Ключ Эдема - Макс Кроу

Ожидая возвращения командира и готовясь снова стать транслятором чужого прошлого, Вадим краем глаза следил за Прометеем. Тот выглядел мрачным, хотя всю дорогу язвительно шутил и всячески демонстрировал наплевательское отношение к самой миссии ассасинов.

— Что, уже невесело? — спросил Вадим.

Прометей обернулся к нему, убедился, что Сэб вышла из каюты и стоит на палубе, хмыкнул.

— Нет. Почему же? — тот снова расцвел искусственной улыбочкой. — Все ведь идет по плану, да? Все надежно, за все ручается крутой Алекс. Только вот нюанс… незначительный.

Прометей сел на койку напротив Вадима и подался вперед, чтобы их разговор не подслушали:

— Это билет в один конец.

Вадим усмехнулся, и Прометей продолжил:

— Допустим, что каким-то чудом, перескакивая с судна на судно, вы доберетесь до заветного Бермудского треугольника. Зависнете прямо над убежищем Атлантов и даже купите в супермаркете ласты и маску, чтобы нырнуть. Неужели ты думаешь, что они этого не заметят? Им даже не нужно вас убивать. Достаточно просто не пустить. Но если будете настаивать, они вас изжарят, распылят на молекулы и всё. Конец истории.

— А тебя не тронут? Как своего оставят? — Вадим отлично понимал, ради чего Прометей это говорит. Раскол в команде был бы на руку перебежчику.

— А кто тебе сказал, что я раньше не слиняю? — хохотнул тот. — Океан большой.

Вадим кивнул несколько раз, размял колено, которое последнее время все сильнее ныло.

— Вот ведь ты кусок дерьма, — вздохнул он совершенно спокойно, и потому собеседник даже не сразу понял смысл его слов, хоть те и были произнесены на английском. — Пугаешь смертью? Чудищами морскими? Я солдат. Мужик. И думаешь, меня остановят твои сказочки? Думаешь, я смерти боюсь? Я боюсь жизнь прожить таким говнюком, как ты.

— А я, значит, говнюк?

— Как назвать того, кто служит подонкам, раз они ему платят? Почему не бросил это все? Почему согласился работать? Красивой жизни захотел, да так, чтобы не потеть на работе, ну да…

— Хорош судить. Не все так просто, как тебе кажется.

— Не все так просто? — Вадим покачал головой. — Я знавал парня, которому хребет переломило тросом. Не разрубило только потому, что в нескольких ватниках был, чтобы не околеть. Так вот, он почти год лежал, врачи говорили, что инвалидом помрет. А он не только встал, он на своей свадьбе вальс танцевал, понял? Вот это — не просто. А то, что у тебя, это даже несерьезно.

Прометей задумчиво смотрел на него, будто сомневался, не послышалось ли ему. Потом покачал головой:

— Везет Алексу с командой. Бабы на него западают, мужики ждут приказов.

— Снова промазал, парень. До Алекса мне и дела нет. Я хочу, чтобы мудаки, вроде тебя, перестали мне врать. Вот прямо сейчас.

Прометей криво ухмыльнулся, выругался на испанском и лег на дальнюю койку, демонстративно уставившись в потолок.

Вадим почувствовал чужой взгляд, обернулся и встретился глазами с Сэб. Та, хоть и стояла снаружи, похоже, все слышала. И теперь подняла большой палец вверх в знак одобрения.

Ромен дернул Алекса за рукав, обращая на себя внимание, и взглядом указал на место у борта, вдалеке от трапа. Колин как раз прошел мимо, тяжело отдуваясь, поскольку взгромоздил на себя львиную долю анимуса, разобранного по рюкзакам.

— Если на перекур, то я завязал, — напомнил Алекс с усмешкой, озираясь через плечо, не подслушивает ли их кто-то.

Но поблизости не было даже матросов.

— Опять завязал? — Ромен изобразил глубокое удивление. — Мне б такую настойчивость в самообмане!

— Зачем позвал? — устало огрызнулся тот.

— Да не хотел как-то при всех говорить, а рядом постоянно кто-то ошивался. В общем, все паршиво в мире, так-то, — Ромен вставил сигарету в зубы, но поджигать не стал. — Сливают нас.

— Конкретней.

— Конкретно сливают. В Интернет то и дело вбрасывается свежая информация. На телевидении новостные программы захлебываются сенсациями. Знал бы ты, сколько за последние пару месяцев накрыли наркопритонов, берлог террористов, сколько сектантов повязали! И у всех как на подбор: лучшее оружие всего мира, боевая подготовка на высоте, пачки паспортов и прочей хрени.

Он вынул сигарету на секунду, чтобы с отвращением сплюнуть за борт, и снова вставил сырой фильтр в зубы.

