Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

Такова уже жизнь, в ней ничего нельзя откладывать – сейчас потеряешь!

Но я и не очень жалею, что видел Рим лишь поверхностно. Пожалуй, из-за быстроты и нагромождения впечатлений легче составить из них общее суждение, которое уже не забудется до старости; это – могущество всеразрушающего времени, и наряду с ним не поддающаяся даже напору тысячелетий, непревзойденная красота высших человеческих побуждений.

Вечный город, конечно, не был «вечным», как не останется таким и навсегда. И его сохранившиеся доныне памятники когда-нибудь исчезнут бесследно в пространстве и во времени, как исчезает все материальное, но те высочайшие проявления человеческого просветленного духа, которым он был свидетелем и которые сказались с такой силой в борьбе христианства с язычеством, будут жить в сознании людей навсегда, как останется навсегда непревзойденною и та величавая своей простотой красота, которую этим уже разрушающимся камням все же удалось донести до теперешних дней.

Правда, в каждой нации и в каждой эпохе можно найти свое особое красивое, даже величавое – но над нашей архитектурой, над нашими одеяниями, над всем изощренным вкусом нашей современной городской жизни мы, конечно, будем сами смеяться уже через несколько коротких лет, как привыкли давно и по праву потешаться над всякой созданной нами и вскоре нами же отброшенной модой.

Над классическими же образцами Рима люди уже не смеялись тысячелетия, да вряд ли решатся на это и в будущем. Хотя этим примерам и не следуют, но их внутренне почитают, и в этом постоянстве человеческого уважения, столь изменчивого в остальном, чувствуется все могущество не выдуманной и самодовлеющей красоты.

Из воспоминаний о более позднейшем времени Рима наиболее красочным осталось во мне впечатление о Ватикане с его средневековой папской гвардией и нескольких старых базиликах, свидетелей еще не разъединенной христианской религии.

Самого папу (Пий X. – О. Б.) мы не видели – он был чем-то занят в часы нашего посещения, но нас допустили осмотреть его собственный сад.

О современном Риме я не вспоминаю почти ничего. Жизнь нынешних больших городов меня никогда не притягивала. Она мне всегда во всех странах казалась до скуки одинаковой, и небольшая разница в фасадах и расцвете домов, в привычках, вкусах и развлечениях жителей, по-моему, не может, вернее, не должна бы останавливать особенного внимания.

Уж коли искать в какой-либо стране не повторяющегося в других, надо искать прежде всего в местной деревне, среди тамошней свободной природы, не заключенной в каменные мешки улиц и площадей. Там еще можно найти отклики того, что мы называем «душой страны». В городах же давно царствует лишь холодный, международный, расчетливый разум, быть может, проникающий понемногу в тайны существования, но не заставляющий горячее биться издерганное нервами сердце.

Из Рима мы направились прямо на север. Итальянский король опять предоставил нам свой вагон до границы. В Берлине от нас отделилась великая княгиня Ольга Александровна с мужем, направившаяся домой, а мы вдвоем с Михаилом Александровичем продолжали наш путь в Копенгаген.

Там нас встретили на вокзале государыня-мать, английская королева Александра с принцессой Викторией, датский наследный принц Христиан с братом Гаральдом и свита императрицы.

Мы не ожидали такой торжественной встречи, и я вышел из вагона на перрон, не успев к ней подготовиться, в своем старом запыленном дорожном костюме. С вокзала Михаил Александрович поехал с матерью и тетей в Hvidöre, а я отправился с князем Шервашидзе в отведенное мне по обычаю помещение в Hotel d’Angleterre.

Hvidöre – это небольшая каменная вилла на берегу моря в часе езды от Копенгагена. Она была давно приобретена нашей императрицей совместно с ее сестрой, королевой английской, также приезжавшей надолго в гости в свою родную страну, которую сестры любили.

Сама дача почти не отличалась от остальных загородных домов и ничего «дворцового» собою не напоминала. Около подъезда не стояло и обычных почетных часовых. Вход в нее охранялся только одетыми в штатское платье полицейскими. Внутренность ее была очень уютная и красивая, но современная, в английском вкусе.

Ни для свиты, ни даже для большинства прислуги в ней помещения не было, как не было устроено и отопления для холодного времени.

У обеих сестер там был один общий салон, в котором стояло для каждой по отдельному письменному столу, служивших им еще в детстве.

Императрица и королева в Hvidöre вели жизнь совершенно частных людей, так всегда прельщавшую их, и могли пользоваться отдыхом как ни в каком другом месте.

Только по воскресеньям или в другие праздники все гостившие в Дании иностранные родственники датского двора приглашались вместе с их свитою на обед к королю, в остальное время они были предоставлены самим себе и свободе.

Особенно много таких почетных гостей съезжалось обыкновенно осенью. Ко времени нашего тогдашнего прибытия в Копенгаген, кроме многочисленной датской королевской семьи, там уже находились: русская императрица, королева английская с дочерью принцессой Викторией, греческий король Георг, гостила (кажется) шведская принцесса Ingeborg, и приезжали ненадолго король Норвегии Гаакон с королевой Моод и маленьким наследным принцем Олафом.

Только при маленьком датском дворе, в особенности при жизни старого покойного короля и императора Александра III, можно было встретить такое блестящее собрание императоров, королей и королев, напоминающее отчасти своею многочисленностью далекие времена эпохи конгрессов.

Но дальше многочисленности участников сравнение с внешней стороны, конечно, не шло. Ни блестящих мундиров, ни еще более ослепительных празднеств с танцами, с музыкой, с изощренными в своей науке дипломатами и такими же ловкими в политических интригах прекрасными дамами в Копенгагене не было. Не замечалось и особенного подогретого любопытства местных жителей.

И сам датский двор и датчане уже давно успели привыкнуть к таким собраниям, казавшихся бы столь необычными в других городах.

Все торжественное ограничивалось только этими скромными семейными обедами по воскресеньям, за которыми нередко отсутствовала и музыка и на которые, кроме гостивших высочайших особ и их свиты, приглашались лишь два-три человека из города, часто совсем не знатных, но которым король желал оказать почему-либо особое внимание.

Всем присутствующим на этих обедах полагалось быть в скромных фраках, но непременно с микроскопическими орденами в петлицах.

Короли и императоры во фраках! Есть ли что-либо несообразнее такого переодевания! Священники и монахи в этой одежде, сравнивавшей их со всеми остальными, мне не казались бы более странными!