Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства - Вячеслав Черемухин

стремился оставаться где-то далеко от Родины надолго. Но оставались. И не просто оставались. Люди работали на самой незавидной работе: в отелях, в такси, чистильщиками обуви. Кто был посолиднее и имел высшее образование, читал лекции в университетах. Были даже те, кто авантюрными путями захватывал власть на территории какой-то страны и правил ей в течение нескольких недель. Да, один эмигрант в 1934 году, Б. М. Скосырев, объявил себя королем Андорры Борисом I и был единственным королем этой страны за всю ее историю.

Политически русские эмигранты оказались крайне активными. Занятие политикой для них решало две задачи — с одной стороны, давало, пусть и эфемерную, надежду быть услышанными со стороны западных политиков и участвовать в борьбе против большевизма, а с другой ‒ реализовать свою потребность заниматься политикой, согласно известной пирамиде А. Маслоу. И именно такой была психология русской эмиграции этого периода — жить надеждой и нереализованными планами. Правда, пусть и на уровне обычного беженства, но многие стали активными политиками, публицистами, фельетонистами, писателями и просто творческими людьми.

Эмиграция пытается не забывать о том, что она русская эмиграция. Она сохраняет свою армию в виде РОВСа и КИАФ — военных структур, которые так или иначе напоминают армию существующего государства. Несмотря на то, что они создавались с абсолютно логичными целями укрепления какого-либо политического лагеря (КИАФ в этом смысле наиболее наглядный пример), они все вместе напоминали о том, что русская армия существует, что она не сдается, что она готова помогать, она готова выполнять приказы своих командиров, что она готова выполнить долг перед историей своей страны, перед ее прошлым, настоящим и будущим.

Русская эмиграция обладала двойной идеологией — она была патриотической и антибольшевистской. И исходя из этого уже она давала политикам эмиграции поле для идеологической работы. Не нужно было множество печатных изданий и бесчисленных количеств статей и репортажей о том, что происходит в России Зарубежной, чтобы понять, что русская эмиграция в преобладающей своей массе ‒ монархическая. Вековой строй вместе с ностальгией об утерянном прошлом оживал перед эмигрантами яркими красками их жизни до Революции и Гражданской войны. Но вернуть прошлое было нельзя, можно было лишь о нем вспоминать.

И вот она, психология эмигранта 1920-х гг., — жизнь памятью о прошлом, попытки выжить за рубежом, не теряя надежды на скорое возвращение домой.

Эмигранты пытались создавать свои правительства, включать в организацию своей жизни органы представительной власти, даже попытались в 1926 году создать собственный парламент.

Выяснение же проблемы влияния отдельных личностей на политический и идеологический процесс в эмиграции связано лишь с некоторыми фигурами. Огромный политический вес в эмиграции имел главный идеолог либерального консерватизма П. Б. Струве, поражение которого стало и поражением его как политика в эмиграции. Не менее заметную роль играл бывший лидер ультраправого Союза Русского Народа Н. Е. Марков 2-й, который достаточно часто выступал на большом количестве эмигрантских собраний, пытаясь внести свою лепту в развитие идеи единства эмиграции. Один из главных сторонников создания внепартийного объединения И. П. Алексинский стал тоже активным деятелем в эмиграции, поражений его идей стало для него не менее большой потерей в политике. А. П. Кутепов, П. Н. Врангель, А. С. Лукомский, М. Н. Левитов и другие деятели военной эмиграции также стали активными участниками дискуссий того времени. Однако место Кирилла Владимировича и Николая Николаевича-мл. данные фигуры занять не могли. После скоропостижной смерти Николая Николаевича в январе 1929 года, ставшей почти трагедией для политической эмиграции, главенство в эмиграции постепенно стало переходить к Кириллу Владимировичу. Дошло до того, что даже такие активные деятели эмиграции, как Н. Е. Марков 2-й, до этого стоявший на николаевских позициях, призвали признать «законность прав» Кирилла Владимировича. Позиция Маркова 2-го даже в какой-то момент привела к расколу в монархическом лагере эмиграции. Сам же Кирилл Владимирович оставшиеся годы своей жизни и «правления» в эмиграции до смерти в 1938 году провел активно и с политической точки зрения, и с точки зрения сохранения наследия русской монархии. Несмотря на то, что он не получил полной поддержки от русской эмиграции в силу целого ряда причин, ему удалось сохранить идею монархии в эмиграции. Свое наследие как глава династии он передал своему сыну Великому Князю Владимиру Кирилловичу, который после смерти отца стал безусловным духовным авторитетом для русской эмиграции. Свое знамя он нес на протяжении долгих лет до 1992 года и смог вернуться в Россию из эмиграции.

Но все это в совокупности выглядит по меньшей мере странно. Отдельные попытки русских политиков в эмиграции обращаться к западным правительствам, отдельные попытки помогать в организации власти после государственного переворота 1924 года в Албании и т. д. Кажется, что русские эмигранты так и не нашли себе места в истории Европы и мира. Зададимся вопросом: а было ли что-то, чего не хватило русской эмиграции? И не хватило для чего?

На самом деле перед нами самый простой и понятный вопрос по поводу всей истории русской эмиграции. Эмиграция хотела одного — вернуться домой. Эмигрантские процессы времен Второй мировой войны во Франции, Нидерландах, Бельгии, странах Северной Европы и других точках мира показывают абсолютно то же желание у представителей других национальностей. Все они стремятся вернуться туда, откуда когда-то уехали. И именно в эмиграции всегда появляются мыслители, теоретики и философы, которые объясняют эти проблемы высокими и подчас непонятными категориями. Однако не стоит строить домыслов и говорить больше, чем есть на самом деле. Вернуться туда, где нет враждебного тебе политического строя, вернуться туда, где не нужно бояться за свою жизнь, вернуться туда, где жили твои предки, — вот единственное желание любого эмигранта из любой страны мира.

Каждое десятилетие ушедшего века показывало, как менялась русская эмиграция. Сначала она была активна, но она концентрировалась вокруг старых политиков, для которых были близки идеи монархии, где на первом месте стояли идеи чести и верности своим принципам.

Потом «первую скрипку» в эмигрантском оркестре стали играть представители нового молодого поколения. Они были такими же максималистами, как и мы в подростковом возрасте или в юности. Они не знали, что такое Россия, они никогда не видели ее, но они изучали русский язык, они знали русскую культуру, они заканчивали русские школы, они печатали свои русские газеты, и они хотели действовать.

1940-е — годы действия для них. Эмигранты разделились на две части. Кто-то был готов воевать за Третий Рейх, и такие активисты действительно находились, но большая часть