Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

Рави ушла, вежливо и грустно извинившись, а Аяна поднялась наверх, к Кимату. Килин сидела там и развлекала его игрушками.

– Слушай, мы с девушками вечерком собирались немного посидеть с бутылочкой вина. Спустишься к нам? – сказала она. – Мы недолго. После нашего вина не болит голова, – подмигнула она.

Аяна подумала о том вечере, когда сидела с девушками в сарае. Она посмотрела на Килин и вдруг загадала: если их кир тоже скажет или сделает что-то мерзкое, то она никогда больше не поверит ни одному клятому киру в этом мире.

– Я могу ещё и кемандже взять.

– О! Бери! Давай так, сейчас ты уложишь ребёнка, и позже, когда все гости разойдутся по комнатам, мы за тобой зайдём.

– Килин, а этот колокольчик, он только в одну сторону работает? Ты не можешь с нижнего этажа дёрнуть, чтобы здесь зазвенело?

– Я приду за тобой, – расхохоталась Килин. – Не засыпай.

Кимат давно уже спал, и её тоже начало клонить в сон, когда Килин прибежала, тихонько ступая мягкими башмаками по тонким коврам.

– Мы собрались. Пойдём! Маленький не проснётся?

– Нет. Если не будут стучать в дверь, он не проснётся.

Девушки сидели у большого стола, с явным нетерпением ожидая Аяну. Маленький бочонок из угла переставили на стол, и Аяне дали стакан с вином, пододвигая стул.

– Нам очень понравилось. Завтра будет ещё?

– Да. Мы покажем ещё одну пьеску. Она короче.

– Расскажешь нам, каково оно – вот так, постоянно в дороге?

Вино было сладким и немного терпким. Оно слегка кружило голову. Девушки слушали, то вздыхая, то хихикая.

– Но пуще всего меня убивает стирка. Я ехала с малышом за спиной, и не всегда успевала остановиться и выпустить его из керио. Ох, если бы вы знали... Если бы вы только знали! – жалобно рассказывала Аяна. – Дайте мне залить горе. Это было невыносимо.

– Сочувствуем тебе всей душой... Сыграешь нам?

Аяна сыграла пару грустных мелодий, подоткнув под струны рубашку Конды, и светлая печаль, смешавшаяся с дымом от светильников, плескалась над столом, в глазах девушек и в их стаканах.

– Очень красиво.

Они посидели ещё немного. Аяна погружалась в воспоминания, всё дальше, всё глубже, омываемая светлыми волнами памяти, разбавленными светлым вином. Память вернулась в долину, проплывая, как незримое облако, над склонами, над дворами... Над затоном. "Фидиндо" стоял там, в круглой раме снежных берегов, окрылённый её руками и руками её друзей, мачты высились в холодное зимнее небо, стремясь к звёздам, к тёмной бездне, отражавшейся в ряби затона, и песня летела над водой, песня, которой Конда звал её прийти.

– Девушки, а кто-нибудь из вас знает такую песню?

Аяна взяла смычок и занесла его над струнами.

Дверь распахнулась, и Аяну резко потянуло наружу.

Она всматривалась в кружащуюся перед глазами темноту, подставляя ноги, чтобы не упасть, пытаясь разобрать, кто это пришёл, схватил её за запястье, и куда, в конце концов, её тащат. Наконец один из настенных светильников, слегка кружась, услужливо позволил разглядеть, кто же уверенно шагал впереди, так настойчиво увлекая её за собой.

– Тихо! Аяна, нужна твоя помощь!

– Линета! Отпусти!

– Аяна, нам нужна помощь. Кирья плачет! Пойдём! – обеспокоенно продолжала тянуть её Линета. – Ну же! Ну!

Линета вела её в полумраке между светильников на стенах, и Аяна перебирала ногами, смутно понимая, что её ведут на женскую половину, куда-то недалеко от её же комнаты.

Наконец Линета открыла одну из дверей и втянула Аяну за собой. Та моргала, пытаясь остановить легко кружащиеся огоньки.

Это была красивая, просторная гостевая спальня, и прямо посреди широкой резной кровати, на расшитом листьями блестящем покрывале в тонком пенном кружеве нижнего платья горько рыдала одинокая, несчастная кирья Равита.

