Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

его на Волковыск, где располагался штаб главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Алексеева – будущего начальника штаба Верховного, могло вызвать кое-какие подозрения, но об этом знали только некоторые чины железнодорожного управления. Лично мне показалось странным, что генерал Поливанов не зашел ко мне, что он обычно делал, но, отвлеченный работой, я об этом факте вскоре забыл думать.

Лишь на следующий день утром я был несколько озадачен обращением ко мне состоявшего при Ставке Великого князя Дмитрия Павловича:

– Воображаю, что передумали вы в течение минувшей ночи, сказал он мне.

Должен, впрочем, сознаться, что и в этой фразе я не дал себе должного отчета. Я приписал ее впечатлению от случайно прочтенного молодым Великим князем какого-либо печального донесения с фронта, который давно уже перестал радовать своими известиями. Лишь тогда, когда несколько позднее, в мой рабочий кабинета почти ворвался начальник штаба генерал Янушкевич, который сообщил мне взволнованным голосом о приглашении Великого князя зайти немедленно к нему, я догадался о причине его волнения.

– Его Высочество очень огорчен, – сказал Н. Н. Янушкевич, – что о существе вчерашнего приезда в Ставку военного министра вы узнали не лично от него.

– Я и до сих пор нахожусь фактически в неведении о том, что произошло, – ответил я. Лишь ваше волнение и выражение вами огорчения Великого князя заставляют меня догадываться, что дело идет о предстоящих изменениях в составе Ставки. Я к ним вполне готов.

С такими словами мы оба отправились к Верховному главнокомандующему, избегая говорить о главном и делясь по дороге впечатлениями о различных вопросах второстепенная характера.

Великий князь принял меня наверху, в той же красной шелковой гостиной, в которой накануне он принимал военного министра. Данная обстановка приема была для меня необычна, так как по принятому с самого начала войны порядку, оперативные доклады происходили всегда в моем кабинете, куда приходил Великий князь и где находились все необходимые для справок карты и схемы. Я более не сомневался в содержании предстоящей беседы. Быстро встав мне навстречу и держа в руках полученное письмо, Великий князь поспешил усадить меня в ближайшее к нему кресло и дрожащим от волнения голосом стал вслух читать полученное им накануне от Государя Императора Николая II письмо.[174] Я полагаю, что текст этого письма был или изменен в последнюю минуту Государем, или же мне читалось оно с некоторыми изменениями и дополнениями, так как в прочитанном тексте не заключалось некоторых мест, о которых говорит в своих воспоминаниях генерал Поливанов. Именно, не было указаний ни о том, что Великий князь может взять с собою на Кавказ генерала Янушкевича, как равно ничего не говорилось о судьбе государевой свиты генерал-майора князя Владимира Орлова,[175] исполнявшего при Императоре Николае II обязанности начальника военно-походной канцелярии.

Излагалось только, что Государь избирает себе начальником штаба генерала Алексеева; что же касается генерала Янушкевича и генерала Данилова, читал Великий князь, то им выражалась от Высочайшего имени благодарность за понесенные труды, и указывалось, что Государь оставляет на себе лично заботу по устройству их дальнейшего служебного положения. О князе Орлове в письме не упоминалось вовсе и фраза: «…что касается Влади Орлова,[176] то я тебе его дарю», которая впоследствии охотно распространялась в обществе, то она мне лично кажется апокрифической, и, во всяком случае, ее содержание совершенно не подходило к тону всего письма, составленного во вполне корректных и серьезных выражениях.

Князь Владимир Орлов считался одним из самых преданных и близких людей к Императору Николаю II. Свою преданность он, по ходившим рассказам, полностью проявил в революционный 1905 г., когда неотлучно находился при особе Императора, выполняя добровольно даже обязанности шофера царского автомобиля. С появлением при дворе Распутина, князь Орлов вступил в упорную борьбу с «темными влияниями», которые охватили двор, и эта борьба сблизила его с Великим князем Николаем Николаевичем в период пребывания последнего в Ставке. Теперь он пал жертвою интриг вместе с Великим князем.

Прочитав письмо Государя, Великий князь Николай Николаевич поднялся с дивана, на котором сидел, и, подойдя вплотную ко мне, выразил сожаление, что содержание Государева письма стало в Ставке известно ранее, чем он успел о нем сообщить мне. Затем в теплых выражениях просил меня принять его душевную благодарность за совместную годовую работу. Верховный главнокомандующий при этом высказал, что не было случая, когда бы он был мною недоволен. «Я особенно ценил, – добавил он, – ваши откровенный мнения, которые вы не стеснялись высказывать во всех случаях».

Поблагодарив Великого князя за деликатное внимание и лестную оценку моей деятельности в Ставке, я обратился к нему с просьбой исходатайствовать мне строевое назначение, которое отвечало бы моему давнишнему желанию – ознакомиться с современными условиями войны, находясь в командной должности.

– Очень советую вам, – возразил Великий князь, – положиться в этом отношении на слова Государя, выраженные им в его рескрипте на мое имя.

И в этих словах, как нельзя отчетливее выразилась та корректность, которую Великий князь всегда проявлял по отношению к Царской воле. Тем не менее, по прибытии в Ставку Государя, мне было предложено через генерала Алексеева занять пост командира 25-ro корпуса, который я с радостью и принял.

«В пятницу, 20 августа, – записывает в своем дневнике, в день своего отъезда в Ставку, А. А. Поливанов, – я был у председателя Совета министров И. Л. Горемыкина и изложил ему мой разговор с Государем, не скрывая волнующей меня трудности поручения, следствием коего несомненно будет затаенная обида Великого князя и что еще важнее, смущение в обществе, не перестающем взирать на Николая Николаевича с чувством доверия, и потому способными признать его смену и несправедливой и нежелательной…»

Мне приходилось слышать уже здесь за границей, в эмиграции, что молодые офицеры Ставки мечтали уже тогда о какой-то перемене, базируясь на твердом убеждении Великого князя Николая Николаевича в необходимости довести войну до победного конца и, якобы, колебаниях в этом отношении, приписывавшихся Императору Николаю II.

«Великий князь, очень популярен не только в армии, но и в стране, – пишет 4 сентября 1915 г. директор дипломатической канцелярии при Ставке князь Кудашев своему министру С. Д. Сазонову. – Его немилость будет, несомненно, широко и успешно использована для поколебания престижа Государя и всего монархического начала. Уже теперь, среди офицеров слышно такое суждение: Великий князь стоял за войну à outrance.[177] Свергла его немецкая партия и, чтобы ни говорили, a партия эта желает мира, который и будет заключен в октябре. Если даже это не так, то важна возможность такого толкования у офицеров. При этом под офицерами я отнюдь не подразумеваю приближенных к Великому князю, а среднюю серую массу офицерства…»

Из