Танец змей - Оскар де Мюриэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она располагалась этажом ниже, ее широкое окно выходило на дорогу. Мутные, зацарапанные окна приглушали свет и без того вялого зимнего солнца, и витающие в воздухе пылинки вызвали у меня ощущение, будто я вхожу в затянутое туманами болото. Тусклые зеленоватые оттенки истрепанных ковров и мебельной обивки лишь дополняли это впечатление.
Кроме меня, здесь был только тучный пожилой мужчина, задремавший с газетой в руках, так что я расположился со всеми удобствами.
В комнате стоял высокий книжный шкаф, пыльный, как древнеегипетская гробница, и набитый книгами с абсолютно выцветшими корешками – к ним, вероятно, не притрагивались годами.
Я тщетно высматривал хоть что-нибудь, чем можно было бы увлечься – один титул хуже другого, – как вдруг…
Я не сдержался и ахнул. Взгляд мой упал на потертый томик, на корешке которого золочеными буквами было написано: «Страницы из дневника нашей жизни в Шотландском нагорье».
Я снял книгу с полки и раскрыл ее – лицевая сторона обложки при этом чуть не оторвалась. Титульный лист оправдал мои ожидания:
ВОСПОМИНАНИЯ КОРОЛЕВЫ ВИКТОРИИ О ПРИНЦЕ-КОНСОРТЕ
Это была первая книга королевы!
Меня отнюдь не удивило, что экземпляр ее хранился даже в такой заштатной гостинице. Этот исполненный себялюбивых пассажей, отвратительно написанный кирпичик когда-то продавался многотысячными тиражами – вся Британская империя жадно выуживала из него подробности предполагаемого романа ее величества с ее слугой Джоном Брауном. Даже леди Энн хранила в своих домовладениях по экземпляру – купленному с рук на вес вместе со случайным набором других изданий, поскольку это была одна из тех некогда нашумевших книг, никому более не интересных.
Томик был увесистый и зачитанный, поэтому я положил его на стол, где смог бы перелистывать страницы одной рукой. Я почти не сомневался, что ничего полезного в нем не найду, но так буду хоть чем-то занят.
Занят, но не доволен. От слащаво-сентиментальных описаний пейзажей, дворцов и людей, танцующих шотландский рил и польку, меня вскоре одолела зевота. Особенно раздражение вызывало ее пристрастие перечислять по именам всех лордов и сэров, которые хоть раз одалживали ей свои экипажи, – большинство из них были дальними родственниками королевской семьи, не представлявшими никакого интереса для основной массы простонародья.
А еще волынщики! Бесчисленное количество страниц она посвятила проклятым, ненавистным волынщикам. «Они очень часто играли за завтраком, потом чуть позже, во время ланча, и всякий раз, когда мы выходили на прогулку…» И именовала она их непременно с большой буквы «В», словно они были когортой высочайшего духовенства.
Ближе к концу я уже рычал от злости. Та же самая капризная особа, что распиналась о невероятнейшей красоте Инверарея, чистейших озерах и превосходнейших лесах, подписала и мой смертный приговор после того, как ей не удалось связаться со своими наиболее доверенными ведьмами.
Я уже занес было руку, чтобы захлопнуть книгу, но внезапно взгляд мой упал на пассаж, который сплетницы наподобие моей мачехи, несомненно, зачитали до дыр. И даже в этом экземпляре книги та самая страница была самой захватанной, куда темнее прочих и держалась на последнем стежке. В пассаже упоминалась фамилия «Браун», за которой следовала «сноска», занимавшая большую часть страницы, отчего собственно текста над ней уместилось всего три строчки. Вот что сообщалось в сноске:
В 1851 году он поступил к нам на постоянную службу и в тот год начал тренировать моего пони и постепенно рос в должности благодаря своему благонравию и уму. Ничто не сравнится с его вниманием, заботой и верностью; и при моем состоянии здоровья, которое в последние годы, к сожалению, ослабло и принесло немало огорчений, подобные качества ценнее всего, и без постоянного сопровождения носителя оных решительно не обойтись. Позже (в декабре 1865 года) он, совершенно заслуженно, получил повышение до старшего слуги и моего личного и постоянного камердинера. У него крайне независимый и восприимчивый дух, характерный для горцев, и он необыкновенно прямолинеен, простодушен, добросердечен и бескорыстен; всегда готов услужить и обладает деликатностью, какая ныне встречается редко. Ему идет сороковой год.
Неудивительно, что поговаривали всякое. Мне вспомнились скандалы, сопровождавшие Ганноверов: бесчисленные списки любовниц, множество аннулированных браков и такое необъятное количество незаконнорожденных детей, что в какой-то момент не осталось ни одного отпрыска королевской династии, способного по закону претендовать на престол. Сама королева Виктория, вопреки ее необъятному самомнению, была зачата по приказу, в наспех заключенном браке, который был устроен лишь потому, что ни один из полусотни ее кузенов не мог по праву унаследовать корону. Ничему это семейство жизнь не учит, подумал я.
Я все читал – в надежде узнать что-нибудь еще, но, кроме раздутой сноски, посвященной ее предполагаемому любовнику, ничего полезного больше не нашлось. На последующих страницах Виктория в изнурительных подробностях и выражениях описывала бал при факелах: горцы танцевали чередуясь и почти без остановки. Она даже перечислила волынщиков – их имена и где им прежде доводилось служить.
Я закрыл книгу, утомленно вздохнул и потер глаза. В комнату вошла горничная, которая принесла для меня очередной чайник горячего чая – премерзкое пойло, – но девушка была так обходительна, что жаловаться я не стал.
– Вы весь день эту книжку читаете, сэр, – сказала она, наклонившись, чтобы забрать остывший чайник, и подмигнула. – Заберите ее с собой. Никто ее не хватится.
– Благодарю, – сказал я, – но в этом нет нужды. – Она принялась зажигать лампы, и лишь тогда я понял, как пролетело время. – Новые постояльцы не прибывали? – осведомился я у нее и встал выглянуть в окно. В небе было черным-черно.
– Нет, сэр. Месяц выдался спокойный. Слишком спокойный.
В груди у меня начало разрастаться зловещее предчувствие, и оно лишь усилилось, когда в комнату, зажигая сигарету, вошел Шеф.
– Уйди, – рыкнул он на горничную, и та присела и вышмыгнула вон. Шеф окинул комнату взглядом, дабы убедиться, что мы одни – задремавший старик давно ушел, и закрыл за собой дверь.
Прищурившись, он уставился на меня, и на миг я решил, что сейчас он превратит меня в отбивную.
– Отойди от окна, – наконец произнес он, и я вернулся туда, где просидел весь день. Шеф же остался на своем месте и пристально посмотрел в окно. – Видимо, в пути что-то случилось.
– Похоже, – согласился я. – Мисс Ардгласс с сопровождающими уже должна была приехать.
– Та цыганка, за которой они поехали, – она надежный человек?
Я усмехнулся.
– Я бы не назвал ее