– Кирья Равита всё же решилась сказать киру Карису о своих чувствах, – сказала Линета, едва заметно закатывая глаза. – Его всю зиму не было в Ордалле, и вот, когда он возвращается туда, её увозят на юг. Сегодня была последняя возможность, но рядом постоянно кто-то отирался. Теперь кир Карис уедет в Ордалл, а госпожу могут за это время просватать. Нам нужно передать ему записку, и срочно, потому что с утра он уезжает.

– А... А зачем вам я? – спросила Аяна, сжимая кемандже и пытаясь остановить слегка рассеянный взгляд на лице кого-то из девушек.

– Аяна, – придвинулась к ней капойо Линета. – Он на мужской половине.

– Ну... Так передайте через катьонте, – хихикнула Аяна, удивляясь, как им самим не пришло это в голову.

– Мы не можем так рисковать. Камьеры болтают. Ты не похожа на ту, которая нарочно будет портить репутацию кирьи, потому что и сама идёшь за любимым. Пожалуйста, помоги. Ты говорила, что в темноте тебя можно принять за парня. Ты можешь зайти на мужскую половину и передать записку прямо в руки Карису? Не его камьеру, не кому-то ещё, а только ему?

Аяну вдруг охватила бесшабашная удаль, явно поднятая со дна её души прекрасным лёгким вином. Почему нет? Харвилл говорил – сойдёт. Сойдёт за парня!

– Я не знаю, где его комната. Если объяснишь – передам, – уверенно, почти совсем трезво сказала она, откладывая кемандже на диванчик.

Равита перестала рыдать и замерла, прижимая ладони к щекам.

– Спасибо!

– Не за что. Я ещё ничего не сделала, – рассмеялась Аяна. – Дайте мне письмо, я возьму костюм из фургона, переоденусь и отнесу.

– Принеси костюм наверх и переодевайся в общей комнате. В дом не пустят незнакомого парня, – сказала Линета, передавая Равите грифель и клочок бумаги..

– Поняла. Давай записку. И объясни, куда идти.

Светильники на стенах женской половины слегка расплывались.

– Мне надо забрать вещи из фургона. Вещи, которые нужны мне для того, чтобы их забрать, – сказала она внизу, сдерживая смех, и катьонте выпустил её, очень внимательно вглядываясь в её лицо.

Сброшенное платье тихо прошелестело, падая за диван. Аяна натянула брюки и камзол. В доме не носят шляпу... Жаль. Ладно. Она сняла камзол и снова надела его, но уже поверх волос, отчего казалось, что они длиной по плечи. Теперь борода. Кривовато, но сойдёт. Нормально!

Вход на мужскую половину – напротив входа на женскую. Тихонько, мимо светильников... Главное, не хихикать. Линета сказала, что у него угловая комната, но она не знает, где вход. Вот это будет поворот, если она зайдёт к постороннему мужчине! А, нет. Она сама парень. Анвер. Точно. С кривоватой бородой, ну да ладно. Она не позировать для портрета идёт.

Ей повезло. На мужской половине ей попался лишь один катьонте, который даже не взглянул в её сторону, а дверь в угловые комнаты вела лишь одна, и она постучала туда, затаив дыхание. Навстречу ей высунулась взлохмаченная голова и рука со свечой, и на пальце блеснуло большое кольцо.

– Кир Карис?

– Да. Что ты хотел?

Аяна чуть не расхохоталась. Он взаправду принял её за парня!

– Тебе письмо.

Карис распахнул глаза и втащил её в комнату, схватив за запястье. Потом он отпустил руку и посмотрел на свои пальцы.

– Ты кто? – с подозрением спросил он. – Ты не парень!

– Я... Белисса, – хихикнула Аяна. – Тебе письмо от Равиты.

Он просиял и вытянул руку, и Аяна вложила в неё записку.

– Жди ответа, – сказал он, наклоняясь над столом со свечой.

Он написал что-то на бумажке и обернулся, улыбаясь.

– У тебя такая тонкая рука, что я испугался, – сказал он. – На. И вот.

Он вложил ей в руку записку и три серебряных монеты.

– Иди скорее. Спасибо. Если понадобится помощь с чем угодно – найди меня в Ордалле. Я Бинот Карис. Ты осчастливила меня.

Она не знала, что писала ему Равита, и что он написал в своём ответе, но лицо Равиты тоже просияло так, что и без слов многое стало ясно. Да уж, со смехом думала Аяна, снимая камзол в тёмной комнате и накидывая платье.

39. Ондео в последний раз

– Небеса милосердные, – ахнула Килин. – Аяна... Твоё лицо! Ты заболела?!