Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс

в гостиную. Родители стояли парой, как провинившиеся дети, застуканные за актом вандализма. Вы подтверждаете, что это имело место? Неужели вы и есть та семья, на которую жалуются соседи? Голоса внизу теперь звучали примирительно. Нет, не надо, офицер, мы все поняли, теперь все будет хорошо, а мне хотелось свеситься в пролет и закричать: не слушайте, ничего они не поняли, у них всегда так! Вместо этого я затопал в ванную, достаточно громко, чтобы услышали полицейские, распахнул дверцу аптечного шкафчика, нашел аспирин, с грохотом захлопнул дверцу, выдавил из прозрачных ячеек на ладонь две таблетки, поразмыслив, добавил третью, остановился. Еще раз открыл шкаф, перебрал тюбики с кремами и бальзамами, липкие флаконы с засохшим сиропом, откопал коричневую склянку жидкого парацетамола. Таблетки высыпал в рот, хлебнул мерзкой бурды и запил все вместе прямо из-под крана, а потом, для надежности, открутил колпачок детской микстуры от кашля, просроченной на несколько лет и потому, как я решил, еще более концентрированной и вредоносной. Дождавшись, когда за полицейскими закроется дверь, я сделал завершающий глоток, содрогнулся от химозной приторности, расставил эту аптечную тару на сливном бачке унитаза и, для пущей убедительности сдвинув коричневую склянку на самый край, довершил маленькую диораму отчаянного протеста. Снизу доносилось резкое, злобное родительское шипенье. На верхней койке моя сестра притворялась спящей. Я тоже лег и выжидательно сложил руки на груди, уподобившись надгробному памятнику.

Этот случай произошел аккурат перед тем, как отцу назначили курс лечения; интересно, хватило бы у меня духу открутить колпачки тех самых коричневых флаконов? Едва ли. Самоубийство планировалось мною чисто гипотетически, порой наряду с убийством: прижимая к вене тупой край ножа для масла, я раздумывал, где бы закопать труп Криса Ллойда. Давясь микстурой, я знал, что отхаркивающее вряд ли приведет к летальному исходу. Передо мной стояла другая цель: подтолкнуть родителей друг к другу, сплотить нашу семью. Но утром, охваченный стыдом и раскаянием, я бросился в ванную – и застал там маму, которая в одной руке держала прозрачную упаковку-блистер, а кончиками пальцев другой брезгливо сжимала липкий флакон.

– Чарли, это ты?

– Да?

– Слушай, Чарли, когда ты научишься за собой убирать? – Она швырнула микстуру в мусорную корзину. – Это давно просрочено. А если голова болит, принимай либо аспирин, либо парацетамол, но не все подряд. Лекарства денег стоят. И помни. Для всего. Есть. Свое. Место!

Если даже такой вопиющий перформанс не возымел никакого действия, значит требовалось нечто еще более театральное. Как по заказу, подходящий случай замаячил через пару месяцев в экзаменационном зале.

На исходе лета я рассказывал об этом (выборочно) Фран, но сейчас, в саду, лишь подтвердил факт своего академического краха.

– Оценка «Ж» – жопа. Просто подумал, что ты должна это знать.

Она немного помолчала.

– И что же именно, по-твоему, я должна знать?

– Не надо принимать меня за кого-то другого. И рассчитывать, что я ломанусь туда, где меня не ждут.

– О’кей. Значит, ты решил меня отпугнуть.

Я пожал плечами:

– Можно и так сказать.

– Представь, я действительно люблю заранее знать оценки тех, с кем собираюсь общаться. Это примитивная система отбора, но ведь существует еще собеседование, существует практикум, и если человек хорошо себя зарекомендует…

– А если человек облажается…

– Аттестация на самом деле ведется непрерывно.

– …или окажется балбесом?

– Балбесом ты оказываешься в единственном случае, – сказала она, – когда пытаешься доказать, что ты – балбес. Это понятно?

– Вроде да.

– Ну вот.

Я лежал с закрытыми глазами, накрыв лицо согнутой рукой, но все равно почувствовал, как мне на лицо упала тень, и услышал шорох листьев – это она пересела поближе.

– Сегодня куда-нибудь пойдем.

– Мы с тобой?

– Нет, все вместе. У нас намечен общий выход.

– Не идеальное решение.

– Согласна. Только ты не убегай. – (Из особняка донесся звон треугольника.) – И в конце вечера без меня не уходи, Чарли. Заруби себе на носу. Без меня – ни шагу.

Маски

Накрытый тканью фанерный ящик внесли и с пиететом водрузили на место Крис и Крис, как будто им доверили ковчег Завета.

– Это хорошо, дело движется… – сказала Хелен.

– Знаменательный миг, – сказал Джордж. – Дает чувство свершения.

– Работы еще невпроворот…

– Хелен, дорогуша, покажи макет, – попросила Алина.

Под общие ахи и охи сдернули покрывало. Я присоединился. Крис и Крис были из тех ребят, которые не вылезают из «Хобби-лобби» и без устали мастерят миниатюрные копии очень больших объектов; макет получился чрезвычайно стильным: он представлял собой угол городской улочки в пыльно-белом цвете, асимметричный и причудливо изогнутый, отчего дома наклонялись, будто под хмельком. Сей шедевр был выполнен из тонированного бальзового дерева и мха; мы все подались вперед, а Хелен возвышалась над нами, как кукловод.

– Здесь современный итальянский город, только после землетрясения, тот самый, что в пьесе.

– «Этому трясенью земли, вы теперь сосчитайте, полных одиннадцать годов», – процитировала Полли.

– Вот именно, поэтому здания как бы изломаны, будто в любой момент могут рухнуть. Но горожане слишком заняты междоусобными боями – у них руки не доходят до восстановления города. Это метафора, понимаете? Здесь есть балконы, есть переходные мостики, но каждый чем-то опасен. Нет, вы не думайте, ходить по ним безопасно, никто из вас тут не убьется, но действие будет разворачиваться и по вертикали тоже. Все выглядит солидно, но на самом деле основаниями послужат главным образом строительные леса и мебельные чехлы. Еще мы обыграем тему стирки… я знаю, что это клише… а для интерьеров используем туго натянутые простыни, как паруса яхты. Вот смотрите…

Хелен дернула за какую-то веревочку, и мы зааплодировали.

– У нас в сцене праздника между крышами будут висеть гирлянды лампочек, голых лампочек, наподобие китайских фонариков. А для сцены массового боя в третьем акте мы обратились к идее итальянского футбола: мальчишки гоняют мяч на городской площади, а когда проходят крупные международные встречи, жители вечером выносят стулья и кресла и смотрят, как говорится, всем миром. Вот и у нас во время драки будут летать складные стулья, как показывают в новостях, и факелы, и фейерверки, над этим еще работаем, а для сцен с участием брата Лоренцо внесем дерево, пыльное, все белое, кроме листьев, и в декорациях это будет единственное пятно зеленого, потому что монах связан с природой, с травами, садами, и потом, там Ромео и Джульетта сочетаются браком. А вот это – вы все… – Она извлекла откуда-то колоду игральных карт необычно большого формата. – По нашей мысли, вы все должны выглядеть ослепительно.

– Хвала Господу, – выдохнул Алекс.

– И еще мы подумали: красный и синий