Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

– Ну ты даёшь. Ты корабль-то его знаешь?

«Фидиндо». Его корабль назывался «Фидиндо», и Конда стоял, опираясь на стол, в своей небольшой каюте, похожей на деревянную шкатулку, с кучей странных приспособлений и приборов на стене, а пылинки тихо оседали на пол, и она любовалась его затылком, спиной, руками и тем, что слегка обнажил сползший на бёдра шнурок полотняных штанов.

– Ох... – покачала головой Килин, глядя на Аяну. – Ты смотри, поосторожнее. Весна на дворе. Как бы не довела тебя твоя страсть до беды какой.

– Какая страсть?

– Да ты вся кипишь. У тебя в глазах полыхает. Ты же сейчас о нём вспомнила?

– Да как вы это делаете, – простонала Аяна отчаянно. – Что не так с моим лицом?

Килин хихикнула.

– Давно ты его не видела?

– Два года будет в марте.

Килин изменилась в лице.

– Ой. Долго как.

– Прошу, не надо! – взметнулась Аяна. – Ревность рвёт меня изнутри, когда я думаю об этом!

– Прости. Не плачь! Будь я парнем, я б тебя точно не забыла. Я таких ещё не видела, честно.

– Ты меня утешаешь? – грустно спросила Аяна.

– Ну да. Помогает?

Это не очень помогало, но Килин расстроилась, и Аяна кивнула, чтобы подбодрить хотя бы её.

38. Тебе письмо

Ригрета сияла, как звезда.

Её глаза горели так, что это было бы видно даже на задних рядах большого зала. Её белозубая улыбка покоряла, покачивающиеся бёдра увлекали, а то, как она хохотала над бородатым чучелом, привело в восторг всех без исключения зрителей,которые восхищённо следили за её увлекающим, словно задорный танец, движением.

Аяна томно вздыхала в своём нежном наряде. Она была украшением. Всё, что ей нужно было делать – производить впечатление своей чистотой, скромностью и манерами. Леарт полюбил её за это, а она Леарта – за его красоту и стан, подобный кипарису. Конда не был похож на кипарис. Его спина была как скала на пляже, нагретая солнцем. А кипарисы, к слову, она теперь уже видела. Они и правда были похожи на свечки. Их кроны, зелёные и летом, и зимой, клонились на порывистом ветру, как большие зелёные кисти, которые пытались вернуть небу яркий цвет, размазывая по нему промочивший их дождь.

Аяна разглядывала зрителей. Интересно, все останутся на ужин? Она вздыхала в уголочке, краешком мыслей отслеживая реплики Ригреты и отвечая на них, и наблюдала за юной кирьей, которую везли на юг поправить здоровье, и за её капойо. Из всех присутствующих эта цветущая кирья меньше всех нуждалась в том, чтобы её здоровье поправляли... Но её, Аяны, это её не касалось. Она вытянула губы к Чамэ, и та чмокнула её.

Общий поклон! Им аплодировали, и Аяна кланялась, испытывая гордость за себя и за остальных. Они с честью прошли это испытание. Кадиар сиял, как начищенная налобная медная пластина невесты хасэ.

Она забрала Кимата у Килин и покормила его, а потом оставила их в комнате и спустилась на ужин.

С замиранием сердца она ждала, какой десерт вынесут после вкуснейшего, ароматного риса с какими-то дарами моря и запечённых овощей с нежным мясом и травами. Надежды оправдались.Она наслаждалась мороженым, которое вынесли в маленьких вазочках, и показала язык Ригрете, которая строила ей страшные лица через стол.

– Можно тебя попросить отнести четверть порции наверх, моему сыну? – спросила она катьонте, пытаясь вспомнить, не нарушает ли её просьба какие бы то ни было правила приличия.

Но катьонте лишь с улыбкой кивнул, и она глубоко вдохнула и выдохнула. Какое счастье, что они тут останутся ещё на день! В этом доме отпускали тревоги. А то, что сказала Килин... Это были очень важные сведения, и их необходимо учесть.

Лутан встал и поднял бокал на красивой гранёной ножке.

– За наших гостей! Кто желает выйти в парк, пока не стемнело?

Аяна отпила свою воду и выпрямила спину. Ей хотелось откинуться на спинку стула и незаметно поправить поясок. Лутан приглашающим жестом показал на дверь, ведущую в холл, и подал руку Ригрете, которая сидела возле него.

