Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

о принятых Императором Николаем шагах. Государь очень благодарил военного министра за хорошо им исполненное «трудное», как он выразился, поручение. Пожалуй, покажется странным, в чем именно заключалась его трудность? Но двор жил не реальной жизнью» а в мире «воображений»!..

Недоверие к лояльности Великого князя было настолько сильно, что, как это видно из одного письма Императрицы, волнения не оставляли ее, пока Великий князь Николай Николаевич, которого в семье звали попросту «Николаша», не уехал совсем из Ставки.

В Совете министров только один старец Горемыкин отнесся беспрекословно к желанию Государя стать во главе действующей армии. По воспоминаниям А. А. Поливанова, Горемыкин неизменно повторял: «что же делать, так Государю угодно!»… Большинство же министров, и в особенности А. В. Кривошеин, главноуправляющий земледелием, и С. Д. Сазонов, министр иностранных дел, ясно отдавали себе отчет в возможных последствиях намечавшегося шага, который считали крайне неосторожным. Они просили Императора Николая II выслушать их соображения о затруднительности выполнения тех изменений в высшем управлении войсками, которые были предположены.

В первых числах сентября желание министров было удовлетворено, и Совет министров собрался у Государя в Царском Селе. Император Николай II прибыл на совещание и, заняв место посредине стола, открыл заседание. Он спокойно выслушал от И. Л. Горемыкина несколько нейтрально произнесенных им слов, из которых должен был осведомиться, что Совет министров, узнав о скором отъезде Царя в армию, выражает желание получить непосредственно от Его Величества указания по ряду основных вопросов. Вслед за тем стали говорить министры, настаивавшие на личной встрече с Государем; они выражали свои опасения по поводу того трудного положения, в котором окажется страна, лишенная непосредственного пребывания главы государства в столице. Делались также указания на то, что Великий князь Николай Николаевич, хотя и терпел военные неудачи, но последние не могут быть приписаны ему, а общей обстановка, и потому смена его не будет понята обществом. Однако, все это, по-видимому, высказывалось в столь осторожной форме, что слова говоривших министров не остановили Государя в принятом им решении, о чем он и объявил вполне твердо собравшимся. Министры разъехались в очень подавленном настроении.

Среди невысказанных причин, делавших опасным постоянное пребывание Императора Николая при действующей армии, была одна, которая беспокоила очень многих министров: это вероятное укрепление влияния на государственные дела Императрицы Александры Федоровны. Известно было, что она считала себя как бы естественной заместительницей Императора в столице и нетрудно было предвидеть, что, с отъездом Государя в Ставку, Горемыкин, а за ним и другие менее самостоятельные министры станут ездить к ней с докладами и подчиняться ее распоряжениям. Так это и случилось на самом деле. А между тем, отметая всякое подозрение в ее действительной преданности России, все же необходимо сказать, что Императрица Александра Федоровна была центром всех безответственных влияний, которые в корне подтачивали царскую власть в России.

Огорченные всем происшедшим министры, наиболее чутко относившиеся к предстоящему событию, собрались на следующий день у С. Д. Сазонова и, обсудив положение еще раз, решили обратиться к Императору Николаю с особым письмом:

«Всемилостивейший Государь!» – писали они.

«Не поставьте нам в вину наше смелое и откровенное обращение к Вам. Поступить так нас обязывает верноподданнический долг, любовь к Родине и тревожное сознание грозного значения совершающихся ныне событий».

«Вчера в заседании Совета министров, под Вашим личным председательством, мы повергли перед Вами единодушную просьбу о том, чтобы Великий князь Николай Николаевич не был отстранен от участия в Верховном командовании армией. Но мы опасаемся, что Вашему Императорскому Величеству не угодно было склониться на просьбу нашу и, смеем думать, всей верной Вам России».

«Государь, еще раз осмеливаемся Вам высказать, что принятие Вами такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, Вам и династии Вашей тяжелыми последствиями».

«На том же заседании воочию сказалось коренное разномыслие между председателем Совета министров и нами в оценке происходящих внутри страны событий и в установлении образа действий правительства».

«Такое положение, во всякое время недопустимое, в настоящие дни гибельно».

«Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине».

Письмо было подписано восемью министрами и передано по принадлежности. Оно осталось, однако, без ответа и всякого положительного результата.

На следующий день, 4 сентября, в одной из парадных зал Зимнего Дворца, под председательством Государя, состоялось торжественное заседание Особого совещания по обороне в присутствии членов этого совещания от Государственного совета и Государственной думы, а вечером того же дня Император Николай II отбыл в Ставку.

Царь выполнил свое намерение вопреки данным советам. Министры же, подписавшие приведенное выше письмо, были впоследствии постепенно уволены от занимаемых ими должностей. Царь не простил им их откровенности.

2. Впечатление в Ставке, в обществе и за границей от происшедшей перемены

Великий князь Николай Николаевич после письма от Государя, которое предрешало его уход из Ставки, держал себя с полным самообладанием и спокойствием. Как было уже отмечено, содержание этого письма едва ли могло быть для него неожиданностью; пост же наместника на Кавказе, предоставлявшийся ему, всегда считался в России одним из самых почетных, тем более сопряженный со званием главнокомандующего Кавказский отдельной армией.

Находившийся с 1905 г. на Кавказе граф Воронцов-Дашков до своего назначения туда был, во все время царствования Императора Александра III,[173] министром Императорского двора и считался одним из самых приближенных к этому Императору сановников. Со своего поста он был теперь снят лишь с целью освобождения занимавшейся им высокой должности для Великого князя Николая Николаевича. Император Николай II, желая смягчить удар, написал Воронцову собственноручное письмо и наградил его высоким орденом Святого Георгия 3-й степени «за искусное руководительство доблестною Кавказскою армией, геройскими подвигами которой достигнуты блестящее боевые успехи в делах против турок».

В письме, помеченном 23 августа, Император писал: «Считаю нужным предупредить Вас, что я решил взять руководство действиями наших армий на себя. Поэтому Великий князь Николай Николаевич будет освобожден от командования армиями, с назначением на Ваше место. Уверен, что Вы поймете серьезность причин, которые заставляют меня прибегнуть к столь важной перемене…»

Старый испытанный друг Царской семьи принял удар и отвечал с полной откровенностью, но и придворною осторожностью: «Ваше Величество желаете стать во главе армий. При этом для дальнейших событий по управлению обширным Российским государством необходимо, что бы армия, под Вашим начальством, была бы победоносной. Неуспех отразился бы пагубно на дальнейшем царствовании Вашем. Я лично убежден в окончательном успехе, но не уверен в скором повороте к лучшему…»

Посещение военным министром Ставки, на следующий же день по прибытии ее в Могилев, прошло для большинства незамеченным. Генерал Поливанов прибыл поздно вечером и в тот же день из нее уехал. Правда, направление