— Солидно накрыли, — Алекс мрачно смотрел на горизонт. Сине-зеленое море неторопливо поднимало и опускало гигантские суда с такой же легкостью, как на пляжах — курортников на матрасах. — И что дальше?

— А дальше самое интересное. То автобус с арестантами перевернется и дивным образом взорвется вместе со всеми, кто в нем был, то камеры перепутаются, и заключенные учинят расправу над совершенно случайно попавшим к ним в руки новичком. Наши ряды прореживают, как чертовы грядки. С теми, кто остался под началом совета, ничего не происходит. Они в безопасности, пока помалкивают и выполняют приказы полоумных идиотов. Это геноцид, детка, по уровню IQ. Если не прогнулся, то жди гостей.

— А тамплиеров так же щемят? — Алекс облокотился на борт. Пальцы с такой силой впились в металлический край, что отшелушившаяся краска воткнулась в кожу.

— Похоже. Смотрел как-то на YouTube ролик о поимке неонацистов в Гамбурге. Громкое дело было, все журналистишки попытались раздуть, сам понимаешь. Германия, нацисты — не тема, а мечта. Ну а других в Афганистане взяли. Головорезы Талибана[21] назвали их американскими шпионами и выпотрошили перед камерой, — Ромен снова достал сигарету. Та мелко дрожала в его пальцах.

Алекс выругался, устало протер ладонью лицо.

— Почему раньше не сказал?

— А что бы изменилось? Или ты бы развернул своё войско и ускакал в закат? — криво усмехнулся тот. — Нам этих гадов прижечь надо в их гнезде. И туда мы отправляемся, верно? А почему не сказал?… У тебя, Эл, там никого не осталось. Ни родни, ни друзей. Но о Сэб подумай, у нее там сын. У Колина — приятелей мешок и парочка подружек, считающих себя невестами. Вот и думай, почему не сказал.

— Эй!

Алекс резко обернулся. Колин, поднявшийся по трапу, тяжело поставил объемный рюкзак под ноги и возмущенно посмотрел на товарищей:

— Мне что, одному ишачить, пока вы сплетни перетрете?

— Идем уже, — миролюбиво поднял руки Алекс. — Прости, дела…

— «Дела», — передразнил Колин. — А я тут, наверное, просто так потею.

Алекс похлопал Ромена по плечу. Это было и приятельское участие, и благодарность за разумное решение. Тот тихо и неразборчиво послал приятеля, но без злобы, с грустью.

Монастырь Святой Екатерины. Подножье горы Синай. 1776 год

В комнате было темно, и Элиана зажгла вторую масляную лампу. Глаза слезились, но ей не хватало времени при свете дня, совсем не хватало. Тренировки ассасинов занимали все свободное время. Она наблюдала за тем, как их обучают боевым искусствам, и многому училась, а затем — читала им лекции о том, о чем узнала сама. Новобранцы радовали ее каждым своим достижением. Найти их было тяжело. После первого похищения из Масьяфа охрану усилили, и старый план снова воплотить в жизнь было невозможно. Но теперь на стороне Элианы был Хасим. Он помог отыскать других шпионов старца горы, разосланных по Сирии, и тех немногих, кто в переписке с ним проявил интерес к осторожным высказываниям со стороны отступника, пригласил для личной встречи. Каждому было назначено свое место и время, и лишь явившихся в одиночестве Хасим доставил к Элиане. Трое же привели за собой верных псов Масьяфа, и их ожидало разочарование: на встречу к ним никто не пришел.

Собрав ассасинов, Элиана повела их в монастырь, где ожидали Иоанн с Натаном бен-Исааком, которому пришлось покинуть Дамаск из-за обострившейся борьбы за власть. Он более не был полезен там, и его роль теперь заключалась в обучении вновь прибывших.

В пути Хасим рассказывал своим братьям о том, что узнал сам, указывал на ту ложь, которой их кормил Рашид ад-Дин Синан, и как по приказу того были убиты их братья. День за днем вера в его слова крепла, и к ней добавлялось понимание.

— В такой час следует спать, а ты все сидишь да сидишь, — проговорил Натан бен-Исаак, заходя в комнату и садясь на стул у стены. Последнее время он стал хуже себя чувствовать, ноги согнулись в коленях, спину стало клонить к земле.

— Учитель, я не понимаю! — Элиана обернулась к нему и удивленно увидела, что тот смеется.

— Как часто я слышал эти слова от тебя! И хоть порой твою бестолковую голову хочется засунуть в кувшин, твоё стермление к знаниям — лучшее, чего может ожидать учитель. Говори, дитя.

— Я изучила все эти записи, — она указала на стопку свитков и книг, которыми был обложен стол и пол вокруг. — Хасим свидетель — я и его просила читать вместе со мной, полагая, что попросту упускаю что-то из виду. Но нигде я не встретила имени Иисуса из Назарета! Нигде, кроме Библии.