Цепная лисица - Кира Иствуд

хило так головой приложилась. Посмотри на себя! Может, тебе книжки начать писать, воображение уж шибко резво работает, раз решила, что серая блоха как ты заинтересует нормального мужика.

На нас уже стали оборачиваться. Умирая от стыда и проклиная Павла на чём свет стоит, я попыталась отступить, чтобы затем сбежать куда-подальше, как вдруг Койот, под всеобщие взгляды и усмешки, шагнул, притянул меня за талию и, прежде чем я успела хотя бы пикнуть, поцеловал.

Его язык толкнулся между моих губ, ладони жгли даже сквозь одежду. Кажется, ноги перестали держать, потому что мои пальцы до онемения вцепились в плечи Павла. По спине стадами носились мурашки. Ощущений было так много, что я на миг позабыла, где нахожусь. В голове зазвучали чужие мысли:

“Чувствуешь — это Узы делают с нами. Всё так, как должно быть. Расслабься.” Куда там, я даже стоять нормально не могла, не то что демонстрировать актёрские навыки. От смущения пылало лицо. Я зажмурилась. “Боже, что он делает! Просто спектакль, ничего больше. Но у всех на виду! А если увидит Алек?!”

С этой мыслью я резко отстранилась, точно выныривая из воды, испуганно осмотрелась по сторонам. Звуки институтской многоголосицы казались громче, а цвета своей яркостью резали глаза, отпечатываясь на сетчатке. Раиса и Катя стояли раскрыв рты, остальные не особо обращали внимание — просто шли себе дальше, будто ничего занимательно и не произошло, хотя я всё же приметила пару любопытных взглядов. А какой-то пежонского вида старшекурсник даже подмигнул, подняв внутри жгучую волну стыда. Губы дрожали и горели, сердце колотилось о рёбра.

— Ого! Вот так новости. А ты полна сюрпризов, детка! — презрительно пробормотали подружки. — Так может… вместе на вечеринку и заглянете? Хотя, ладно, потом поболтаем, на пару не опаздывай! — хмыкнули они и шмыгнули в здание Универсиета. А когда я посмотрела на Павла, то поняла, что их спугнуло.

Койот был мрачнее тучи. Разве что молниями не бросался. Может на него просто поцелуи так действуют? Или это какая-то моя особая способность, по высасыванию его хороших эмоций через губы?

— Кажется, ты переборщил с напором, — пробормотала я, уже совсем ничего не понимая. По-моему, здесь только я должна негодовать.

— Зато у тебя мысли как всегда только о псине. Ты до гроба будешь на Алека своего оглядываться? Как бы он не подумал чего. Тошнит уже, — ядовито выплюнул Павел. Засунул руки в карманы джинсов, подошёл к зданию первого корпуса и, распахнув массивную дверь, вошёл внутрь.

Павел ждал у расписания, делая вид что читает строчки, в то время, как его Эмон пристально следил за мной. Студенты уже разбрелись по аудиториям и в холле было пусто. Я осторожно подошла, не зная чего ожидать.

— Тина, — тихо, но твёрдо сказал Койот. В лице и тоне — напускные безразличие и скука. Словно и не было никакого поцелуя. Словно мы чужие друг другу. — Видимо образумливать тебя бесполезно. Если ты без этого жить не можешь, то я тебя удержать точно не смогу. Говори и объясняйся с кем хочешь, просто не забывай, что Узы передают мне твои сердечные порывы через крайне неприятные ощущения. И если кто-то из Видящих заметит что-то подозрительное, то Корректоры или Охотники себя ждать не заставят. Подставишь нас обоих. А теперь иди, делай, что хочешь. Встретимся через час здесь же.

Павел стоял на месте, видимо ждал, что я уйду первая. Или, что передумаю. Осознаю, что не права и заберу слова назад. Отправлюсь прямо сейчас вместе с ним к Барону, ведь что может быть важнее?

— Скажи, — шепнула я, вдруг поражённая догадкой, — ты слышал мои мысли во время… поцелуя? — последнее слово пришлось буквально силой вырвать из лёгких. — Слышал, как я испугалась, что Алек нас увидит?

— При физическом контакте, партнёры по Узам могут друг друга слышать, если, конечно, не поставят блок. Для тебя это новость? Ну, тебе нечего стесняться. У нас же правда спектакль и ничего больше. Разрешим наше дельце и концы в воду, — он криво усмехнулся, и усмешка приклеилась к его губам, делая Павла похожим на сумасшедшего. Меня невольно пробрал озноб, до того это было неприятное зрелище.

Я пыталась и не могла понять о чём он думает, почему ведёт себя так странно. Ревнует к Алеку? Но разве не он первый просил держать границу? Не он первый повторял раз за разом, что скоро наконец-то избавится от моего присутствия в своей жизни? Как бы хотелось обнять его, пообещать, что всё будет хорошо. Сказать, что мне совсем не безразлично, что с ним станет. Признать, наконец, что он был прав — то что делают с нами Узы очень похоже на любовь. Горькую, колючую, но все же любовь, и так страшно ошибиться, загнать себя в капкан, так боязно снова поверить в то чего нет. Особенно теперь, когда не знаешь чем закончится день, и не выкинут ли тебя в окно, как бесполезный фантик. Но ещё страшнее, что когда Узы исчезнут, навязанные чувства у Павла испарятся, а мои никуда не денутся. И что тогда? Опять плакать в подушку и сетовать на судьбу? А ведь каждый поцелуй, каждое касание, каждый день вместе к такому итогу ведёт. И если Павла воротит от близости, то у меня совсем иные чувства.

Привычная боль, напротив, совсем не страшила. А вот новую я боялась как огня. И ведь мечтала, что Алек ко мне потянется с тех самых пор, как едва не потеряла его — там, на крыше. Один час может быть совсем не важен для одного, а другому он решит судьбу. Поэтому, и ещё из-за тысячи причин — бесконечно глупых и столь же непреодолимых — я с тяжёлым сердцем прошла мимо застывшего в напряжении Койота, взбежала по лестнице на второй этаж, где в одной из аудиторий на паре среди других студентов сидел рыжий Пёс по имени Алек.

Сцена 16. Разоблачение

Я заглянула в аудиторию через крохотный просвет между дверью и косяком. Вся группа в двадцать человек была в сборе. Слава-Рысь сосредоточенно строчил за лектором, подружки-кошки беззвучно хихикали о чём-то своём. На задних партах дремал, устроив на локтях ушастую голову, местный хипстер, чьим зверем была кудрявая шиншилла. Педагог — Лариса Зельдивна — тучная росомаха с длиннющими усами — неразборчиво бубнила себе под нос текст лекции.

Алек с отсутствующим видом сидел на втором ряду. Рыжая чёлка лезла ему в глаза, губы — совсем не такие тонкие, как у Павла, а