Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3 - Александр Дмитриевич Григорьев

Я холост-от хожу да нежонат слову.

Вы не знаете ле мне да хто обручьници:

Щобы ростом велика да как лицём бела,

У ей черны-ти брови — да два как соболя,

У ей ясны-ти оци — два как ясны сокола,

30. Да походоцька у ей была павиная,

Тиха рець у ей была бы да лебединая,

Да статным бы она статнёшенька?..»

И-за той же скамейки да белодубовой

Выставал тут Добрынюшка Микитиц-свет.

35. Он и сам говорыл да таково слово:

«Уш ты ой княсь Владимёр да стольнекиевской!

Ты позволь мне тако да слово молвити,

Не моги миня за слово скоро казнить,

Ты скоро миня казнить, скоро повесити!»

40. Говорит княсь Владимёр да стольнекиевской:

«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц-свет!

Говори-тко, Добрыня, що тебе надобно!» —

«Що и ес<т>ь во цистом поле глубок подгрёп,

Засажон тут Дунаюшко Ивановичь.

45. Он и ездил Дунаюшко по фсей земли, —

Не можно ли ёго выпустить на белой свет?

Да не знат ле он тебе супротивници?»

Говорит тут князь Владимер да стольнекиевской:

«Поежжай-ко, Добрынюш(к)а Микитиц-свет,

50. Ты вези-тко Дунаюшка Ивановица!»

Тут поехал Добрынюшка Микитиц-свет

А за тем же за Дунаём за Ивановицём,

Он привёс ёго ко князю да ко Владимёру.

Он садил его да за обраной стол,

55. Подавал ему цару да зелена вина,

Он и сам у Дунаюшка выспрашывал:

«Ты не знаш-ле мне да как обручницы:

Щобы ростом велику да мне лицём белу,

И черны-ти брови у ей да два как соболя,

60. А ясны-ти оци да как два сокола,

А походоцька у ей была бы павиная,

Тиха рець бы у ей была лебединая,

А статным бы статна она, статнёшенька?..»

Воспроговорит Дунай да сын Иванович:

65. «Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской!

Ты позволь мне тако же да слово молвити,

Не моги меня за слово скоро казнить

И скоро меня казнить, скоро повесити.

Ес<т>ь во далечём, далечём да во цистом поли

70. Там стоял же шатёр да бел полоттянной,

Там жывёт во шатри Михайло Ильиц-от-свет,

У ёго ес<т>ь молода жона да Василиста Викулисьня;

Она ростом велика да и лицём бела,

У ей черны-ти брови — два как соболя,

75. У ей ясны-ти оци — два как сокола,

Да походоцька у ей была павиная,

Тиха рець же у ей да лебединая!..»

Тут проговорит князь Владимёр да стольнекиевской:

«Уш ты ой есь, Дунай да свет Ивановиць!

80. Уш ты как же у жива мужа хош жону отнеть?»

Воспроговорит Дунай да сын Ивановиць:

«Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской

Созовём мы ёго да на поцесьён пир,

Напоим мы вином ёго допьяна;

85. И он же жоной да приросхвастаицсе;

Мы тогда на ёго накинём службу цяжолую:

Мы отправим ёго да во цисто полё

За лютым-то зверышшом — да за Буянишшом».

Согласилсэ Владимер да стольнекиевской

90. А на те же на реци да Дунаёвы;

Отправлял тут Дунаюшка Ивановица,

Отправлял же ёго да во цисто полё

А за тем же Михайлом Ильицём же свет.

Тут приехал Дунаюшко ко белу шатру,

95. Заходил тут Дунаюшко во белой шатёр,

Тут кланялса Дунаюшко низёхонько:

«Ты по имени Михаило Ильич же свет!

Тибя звал-поцитал княсь Владимёр на поцесьён пир».

Тут и стал же Михайло срежацьсе на поцесьён пир:

100. Омываицьсе свежой водой ключа́вою,

Оптираицьсе тонким белым полотеньцём же.

Отправлят ёго Михайла молода жона

И сама же ёму да наговарыват:

«Ты поедёш, Михайло, на поцесьён пир,

105. Ты не пей зелена вина допьяна,

Ты не хвастай же, Михайло, мной веть там:

Если ты будёш хвастать, жывому не быть!»

Тут поехал Михайло на поцесьён пир

И к тому же ко князю да ко Владимёру.

110. Тут приехали ко князю да ко Владимёру.

Тут выходит веть князь да на белы сени,

Он берёт же ёго за руку за́ праву,

Он садит же ёго да за дубовой стол,

Оддават же ёму да три веть местицька:

115. «Ишше перво-то местицько по<д>ле́-т[52] князя,

А ишше фторо-то местицько — супротиф князя,

А ишше третьё-то местицько — куды сам похош!»

Тут садилса Михайло супротиф князя.

Наливал ёму княсь Владимёр цяру зелена вина,

120. Подносил тут Михайлу Ильицю же свет

И сам говорил ёму таковы слова:

«Уш ты пей-ко, Михайло, цару фсю до дна!»

Уш выпил Михайло цару фсю до дна,

Тут стал же Михайло весь пьян ставать

125. И тут же жоной да приросхвасталсе:

«Есь у мня веть дома да молода жона,

Що негде такой красавицы не обышшыцьсэ!»

Говорыл князь Владимёр таковы слова:

«Уш ты ой еси, Михайло Ильиц ты свет!

130. Я накину на тебя службу не малую,

А не малую служопку, не великую:

Тебе съездить Михайлу во цисто полё

За тем же за лютым зверём-кабанишшом

И вести тебе люта зверя-кабанишша ко мне;

135. Мы тогда веть уш съездим да за твоёй молодой жоной,

И тогда у нас поведецце пированьё-столованьё немало же!»

Ишше тут же Михайло закручинилсэ,

Он пове(си)л свою буйну головоцьку:

«Говорила мне веть молода жона,

140. Що по имени Василиста да доць Викулисьня —

Не велела мне-ка пить да зелена вина.

Не послушал я свою молоду жону!..»

Тут поехал Михайло во цисто полё.

Тут выходит Василиста да на красно крыльцё

145. И видит: Михайло едёт не по-старому,

Не по-старому едёт да не по-прежному:

Он повесил свою буйну головоцьку,

Потопя же оци ясны да в мать сыру землю.

Говорила Василиста да доць Викулисьня:

150. «Уш ты що же, Михайло, запечалилсэ,

Запечалилсэ, Михайло, закручинилсэ?»

Отвецял тут Михайло молодой жоны:

«Уш ты ой