Парк встретил вечерней прохладой и шуршанием мелких камешков на дорожках. Казалось, что всё происходящее – какая-то блаженная иллюзия, которая вот-вот закончится.

– Наверное, вам живётся несладко, – раздался голос за плечом.

Капойо юной кирьи подошла к ней и стояла, улыбаясь.

– Бывает, случаются неудобства, – присела Аяна, слегка кивая кирье, которая подошла следом за капойо с неловкой улыбкой.

– Моя госпожа очень интересуется, как вы живёте в дороге.

– Мне очень интересно, – кивнула кирья.

– Разное бывает. Меня зовут Аяна.

– Я капойо Линета. Это кирья Ним Равита. Ты не против поболтать?

– Совершенно не против. Моё почтение, кирья Равита. Куда направляетесь?

– Зови меня, пожалуйста, Рави, – смущённо сказала та. – Мы едем в Басфу. Там на побережье у моих родителей есть дом.

Аяна с интересом разглядывала живую настоящую кирью из столицы. В больших домах до Чирде юные кирьи уходили на женскую половину сразу после представления, если им, конечно, вообще разрешали присутствовать. Тут же ей выдалась возможность сравнить ту кирью, какой была Белисса в её воображении, и, так сказать, живой пример, существующий на самом деле.

Девушка была чуть смугловатая, с нежной, легко красневшей кожей, выгодно оттенённой светло-лиловым платьем со скромным вырезом, который природа, тем не менее, щедро наполнила... пышущим здоровьем.

– Я не привыкла, когда меня называют полным именем, – сказала Рави. – От этого я чувствую себя слишком взрослой.

Аяна кивнула и почему-то вспомнила, как она пару лет назад говорила о себе примерно то же самое.

– Как ты оказалась в труппе?– спросила Линета. – Ты не похожа на актрис, которых я видела... и о которых слышала.

– Да... ты больше похожа на кирью, – кивнула Рави. – Ты сбежала из дома?

Они завернули за угол высокого лабиринта из подстриженной живой изгороди.

– Нет, – покачала головой Аяна. – Хочешь знать правду? Я действительно не актриса. Я ушла из дому за любимым, чтобы найти его. Его увезли от меня.

– Из дому за любимым! – ахнула Рави, прикрывая рот. – Ничего себе, какая ты смелая...

– Я не смелая. Я просто иду к нему, шаг за шагом, день, ночь, и дорога не кончается.

– Ночь? Но это... небезопасно, – сказала Линета. – Девушке небезопасно идти и днём, а уж ночью!

– Ты же видела нашего Леарта. Если тебя принимают за мужчину, дорога становится чуть безопасней.

Рави смотрела на неё с восхищением.

– А ты ходишь по улице, переодевшись в мужчину? Вот так, не в пьесе?

– Бывало. Я, правда, больше похожа на парня, чем на мужчину, но из-за моей фигуры выглядит даже чуть лучше, чем у Чамэ.

– Вот это да, – восхитилась Рави, но тут же погрустнела. – Хотела бы я быть такой смелой и решительной... Я стесняюсь даже смотреть... а ты ушла из дома!

Аяна вспомнила, как она стеснялась смотреть. Ей было знакомо это чувство. Всё, что говорила эта кирья, она тоже переживала когда-то. Лёгкая грусть коснулась её, и захотелось приободрить Рави.

– Знаешь, мы все стесняемся, кирья Рави. Но когда ты понимаешь, что твоя любовь может ускользнуть, если ты не сделаешь хотя бы один маленький шаг или не поднимешь глаза, то всё меняется. Одна моя подруга подошла к парню, сказала, что он ей нравится, и вот они уже женаты.

Она не стала рассказывать про шаги, отпечатавшиеся кровью на снегу, когда она шла к своей любви, но имела в виду и их.

– Но нам даже смотреть толком нельзя, – воскликнула Рави, вдруг краснея, и зажала рот.

Аяна глянула на Линету, и та едва заметно закатила глаза, вздыхая, а потом повела взглядом в сторону. Аяна глянула туда и заметила за поворотом лабиринта темноволосую голову парня, которого уже видела мельком среди зрителей, а потом за столом. Она снова взглянула на Линету, и та еле заметно удрученно кивнула головой.

– Очень жаль, – сказала Аяна. – Не представляю, как признаться, если нельзя ни говорить, ни смотреть.