмпатию — и отдерите эти липкие ручонки от руля. Понизьте внутреннего ребенка в звании. «Нет, тебе нельзя вести автобус. Это делаю я, Мудрый Взрослый».

Когда мы с Белиндой ссоримся, я прямо представляю себе маленького Терри, своего Внутреннего Ребенка лет восьми. Мысленно я ставлю его себе за спину, он может держаться за мою рубашку. Я с ним договариваюсь: между энергией ярости, которую мечет в мою сторону Белинда, и крошкой Терри стою я, взрослый. «Мое большое тело, моя крепкая спина защитят тебя. Я как Супермен, который распахивает плащ, чтобы погасить удар, погашу энергию Белинды и защищу тебя. А ты, крошка Терри, в свою очередь позволь мне иметь дело с Белиндой. Сам даже не пытайся. Я могу сделать это лучше тебя».

Полюбить, суметь выслушать, проявить сочувствие и в дальнейшем понизить в должности наших внутренних детей, наши адаптивные или раненые ипостаси — да, задача не из легких. Как же это делается? Дезире и Хуан. «Не смей кричать на моего мужа»

Дезире с ее торчащими черными волосами, в тугих рваных джинсах и белой футболке, оттеняющей еще более бледную кожу, выглядит не на тридцать, а едва на шестнадцать. С первого взгляда видно, что она упрямая и сексуальная, — два качества, которые я беру на заметку для дальнейшего изучения.

Рядом с ней сидит ее партнер Хуан — латиноамериканец, под сорок, — и внимательно смотрит на меня, раскрыв наготове на колене кожаный блокнот с занесенным над ним карандашом, только и ждет, когда сможет записать все важное, что я скажу или сделаю. Я подглядываю и вижу, что странички его блокнота — из миллиметровки, на случай, если у него появится порыв перейти от слов к формулам или начертить табличку на скорую руку. Как я узнаю вскоре, Хуан — инженер.

Я думаю, что они, наверное, взаимодополняющая пара: она обеспечивает искрометность, он — стабильность. Я думаю, что Дезире сейчас начнет жаловаться на то, что ее муж замкнутый и неласковый. Мысленно я уже представляю себе, как работаю с ним, как помогаю раскрыться.

Великий итальянский терапевт Джанфранко Чеччин часто говорил: «Люби свою гипотезу [6], пылай страстью к своей гипотезе, только не женись на ней». Моя инстинктивная догадка угодила мимо цели. Проблемой был не Хуан, проблемой была Дезире — причем так считали оба. Дезире была скандалисткой, взвивалась по поводу и без, устраивала безобразные сцены в ресторанах и драмы дома, выбегала вон, хлопала дверьми, выкрикивала эпитеты и швырялась предметами.

— Вы можете устроить всем веселую жизнь, — осторожно замечаю я.

— Еще какую! — Она с энтузиазмом кивает. Подобно большинству абьюзеров, и физических, и вербальных, Дезире зависима от любви. Подобно большинству партнеров, склонных к избыточным реакциям, она плохо умеет ставить границы и совсем не защищается. Тонкокожая, легковозбудимая, обидчивая. Когда Хуан пытается от нее дистанцироваться, разорвать их связь, извиниться перед ее врагами, заставить ее замолчать, она отвечает на это одной-­двумя минутами крайнего огорчения, за которыми нередко следуют многочасовые истерики и оскорбления.

— Кричите? — спрашиваю я.

— Еще бы.

— Хлопаете дверьми, бросаетесь чем попало?

— Бывает.

— Обзываетесь?

Она наклоняется ко мне:

— Да, причем в адрес