Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще один пример. У «Песенки плагиатора» имеется следующий вариант названия: «Песенка плагиатора, или Посещение музы. История Остапа Бендера»[2428]. И если вспомнить, что в январе 1970 года, через несколько месяцев после написания «Песенка плагиатора», Высоцкий пробовался на роль Остапа Бендера в фильме Леонида Гайдая «Двенадцать стульев», то личностный подтекст песни станет еще очевиднее.
Кстати, в концовке песни — «Я помню это чудное мгновенье, / Когда передо мной явилась ты!» — присутствует прямая отсылка к «Золотому теленку», где Остап говорит: «Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: “Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты”. Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика!».
Отзвук кинопроб на роль «великого комбинатора» нашел отражение и в «Детской поэме» (1970): «Запрещено его [стекло] вытащить, но / В Ване сидел комбинатор: / Утром стояло в сарае окно — / Будущий иллюминатор».
В том же 1970 году на Таганке шли репетиции спектакля «Гамлет», где Высоцкий играл главную роль. И здесь вновь появляется аналогия с Остапом Бендером, который говорил в романе «Золотой теленок»: «Сколько таланту я показал в свое время в роли Гамлета!» (глава XXX. «В театре Колумба»).
Очередная отсылка к «Золотому теленку» присутствует в киносценарии «Как-то так всё вышло», также написанном в 1970 — 1971 годах: «Она — нежная и удивительная, как сказал Остап Бендер» /6; 130/.
Вскоре после проб на роль Остапа в фильме Гайдая Высоцкий написал «Песню автозавистника» (1971), у которой имелся следующий иронический вариант названия — «Борец за идею». Не исключено, что это парафраз реплики Остапа из «Золотого теленка»: «Я не налетчик, а идейный борец за денежные знаки».
А концовка «Золотого теленка»: «Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы», — нашла частичное
отражение в песне «Всё относительно» (1966): «Вот трость, канотье, я из НЭПа, похоже? / Не надо оваций — к чему лишний шум?» (заметим, что у графа Монте-Кристо тоже были трость и шляпа). Причем уже в Школе-студии МХАТ, исполняя куплеты на одном из капустников, Высоцкий выступал с тростью и в «канотье», то бишь в знаменитом чаплинском..
Как видим, романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» были предметом самого внимательного чтения со стороны Высоцкого и послужили основой для целого ряда его собственных произведений.
Тема судьбы
Разговор на эту тему будет логично начать с песни «Две судьбы» (1977).
Сюжет ее сводится к следующему: лирический герой плыл по реке на лодке, время от времени выпивая медовухи, и внезапно, «после лишнего глоточка», увидел, что плывет не один, а с Нелегкой, которая вскоре привела его на «рандеву» с Кривой.
О том, как родилась данная песня, рассказал Михаил Шемякин: «История создания этой песни началась у меня в парижской мастерской. Как-то рассуждали мы с Володей о преследующей нас “русской болезни” и о том, как же от нее избавиться. “Вшивки” мы перепробовали, и не один, и не два раза — не помогло! “Ждали помощи от Тибета” — шиш! — не помог желтый монах! В пресловутое кодирование и гипноз мы не верили. Может, психолог, психоаналитик сыщется, могущий нам помочь?..
И тут я рассказал Володе о выставке, посвященной творчеству душевнобольных детей, организованной ЮНЕСКО в середине 1950-х годов. На обложке журнала, выпускаемого ЮНЕСКО, был портрет больной девочки лет восьми на фоне ее работы, напоминающей абстрактные работы Сая Твомбли[2429]. И еще на обложке была напечатана фраза, сказанная этой девочкой: “Я рисую, и мои страхи исчезают”. Эти слова стали девизом выставки рисунков детей с покалеченной психикой.
Володю это очень заинтересовало, и буквально через месяц он довольный ввалился ко мне в мастерскую со словами: “Я понял, как бороться с водярой! Помнишь девочку душевнобольную, ну, что рисовала. Так я решил написать песню, поскольку рисовать не умею”. И он исполнил “Две судьбы”. В ней он поведал о том, что его му-ает, терзает. И он был трезв и счастлив в течение полугода без всякой “вшивки”, звонил мне и уверял, что ему это здорово помогло»[2430].
Отсюда вытекает автобиографичность главного героя песни «Две судьбы»[2431], тем более что Высоцкий в своем интервью на празднике парижской газеты «Юмани-те» (11.09.1977) назвал эту песню так: «Моя двойная судьба»[2432].
Данный вывод следует и из сопоставления «Двух судеб» со стихотворением 1975 года: «Я был завсегдатаем всех пивных» = «Брагу кушаю»; «И покатился я. и полетел / По жизни <…> А по уму — обычный обормот» = «Повезло мне, обормоту, потащило баламута / по течению» (АР-1-22); «А в общем — что? Иду — нормальный ход» = «Плыл, куда глаза глядели».
За год до стихотворения «Я был завсегдатаем…» появилась песня «Сначала было слово печали и тоски…» (1974), где описание странствующего острова также напоминает поведение лирического героя в «Двух судьбах»: «И, как морской бродяга, плыл остров-бедолага / [Плыл без руля, ветрил] Без курса, без названья, без фрахта и без флага / [Без карты плыл] / Плыл в никуда и не наверняка / Куда-нибудь подальше от глаз материка» (АР-10-110).
В последней строке очевидно стремление поэта спрятаться от «глаз» вездесущей власти. Примерно в это же время в черновиках «Таможенного досмотра» лирический герой говорил: «Вот меня глазами засекли!» (С4Т-3-285). Впервые же этот мотив встретился в «Невидимке»: «Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, / Но только не простой, а невидимка».
Про остров сказано также, что он «плыл без руля, ветрил», как и лирический герой в «Двух судьбах»: «Кто рули да весла бросит…». Кроме того, остров назван бедолагой, а Кривая называет героя болезным: «Но спасу тебя, болезный…».
Еще одна параллель с «Двумя судьбами»: «И, как морской бродяга, плыл остров-бедолага <.. > Плыл в никуда и не наверняка» = «Плыл, куда глаза глядели». Это же движение «в никуда» упоминается в песне «То ли — в избу и запеть…»: «Навсегда в никуда — / Вечное стремленье». Да и в «Затяжном, прыжке» лирический герой «шагнул в никуда», как и
