Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

Когда говорят о русских придворных, обыкновенно под ними понимают то громадное количество светских и несветских людей, носящих всевозможные придворные звания и имеющих доступ ко двору во время торжественных выходов, балов и других празднеств. Но они были придворными у нас в России лишь, так сказать, только по названию и по заманчивым для большинства правам иметь в известные дни выделявший их от других красивый, расшитый золотом мундир у мужчин и не менее красивое русское придворное платье у дам.

Бывшие малочисленными в прежние царствования, близко известные русским государям, имевшие ранее при дворе и постоянные дежурства, и свои обязанности, они в последующие годы уже давно перестали принимать какое-либо участие в повседневной жизни царствующего дома, потеряв с этим и свое влияние, и свои внешние и внутренние особенности, считающиеся – правильно или нет – характерными лишь для этого круга людей. Уже задолго до революции они смешались с обычным обществом обеих столиц, ничем ярким более от них не отделяясь. Прежних «великолепных» вельмож, тесно связанных с двором, в мое время уже почти не замечалось.

Придворными в настоящем, более близком значении этого слова у нас можно было считать только ближайшее окружение, жившее ежедневною жизнью как большого, так и малых дворов, и которое почему-то, быть может, частью из зависти, привыкли пренебрежительно называть «кликою». Мое близкое знакомство с этими людьми заставило меня убедиться, что в своем громадном большинстве они не заслуживали такого пренебрежительного отношения, что, впрочем, убедительнее всего доказывали и сами презрительно о них отзывающиеся, обращавшиеся именно к этим лицам за всевозможным содействием и даже за советами.

Если их выбирали и приближали, то отнюдь не благодаря каким-либо отрицательным качествам в смысле навязчивости, умения подделываться, забавлять или благодаря их способностям к утонченным интригам и карьеризму. Обыкновенно этих людей знали уже давно, к ним заранее присматривались, и их находили подходящими только в тех случаях, если, как казалось, они не обладали именно этими отрицательными качествами, которыми их так охотно снабжали посторонние.

Титул, знатность и заслуги лишь одних предков если и имели в этом выборе какое-нибудь значение, то очень маловажное и до удивления редкое. Они не были и грубыми, «неизвестно откуда» явившимися «гатчинцами» времен императора Павла, как не были и изнеженными, утонченными царедворцами блестящего века Екатерины или Елизаветы Петровны.

Время и характеры государей сказались и на них. Они были просто хорошей золотой серединой между этими крайностями, быть может, немного и бесцветными, как привыкли называть бесцветным и все наше время, с нашим дореволюционным обществом, но тем не менее благодаря известному отбору обладали уже всеми без исключения скучными качествами этого последнего.

Ввиду этого совместная жизнь со свитой великих князей была для меня во всех отношениях очень приятна, и я лично находил в их среде то же дружеское, откровенное, лишенное всякой зависти отношение к себе, как и в моей родной полковой семье.

Почти то же самое я могу сказать и о ближайшей свите государя. Там лишь иногда давала себя почувствовать зависть или желание подставить другому ножку, но без всякого особенно недоброжелательства, а скорее из-за какого-то своеобразного спорта!

«Счастливый человек, – скажут иронически обо мне многие, – он обо всех сохранил хорошее впечатление».

«О, далеко не обо всех, – скажу я в ответ, – но о том подавляющем большинстве, с которым мне приходилось соприкасаться и которое ко мне относилось хорошо и внимательно. Быть может, я довольствовался слишком малым, но я старался, хотя часто и неудачно, любить окружавших меня людей и всегда особенно радовался их доброму ко мне отношению».

Если мое время казалось и, наверное, будет казаться многим из-за его обывательской мелочности серым и бесцветным, то люди, жившие одновременно со мной и вблизи меня, мне лично никогда не представлялись такими. Ввиду этого каждый человек из лиц великокняжеской свиты был мне по-своему интересен, так как обладал характером, поступками и оттенками суждений, отличавшими его от остальных, и это делало мое общение с ними очень занимательным, а одинаковые взгляды на обязанности и долг придворной службы – и особенно сближающими.

День в Ай-Тодоре распределялся следующим образом: вставали мы, когда каждый хотел – я, конечно, позднее всех, – и пили кофе у себя в комнатах; затем занимались своим служебным делом, отправлялись на прогулку или ездили в Ялту.

К завтраку все собирались в главном доме. Повар у великого князя был превосходный. Для обильной еды все многочисленные блюда сразу ставились на стол, и прислуга затем удалялась.

После завтрака предпринимались совместные прогулки или поездки по дальним окрестностям. Дневной чай свита обыкновенно пила у себя, в свитском доме, где радушной хозяйкой являлась чрезвычайно милая и вдумчивая С. Д. Евреинова. Времени для чтения и для занятий своей домашней работой было всегда достаточно.

К обеду собирались опять все вместе и затем проводили время или играя в карты, или чаще всего в «Bull», в котором принимали участие все присутствовавшие.

Александр Михайлович любил всякого рода спорт и вносил много оживления в эту игру.

Иногда приезжали к великому князю гости, чаще всего ближайшие соседи – чета кн. Юсуповых и великий князь Георгий Михайлович со своей супругой. В свою очередь и мы ездили к ним и кн. Барятинским. Изредка устраивалась в парке охота, а по воскресеньям все собирались к обедне в крошечной уютной церкви, находившейся в верхнем саду. Отдых напряженным нервам при таких условиях был полный.

Для меня лично вскоре нашлось еще и очень интересное занятие.

В далекие времена римского владычества на побережье Ай-Тодора, около теперешнего маяка, существовал небольшой римский поселок с укреплением, следы которого, вроде остатков валов и рвов, еще ясно замечаются до сих пор.

Великий князь, большой любитель старины, уже давно начал раскопки в этом месте, давшие много ценных находок в виде старинного оружия, редких по надписям монет и очень большого количества древних ваз и другой утвари еще более ранней эпохи, частью в прекрасной сохранности.

Все это было собрано Александром Михайловичем в его небольшом, но очень наполненном музее90.

К дням нашего пребывания раскопки, производившиеся ранее наемными турками, более других оказавшимися способными к такого рода осторожной работе, были временно прерваны из-за недостатка умелых рабочих.