Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молодцы, парни, – сказал Айвор в конце дня. – Это огромный шаг вперед.
И я ощутил совершенно неожиданный прилив гордости.
Отступив в сторону, Майлз стиснул мне плечо и предложил хлебнуть своей волшебной воды. «Думаю, мы к чему-нибудь придем». А другого моего плеча мимолетно коснулась другая рука.
– Кое-кто неплохо справляется с домашними заданиями! – едва заметно улыбаясь, заметила Алина, и тут до меня дошло, что больше можно не переживать: никто не собирался снимать меня с роли и при желании я могу остаться.
А на низком парапете у альпийской горки дожидалась Фран Фишер и постукивала пяткой по камням.
Брось помыслы о ней? Так посоветуй, как мне бросить думать!
На бензоколонке, сидя за кассой, я зубрил Шекспира.
– «Сударыня, за час пред тем, как солнце окно востока золотом…»
На площадке завыл автомобильный сигнал, и из машины своего брата, сидевшего за рулем, вышел Харпер, а на заднем сиденье, втянув головы в плечи, затаились какие-то две фигуры. Быстро убрав текст, я убедился, что моя шпага скрыта от посторонних глаз. Харпер вошел в торговый зал, и мы завели отработанный диалог.
– Тут мой брат кое-что выиграл в мгновенную лотерею. Я могу здесь выигрыш получить?
– Конечно! Только по предъявлении карточек.
– Да-да. Вот они.
Я достал из кассы наличку:
– Мои поздравления!
Но Харпер уже шагал к выходу.
У меня на глазах он пересек площадку; тут я не выдержал и, обежав вокруг прилавка, выскочил на улицу:
– Извините! На пару слов!
Мы стояли у мешков с углем для мангала, и Харпер тревожно косился на припаркованную в стороне машину.
– Ну что еще?
– Просто хотел спросить… как вообще дела?
– Все путем. Ты вроде говорил, у вас тут камера висит?
– Так и есть, но это не страшно, никто ее не проверяет. Вот если бы клиент уехал, не заплатив… Я тебя не видел с того дня…
– А я к тебе заходил. Твой папа сказал, тебя нет дома. И что сам тоже тебя не видел.
– Да, я был… он в порядке?
Харпер заржал:
– Откуда я знаю, это же не чей-нибудь, а твой папаша. Как всегда. Ладно, нам ехать пора.
Я услышал, как взревел двигатель, увидел его брата, который постукивал по стеклу часов, а на заднем сиденье разглядел Ллойда с Фоксом. Помахав им в знак приветствия, ответа я не получил.
– Значит, Ллойд на меня до сих пор дуется?
– Есть немного.
– Ну о’кей. Ладно, за деньгами чуть позже заскочу.
– Нет, сегодня не стоит, уже поздно.
– А… Ну о’кей. – На часах не было еще и девяти.
– В этот раз деньги отдам – и все, я пас, больше на это не подписываюсь.
– Ладно.
– Я у отца неплохо зарабатываю, так что твои деньги мне без надобности. Можешь, кстати, прямо сейчас их целиком забрать.
– Нет, половина твоя.
– Нет. Тебе нужнее.
– Но не здесь же. Не сейчас.
– Бабло у меня в руке. Суну тебе незаметно, чтобы потом не заморачиваться.
Я немного подумал.
– Ну давай, только осторожно.
Мы пожали друг другу руки, и мои пальцы сомкнулись вокруг свернутых в трубочку банкнот, которые без промедления перекочевали ко мне в карман. Передача денег прошла вроде довольно гладко, без лишних телодвижений, скрытно, и только позже, когда эта сцена сделалась уликой против меня, мне вспомнились его настороженные взгляды вправо-влево при выходе из машины, мой собственный взгляд, брошенный на глазок камеры, чопорное и судорожное рукопожатие, вовсе ничем не мотивированное. С какой вообще стати служащий оставил рабочее место, задерживается на площадке и за руку прощается с клиентом, которого даже не знает?
Когда работаешь на камеру, главное – не пережимать.
Перспективы
Капулетти играли в лапту против Монтекки, и Полли (в команде Капулетти), низко присев, двумя руками занесла над плечом биту, как топор душегуба.
– Вы слишком высоко держите, Полли, – сказал Майлз, готовясь к подбросу.
– Мне шестьдесят восемь лет, Майлз: не учи ученого.
– Но так слишком высоко, надо пониже.
– Майлз, этот мяч я запущу прямиком тебе в физиономию.
– Нет, в физиономию нельзя! – завопил Алекс.
– Хорошо. Делайте как хотите.
Мяч вылетел из его руки, и Полли с приятным «чпок» послала его далеко в синее небо; Фран, Колин и Кит, сорвавшись с линии кона, побежали, и Полли под одобрительные возгласы отступила в «дом». Последним к игре подключился Джордж, с очевидным неудовольствием взяв биту.
– Командные виды спорта. Идеал фашизма. Меня, кстати, привлекло сюда не что иное, как отсутствие командных видов спорта.
Хватило его ненадолго; настала моя очередь. Потерпев неудачу в бадминтоне, я теперь жаждал показать себя перед Фран непревзойденным игроком в лапту, но сумел отбить мяч лишь на считаные метры – и прямо в руки Люси. Вскоре осрамились и другие Монтекки, а потом оба враждующих клана распластались на лужайке под утренним солнцем.
Я пообещал Фран неделю своего времени. Неделя, считал я, как раз тот срок, когда мой уход ни на что не повлияет, но (Фран наверняка это понимала) планы ухода хирели день ото дня, тем более что приходил я сюда не только из-за Фран. Приглядываясь вблизи к отдельным лицам, я все сильнее привязывался к труппе и больше не говорил «эти люди». Сколь прилипчивы бывают акценты и говоры, столь же заразительными оказались принятые здесь ирония, лукавство, показная невозмутимость. Здесь шутили с каменными лицами. Здесь разговаривали будто бы под запись, и разговоры тяготели к художественному диалогу, изобилующему кавычками и шутками для посвященных. Здесь тоже друг друга поддразнивали, но беззлобно. В силу привычки к более топорным формам сарказма и критики я был далеко не уверен, что соблюдаю все правила, но время от времени говорил что-нибудь такое, отчего все смеялись, и радовался не менее, чем от успешной подачи. Но довольно часто разговоры приводили меня в замешательство, и я только ловил ртом воздух.
Обсуждали, например, вопросы образования. На последней неделе репетиций должны были прийти результаты экзаменов, и при удачном раскладе – а иного и быть не могло – Фран, Люси, Колина и Джорджа ждало поступление в предуниверситетский колледж, в каком уже учился Алекс. Харпер и Фокс, хотя и прибеднялись, тоже готовились к отъезду на учебу – это я знал от новых и старых знакомых, побывавших на
