Искры под пеплом - Патриция Галлахер

Лэси решила, что это будет проверкой ее артистических способностей.

— Нет! Я хочу бодрствовать. Но даже если все удастся, Брант, что дальше?

— Дальше падре и Хулио-Медведь что-нибудь придумают, — загадочно сказал он, резко вставая. — Сначала нам надо доставить тебя на ранчо Дюка. Ты предпочитаешь ехать в мешке или в пустой бочке?

Лэси выбрала бочку, опасаясь, что мягкая тара напугает Лоллипопа.

— Боже мой, как же я в ней помещусь? — заметила она, когда мужчины притащили бочку из-под муки. Они помогли ей забраться внутрь и посадили туда же обезьянку.

Брант улыбнувшись, посоветовал:

— Не дыши глубоко, пока мы не выедем из города. Хорошо еще, что эта бочка — увеличенной емкости, а не то твоему бэби пришлось бы путешествовать отдельно в ящике из-под гвоздей. Дайте ему что-нибудь пожевать, Гарнет. Леденцов или сухих фруктов, если есть в запасе.

Гарнет быстро принесла свежее яблоко, два кусочка хлеба и три столь любимых обезьянкой леденца. Затем Сет взял молоток и гвозди, попросил Лэси втиснуться поглубже и слегка приколотил крышку. Мужчины затащили бочку в фургон, завалили сверху ящиками и тюками. В это время Гарнет и Дженни смотрели по сторонам.

— Зевак нет? — спросил Брант переводя дыхание, прежде чем закрыть фургон.

— Только две соседки, но они сюда не смотрят, — ответила Гарнет — Похоронная процессия отправится с ранчо завтра утром, — сказал Брант. — Если хотите присоединиться к ней, будьте там в восемь часов. — Он прикоснулся к шляпе, взял поводья, и повозка тронулась.

Солнце садилось. Длинные тени пролегли через зимнюю площадь. Скот в прерии унылым мычанием встречал наступающие сумерки. Степенные горожане уже заперлись в своих домах, предвкушая ужин у семейного очага. В салуне девочки готовились встречать вечерних клиентов.

Временный управляющий «Серебряной шпоры» мрачно сидел у окна, глотая виски и рассматривая свои забинтованные руки. Фосс, несомненно, понизит его, а может быть, и выставит за дверь. Салли не любит неудачников. Хэмлин прекрасно знал: подобные решения всегда самым негативным образом сказываются на умении драться и стрелять, что делало его практически бесполезным в качестве телохранителя.

Еще хуже было то, что, преждевременно выстрелив, он показал себя трусом в глазах большого количества свидетелей. Даже девочки из салуна будут теперь презирать его. Доносившиеся до Хэмлина шепот и хихиканье просто приводили его в бешенство.

— Еще виски, — крикнул он Сью Энн.

— Сейчас протру эти стаканы, тогда налью, — протянула она не торопясь, работая посудным полотенцем.

— Я хочу сейчас, ты, шлюха! Она подчинилась, но Хэмлин грохнул поданную ему бутылку об пол.

— Ты же знаешь, я не пью это пойло!

— Извините, но мистер Фосс распорядился беречь его личные запасы, мистер главный свинок, то есть я хотела сказать, главный стрелок. Мы не можем больше подавать вам самое хорошее виски из того, что есть. Почему бы вам, мистер, не пойти в отель и не переговорить с хозяином? Может быть, он даст относительно вас особые указания.

— Да?! Пока что я здесь за все отвечаю! Так что давай пошевеливайся! Принеси-ка мне виски из Теннесси и не забудь вытереть этот стол.

— Сейчас, — цинично усмехнулась Сью Энн и вернулась за стойку. — Сначала закончу, что начала, — сказала она, расставляя стаканы.

Из импровизированной гримерной появилась Бетти Лу в одном из костюмов Лэси Ли.

— Ну, как я выгляжу? Роскоу фыркнул:

— Для такого платья у тебя нет ни кожи, ни рожи. Ни на одну из вас, шлюшек, и муха не сядет, если даже вас раздеть догола и вымазать медом.

— Сам такой, — ответила Бетти Лу, презрительно фыркнув.

Хэмлин вытянул остаток виски. Он рассчитывал болтаться в «Серебряной шпоре» еще достаточно долго, чтобы как можно больше набить карманы деньгами. Салли Фосс слишком озабочен поисками Самой Соблазнительной Женщины Запада, чтобы следить за его персоной. Во всяком случае Хэмлин на это надеялся.

Бранту Хулио-Медведь понравился с их первой встречи. Он знал, что Дюки полностью доверяют этому человеку. История его жизни была похожа на истории всех коренных жителей этой страны.

Отвергнутые своими семьями из-за межрасового брака, родители Хулио-Медведя ушли в дикую местность, чтобы жить по своему усмотрению. На берегу богатого рыбой ручья они из оленьих шкур построили вигвам. Его отец, индеец Красный Медведь, с детских лет научил сына охотиться и ловить рыбу Они ловили животных и плавали на каное вниз по реке продавать шкуры в ближайшее селение. Его мать, мексиканка, шила одежду и мокасины из кожи.

Семья жила в счастье и любви, пока в один ужасный летний день на мирное жилище не набрели три головореза. Их лица скрывала боевая раскраска, но они не были индейцами. Не были эти выродки и мексиканцами, хотя говорили по-испански. Мерзавцы застрелили отца, как только Красный Медведь схватил лук и стрелы, и стали по очереди насиловать беременную мать Хулио-Медведя. Мальчик кинулся ей на помощь, но его с силой ударили о дерево и оставили умирать.

Находясь почти без сознания. Хулио-Медведь слышал жуткие крики и мольбы своей матери. Наконец удар по животу заставил ее замолчать. Вигвам был разграблен, и головорезы ускакали, забрав из него самые лучшие шкуры Хулио-Медведь похоронил родителей в яме, еще недавно использовавшейся для хранения шкур, и засыпал их сверху листьями и ветками, чтобы тела не достались хищникам. Много часов просидел он затем на берегу реки.

Ему было тринадцать — возраст, когда чистокровные индейцы проходят обряд посвящения в мужчины. Мать Хулио-Медведя была католичкой и воспитывала его в своей религии. Она рассказывала ему о многочисленных испанских миссиях в Техасе и о добрых монахах, помогающих людям, независимо от того, кто они. Сирота молил Господа о том, чтобы найти себе такое прибежище.

— После многих недель скитаний, полумертвый от голода, я набрел на миссию Сан-Хуан, — рассказывал он Бранту. — Моя мама была такая добрая — просто святая. Я никогда не мог понять, как мужчины могут быть так жестоки по отношению к женщинам. Даже сейчас у меня в ушах звучат крики и просьбы матери пощадить ее и ребенка. Падре знает такие слова из Писания, которыми можно назвать этих зверей. Он пытался научить меня молитвам и помочь забыть происшедшее.

— И он дал тебе образование?

— Си. В миссии были и другие новообращенные: мужчины, женщины, дети. Все мы работали. Каждый день, кроме воскресенья, у нас были уроки. Мы учились на двух языках, хотя я не слишком хорошо говорю по-английски. Но я люблю Бога и религию и статуи святых в часовне воодушевляют меня. Они так много вытерпели за свою веру. Моя мать стала мученицей мужского зверства.