Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

Узнав от жены о цели нашего посещения, графиня даже разрыдалась от неожиданной радости и волнения.

– Если б вы только знали, – не переставала она повторять, пожимая руки жене. – О, если бы вы знали, от чего, от какого ужаса нас спасает сейчас с братом добрая императрица…

Я не знал, но уже понял, «от чего». Я понял, что голодная нищета и отчаяние могут жить не только в подвалах или на чердаках; что они порою забираются в обширные барские помещения к одиноким умирающим старикам, силящимся еще для видимости поддерживать прежние связи, ничего, кроме памятных родовых вещей, не имеющих и предпочитающих голод и холод их продаже…

Но я почувствовал эту тщательно прикрытую нищету лишь на месте, да и то после немалых сомнений.

Императрица же угадала ее издалека.

В Варшаве я простился с женой. Ей надо было переезжать через весь город, чтобы попасть на Петербургский вокзал, и проводить ее любезно вызвался местный жандармский полковник, находившийся для охраны около вагона великого князя.

– Время теперь особенно неспокойное, – убеждал он. – Теперь убивают не только министров и губернаторов, но не забывают и людей попроще… Вот и за мной уже сколько времени охотятся… бросали и бомбы… Никогда не знаешь, доедешь ли благополучно.

Бедной моей Ольге, видимо, не очень улыбалась поездка с таким провожатым, но она храбро села в его экипаж, и кто знает, быть может, именно из-за ее присутствия – присутствия посторонней женщины – никакого покушения на этот раз на жандарма не было, и он, и она благополучно доехали по своим домам, а мы двинулись в Крым, манивший нас своим теплом и полнейшим отдыхом.

В Бахчисарае нас встретил со своим автомобилем великий князь Александр Михайлович, и мы понеслись по прекрасной дороге среди еще не виданной мной местности и своеобразных татарских деревушек с их довольно живописными обитателями.

В особенности незабываемой осталась картина, открывшаяся с перевала после долгого переезда по уже выжженной, серой степи с ее ледяными ветрами, когда точно по волшебству переменилось все – и климат, и краски, и дали…

Она действительно очаровательна, эта наша русская Ривьера с ее немного мрачным «черным морем», с приветливыми зелеными горами, с ее виноградниками, могучей растительностью, цветами и целым океаном света и горячего пахучего воздуха. Она красива своей особенной красотой, мало напоминающей заграничные излюбленные побережья.

В ней нет заграничной вылощенности, меньше искусственных насаждений, и человек еще не успел переделать природу по-своему, всегда мелкому вкусу. Предоставленная по большей части самой себе да горячему солнцу крымская природа являет всю красоту и силу, присущие лишь свободному существованию.

Ай-Тодор – имение великого князя Александра Михайловича – расположен на высоком берегу у самого моря, вблизи Ялты88.

Небольшой уютный дворец-коттедж окружен большим парком, спускающимся частью террасами к берегу. Парк так обширен, что в нем можно охотиться. В нижнем красивом саду, полном растений, имеется большой дом, предназначенный для жительства великокняжеской свиты, в котором гостеприимные хозяева меня и поместили. Михаил Александрович жил в отдельной постройке наверху около главного дома.

Я всегда буду с признательностью вспоминать те месяцы, проведенные с такой беспечностью в радушной обстановке Ай-Тодора.

Я и раньше любил великую княгиню Ксению Александровну, относившуюся с сердечным, постоянным вниманием к моей семье.

Невысокого роста, с красивыми большими, немного задумчивыми глазами, чрезвычайно женственная и изящная, она и своими манерами во многом напоминала свою мать, императрицу Марию Федоровну.

Обладательница многочисленного семейства, она всегда поражала меня своею сохранившеюся свежестью, легкостью в движеньях и казалась скорее старшею сестрою, чем матерью своих старших детей.

Ее супруг, великий князь Александр Михайлович, высокий, стройный, также казался тогда молодым и красивым.

Их дети: княгиня Ирина Александровна, вышедшая впоследствии замуж за князя Юсупова, и князья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий Александровичи были, в большинстве еще совсем маленькими.

Я всегда любил все, начинающее еще только жить, и присутствие в Ай-Тодоре маленьких детей мне доставляло много лишних радостных минут. Моим любимцем был тогда, из-за своего нежного музыкального голоска и красивого одухотворенного личика, маленький Ростислав Александрович, а также премилые и живые дочери жившего по соседству великого князя Георгия Михайловича маленькие Нина и Ксения Георгиевны.

Все они теперь выросли, переженились или повыходили замуж; наверное, и время, и жизнь изменили их до неузнаваемости, и они, конечно, давно забыли меня, да и сами, верно, стали совсем обыденными людьми. Но впечатление от их тогдашнего привлекательного детства – дети всегда разнообразнее и «душевнее» взрослых – было настолько сильно, что живет во мне и до сих пор.

Как хозяева великий князь и великая княгиня не оставляли желать ничего лучшего. Заботливые и внимательные, они предоставляли полную свободу своим гостям, чувствовавшим себя у них как дома.

В наше полное распоряжение были предоставлены даже отдельные экипажи, которыми мы могли пользоваться в любое время для наших прогулок.

Великокняжеская свита состояла также из на редкость милых людей, с которыми я быстро сошелся по-товарищески.

Она была немногочисленна. В то время со мною в свитском доме находились: фрейлина великой княгини С. Д. Евреинова, заведующий двором Шателен, адъютант великого князя Фогель – оба морские офицеры, и шталмейстер С. Н. Евреинов, бывший гвардейский улан, прекрасной души человек и талантливый рассказчик, немного напоминавший известного Горбунова.

Воспитательницей княжны Ирины Александровны была фрейлина высочайшего двора м-ль Ершова, несмотря на свою молодость, удивительная по своей серьезности и выдержанности. Воспитателем сыновей был очень милый швейцарец, фамилию которого я, к сожалению, забыл89.

Оба жили в главном доме, вблизи своих воспитанников, и я с ними реже встречался, чем с остальной великокняжеской свитой.

Когда говорят о русских придворных, обыкновенно под ними понимают то громадное количество светских и несветских людей, носящих всевозможные придворные звания и имеющих доступ ко двору во время торжественных выходов, балов и других празднеств. Но они были придворными у нас в России лишь, так сказать, только по названию и по заманчивым для большинства правам иметь в известные дни выделявший их от других красивый, расшитый золотом мундир у мужчин и не менее красивое русское придворное платье у дам.