Танец змей - Оскар де Мюриэл

потом зацепилась за пуговицы моего сюртука или лацканы карманов. Как бы там ни было, сейчас ею, словно флагом, размахивал этот маленький мальчик.

– Ничего страшного, я ее для вас сберег! – воскликнул он, неверно истолковав мое потрясение.

Мне оставалось лишь выхватить у него проклятый снимок и запихнуть его в собственный карман. Когда я обернулся, они – пешки премьер-министра – уже были здесь, в вагоне второго класса, и стояли в каких-то дюймах от меня.

– Какого черта ты тут делаешь? – проворчал Шеф, который не удосужился закрыть за собой дверь в тамбур, отчего пространство вокруг нас заполнили морозный воздух и грохот.

К счастью, его голос и физиономия до смерти напугали мальчишку, и тот, не вымолвив больше ни слова, умчался прочь.

Рука моя все еще покоилась в кармане вместе с фотографией бывшей, по всей видимости, любовницы Шефа. Вытащить руку я не решался: снимок мог снова прилипнуть к пальцам и вывалиться прямо ему, и без того смотревшему на меня с подозрением, прямо под ноги.

– Я думал, что вы уже собрались, – процедил я, изобразив негодование. – Но, как вижу, все это время вы набивали пасти. – Я с презрительной гримасой указал на желток, размазавшийся в углу рта у Боба.

И немедленно шагнул мимо них, а затем, пошатываясь, перешел из одного вагона в другой. Руку из кармана я вынул лишь тогда, когда оказался вне поля их зрения. Фотография осталась на месте. Я обернулся, чтобы закрыть дверь в вагон, подумывая выбросить снимок в ближайшее окно. К моему неудовольствию, рука Шефа остановила дверь, прежде чем та успела захлопнуться.

– Возьми наши вещи, – велел он Бобу. – Я прослежу, чтобы инспектор вышел из поезда… невредимым.

Я недовольно засопел, изо всех сил пытаясь скрыть свою досаду.

Благо собственные вещи я уже сложил. Я схватил чемодан, сделал последний глоток порядком остывшего кофе и вышел на заиндевелую платформу.

Боб вскоре присоединился к нам – в снегу позади него осталась цепочка глубоких следов. У меня возникло ощущение, что я не на открытый воздух вышел, а попал в темную пещеру. Вблизи был лишь один источник света – огни скромного вокзала Уэзерби, и после того, как поезд отъехал, видны остались только блестящие рельсы по обе стороны платформы.

– Быстрее, – сказал Шеф после того, как Боб перекинул ему сюртук и пальто. – Нужно взять фиакр, пока не налетели чертовы вороны.

Я пристально следил за ним, пока он надевал верхнюю одежду. К счастью, карманы он проверять не стал.

Заходя за ним в здание вокзала – или, точнее, домишко из красного кирпича, – я попытался пристроиться рядом и подбросить ему треклятый портрет. Когда мы влезем в тесный экипаж и руки мои окажутся у них на виду, у меня не будет возможности это проделать. К моему неудовольствию, Боб не сводил с меня глаз.

Мне оставалось лишь продолжать начатое и молиться, чтобы Шеф пореже испытывал желание взглянуть на свою любимую.

24

Мы ехали весьма запутанным маршрутом – тихонько крались по темным полям Йоркшира. Ускорились мы лишь после восхода солнца, чтобы поскорее миновать открытую местность; на мили вокруг вздымались укрытые снегом гряды холмов, то тут, то там изредка встречались голые дубы. В небе медленно клубились низкие тучи, напоминая варево, булькающее в котле. Картина эта не менялась на протяжении всего дня.

Поскольку рассказывать кому-либо о конечном пункте назначения нам было нельзя, мы остановились в крохотной деревушке – кажется, на дорожном знаке было написано «Бишопторп», – где и провели ночь. Мы заплатили вознице и, как только он скрылся из виду, отправились на поиски другого средства передвижения и лошади.

В таком маленьком поселении на продажу нашлась только одна коляска – черная двухместная пролетка, ужасно тесная и походившая на крупноразмерный гроб. К ней прилагалась кляча, место которой было скорее на живодерне, а еще мы раздобыли карту Йорка – ее за баснословную сумму нам продал хозяин единственной гостиницы в деревне.

Избавиться от крали Шефа у меня не было никакой возможности. В той невзрачной гостинице нам пришлось ночевать в одной комнате (не буду вдаваться в подробности, ибо до сих пор надеюсь стереть это из памяти), и следующим утром мы без промедления отправились в путь. Боб устроился на козлах, так что мне пришлось тесниться в пролетке с Шефом. Я несколько раз пытался вытащить из кармана фотоснимок, чтобы выбросить его в окно, но Шеф то и дело с подозрением поглядывал на меня.

Так продолжалось несколько часов кряду, поэтому я решил сосредоточить внимание на карте. Кони-стрит тянулась вдоль северного берега реки Уз на юг и, похоже, была одной из главных местных магистралей. Гостиница «Джордж», занимавшая солидную площадь, оказалась на разумном расстоянии от шумного вокзала и Йоркского собора. Макгрей сделал выбор с умом.

Когда я оторвался от карты, вдали уже показались стены города – мрачное защитное каменное сооружение, гордо стоявшее на гребне семифутовой возвышенности, окружавшей Йорк. За стеной, бледные и мутные в утренней дымке, вздымались призрачные башни собора – шпили их походили на зловещего вида короны. Я сразу же представил, какой священный ужас это зрелище, должно быть, наводило на средневековых крестьян.

– Сверни направо, – велел я Бобу, когда мы достигли стены. – В той стороне причаливает паром.

И вскоре мы его увидели: плоское судно, доставлявшее грузы и людей на другой берег реки. Большинство пассажиров составляли торговцы, чьи телеги ломились от всевозможных товаров, а возницы зевали, прихлебывая горячие напитки из высоких дымящихся кружек. На часах было уже около полудня, но из-за хмурой погоды и холода было ощущение, что стоит раннее утро.

Боб оплатил проезд, и мы сидели в полной тишине, дожидаясь возвращения парома. Сама же переправа, напротив, оказалась мучительным времяпрепровождением: маленькое шумное судно плясало на неспокойных водах, навевая мне неприятные воспоминания о нашей жуткой поездке на Оркнейские острова.

Благо всего через несколько минут нас высадили на другом берегу, прямо перед Йоркским замком – изрядно громкое название для средневековой груды известняка, которая по-прежнему использовалась в качестве главной тюрьмы графства. Мы поехали вдоль его внушительной стены, покрытой копотью, а сверху для контраста присыпанной снегом. В глубине замка, затмевая своим ростом сторожевые башенки, высился старый донжон – башня Клиффорда, если верить пометкам на карте. Древние стены его, округлые и изъеденные временем, навели меня на мысль об исполинском улье на вершине заснеженной горы.

Затем мы свернули влево, в самое сердце Йорка.

– Правь вперед и никуда не сворачивай, пока я не скажу, – приказал я Бобу.

На