Голод. Одержимые - Любовь Попова

него взглянуть, как он потащил меня за волосы и уложил животом на подлокотник дивана, который мы три дня выбирали вместе. Он рвал на мне домашний халат, не обращая внимание на то, как сильно ткань впивается в кожу. Он не замечал ничего, дикое желание довлело над ним, и мое сопротивление, крики только распаляли его.

— Сейчас посмотрим, у кого тут вялый. Всю душу мне вытрясла. Превратила в задрота. Ненавижу тебя! Убил бы, сука, но просто трахну…. Не ной!

На мою просьбу прекратить, он только ударил меня по щеке и сказал:

— Я не для того с тобой возился, чтобы хоть раз нормально не трахнуться, а потом гуляй, как ветер.

Даже не позаботившись о смазке, Макар впихнул полу-вялый член в сухое, узкое влагалище. Было больно. Адски. Внутри все жгло и только ежедневный секс спас меня от разрывов.

Впервые с ним было больно.

Но на мой крик: «отвали урод!», он только вдавил мое лицо в диван ногой и засадил глубже.

Я его оправдывала. Даже в тот момент я понимала, что сама привела его к этой стадии, когда все нормы морали и любовь умирает. Умирает, возрождая внутри что-то грязное, мрачное, порочное. И я терпела. Ревела белугой, чувствуя, как кожа дивана неприятно трет щеку, как Макар с ревом толкается в меня подобно чудовищу. Хочет сожрать. Не оставить живого места.

Он кончил мне во влагалище, залил так обильно, что стекало по голым ногам.

Но Макару было мало.

Я выла от боли, пока он растягивал мне анус, грубо пихая туда головку, я выла и винила во всем себя. Я и только я довела адекватного мужика до состояния зверя.

Он протолкнул член до конца и заглушил мой крик рукой. И начал снова двигаться. Вдалбливал меня в диван, пихал мне пальцы в рот и все повторял как безумный:

— Кончай, сука, кончай! Я вырву тебя из себя. Ты — зараза, ты сдохнешь.

Залив меня спермой, он заставил вылизывать его член до блеска.

— Зачем, — вскричала я, когда он, натянув джинсы, футболку направился к выходу. Оставил меня лежащей на полу у дивана умирать.

Он остановился.

Точно так же, как я несколько месяцев назад, но не повернулся. Не пожалел.

— Чтобы у тебя и мысли не возникло ко мне вернуться. Думаю, теперь у тебя двойной повод меня ненавидеть. Финита ля комедия, моя милая.

И я бы хотела возненавидеть его. Ведь он изнасиловал меня. Впервые за все время изнасиловал. Сделал больно. На церемонился. Драл как суку, насаживая на свой огромный х*р. Стягивал шею пальцами и долбился в рот.

И я бы хотела его возненавидеть, но не смогла.

Почему-то в общежитии в тот день на глаза попался крюк. Тот самый, на котором висела Даша.

Я долго на него смотрела, как вдруг в комнату вошла она сама.

Она вернулась. Она пришла в себя. Спустя столько времени. И именно Даша после моего краткого рассказа предложила пойти к психологу. Дала визитку. И именно психолог, разговаривая со мной две недели, предложил съездить отдохнуть. Выкинуть Макара из головы и начать новую жизнь. Давид оплатил все.

Предлагал поехать вместе, но Майя была на сносях, и я бы просто не смогла находиться с ними, такими счастливыми. Когда жизнь дерьма, на счастье смотришь с большим трудом.

Услышав вызов на свой рейс, я взглянула на выход. На людей, как муравьев, спешащих по своим делам и самолетам. Смешно думать, что Макар прибежит по мне. Что упадет в ноги и начнет молить о прощении. Смешно. Я одна. Значит пора привыкать справляться со всем самостоятельно.

Я подтягиваю сумку и иду к автобусу, который отвёз нас к трапу самолета.

Тот уже заправлен и готов лететь в Арабские Эмираты.

Глава 45. Макар

Когда жизнь катится прямым рейсом в задницу, стоит включить музыку. Просто, чтобы заглушить орущих в голове тараканов. Бл*. Я больной.

Я от жесткого секса, если таковым его можно было назвать, кайфанул так, как ни разу за эти полгода. Потому что спонтанно, потому что с эмоциями, потому отключил мозг.

Только желание. Лютое. Животное. Только похоть. Красной пеленой она перекрыла доступ крови от мозга к члену. В душе не осталось ничего. Только жажда. Только голод.

Пью рюмку за рюмку в пропахшем кальяном клубе Богдана, как вдруг кто-то выхватывает стакан из руки.

— Эй! Я отдыхаю!

— Я думаю, тебе достаточно, — слышу сквозь шум мыслей мужской голос. Краем сознания понимаю, что Самсонов решил доброе дело сделать. Но кулаки чешутся и хочется подраться. А может быть, хочется, чтобы меня избили.

— Да пошел ты… — вырываю рюмку из пальцев, пью залпом и разбиваю об его голову. Вижу, как в его глазах полыхает пламя.

Давай же мужик. Вбей кулак мне в глаз. Разбей нос. Снеси к черту голову. Там все равно уже пусто. Василиса полгода выедала ложечкой мозг.

Он хватает меня за волосы и бьет рожей о барную стойку, кажется, из дуба. Пофиг. Главное твердо. Главное по мозгам.

Даже не сопротивляюсь, улыбаюсь, когда прилетает удар по носу. Потом в солнечное сплетение. Кровь хлещет с носа, в глазах искры, но я снова скалюсь, и глумливо шепчу «еще».

Еще. Больше боли. Больше кайфа. Больше крови. С того дня начался мой марафон.

Я хожу по барам, нарываюсь на драки, на ранение ножом, на игру в русскую рулетку.

Пора сдохнуть. В моей жизни не осталось ничего. Вася кинула меня. Вернее, я кинул ее на диван и трахнул насухо, какая уж после этого любовь. А клуб просто скоро начнем полыхать синим пламенем.

Я в такой глубокой жопе, словно растраханной негром. И просвета не видно. Ау…. Ау… Сдохнуть! Просто сдохнуть и забыться.

* * *

Просыпаюсь в чьем-то доме.

С трудом поднимаюсь на чистой кровати. Запах такой. Домашний. В моей берлоге давно дерьмом никотиновым воняет. Смотрю