Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

1. Эвакуация более чем 14 000 палестинских активистов и боевиков из южной и центральной части Ливана, а также перенос штаб-квартиры ООП из Бейрута в Тунис.

2. Укрепление давнего негласного союза Израиля с ливанскими христианами-маронитами, что привело к заключению израильско-ливанского мирного соглашения, подписанного 17 мая 1983 г., но через год аннулированного[407].

3. Беспрецедентно резкая поляризация внутри Израиля. Значительная часть населения не верила в то, что война была оправдана с точки зрения безопасности и морали, и ставила под вопрос мудрость политических и военных руководителей страны[408].

4. Резня в Сабре и Шатиле. 16–18 сентября, воспользовавшись отъездом боевиков ООП, вооруженные отряды ливанских христиан свели счеты с палестинцами, ворвавшись в два лагеря беженцев и перебив от 800 до 2000 человек (оценки сильно разнятся), в основном мирных жителей. Действия израильских войск, пособничавших мародерам-фалангистам, повергались резкой критике, а на отдельных израильтян и на ЦАХАЛ в целом возлагалась политическая и моральная ответственность за произошедшее[409].

После изгнания штаб-квартиры ООП из Бейрута, а ее партизанских баз — из Южного Ливана политическая и военная активность палестинцев направлялась из Туниса и других точек. Хотя северные приграничные районы Израиля оставались относительно спокойными, террористические операции, направленные против израильских и еврейских целей, продолжались; осуществлялись они в основном сторонниками радикальных фракций ООП, которые отвергали осторожность руководства и противились его попыткам обрести респектабельность (см. главу 10). В сентябре 1982 г. слова «Сабра» и «Шатила» добавились к «Дейр-Ясин» (1948) и «Кафр-Касем» (1956)[410] в списке злодеяний, которые запечатлелись в памяти палестинцев, усиливая их ощущение уязвимости, осознание себя жертвой могучего Израиля и разрозненной общиной, многие члены которой живут в качестве никому не нужных беженцев, рассеянных по арабскому миру.

Эта относительно недавняя история гонений на палестинцев в Ливане напоминает нам об опасном подтексте конфликта — о представлении о самих себе как о праведной жертве, которое движет как израильтянами, так и палестинцами, заставляя каждую из сторон сосредоточиваться исключительно на собственных страданиях, лишая ее способности сопереживать противнику и признавать его какие бы то ни было законные претензии или опасения. Парадоксально, но израильтяне продолжали — даже наступая и демонстрируя колоссальное военное превосходство во время последней войны — воспринимать себя как уязвимую жертву, как крохотного Давида, вынужденного противостоять могучему арабскому Голиафу. Не принимаемые обиженным арабским миром, жаждущим справедливости или реванша после побед противника в войнах 1948, 1956, 1967 и 1973 гг., израильтяне вступали в четвертое десятилетие экономического бойкота, враждебности и непрекращающихся трансграничных террористических атак, так что среди них все чаще встречалось состояние, которое психологи называют «менталитетом осажденной крепости», «комплексом Масады» или «синдромом Самсона»[411]. Как ни странно, свойственное израильским евреям ощущение бессилия сосуществует с реальностью почти полного всесилия Израиля, если оценивать его потенциал в сравнительной региональной или глобальной перспективе[412].

Переживший Холокост премьер-министр Менахем Бегин внес большой вклад в формирование этого характерного еврейско-израильского взгляда на мир — он не только считал, что «весь мир против нас», но и заявлял, что «к черту гоев» (т. е. неевреев)[413]. Бегин привнес в израильскую внешнюю политику идею, которую он сделал чуть ли не главной политической целью своего пребывания у власти: евреи — и прежде всего израильские евреи, живущие в своем суверенном государстве, — «никогда больше» не должны стать жертвами[414]. В своих публичных выступлениях Бегин не упускал случая напомнить о Холокосте — как в связи с радостными событиями (например, подписывая мирный договор с Египтом в марте 1979 г.), так и в случае угрозы (например, оправдывая рискованную бомбардировку Израилем ядерного объекта «Осирак» под Багдадом в 1981 г.)[415].

При этом ни одна из сторон не гнушалась грубыми сравнениями своих противников с «нацистами». В статье 22 Национальной хартии ООП, где дается определение сионизма, говорится: «По природе своей он расистский и фанатичный… а по своим методам — фашистский и нацистский»[416]. Когда израильтяне побеждали на полях сражений, арабы и их сторонники обвиняли израильтян в том, что те поступают с ними так же, как нацисты поступали с евреями Европы, а авторы политических карикатур ловко переделывали звезду Давида в свастику. Этот же мотив прослеживается и в том, как в 1982 г., во время израильского вторжения в Ливан, Менахема Бегина и Ариэля Шарона изображали жестокими нацистами, безжалостными по отношению к ливанским и палестинским мирным жителям. Сходным образом в Хартии Исламского движения сопротивления (ХАМАС) от 1988 г. качества и поступки евреев прямо названы нацистскими[417].

Сионисты и израильтяне, в свою очередь, сосредоточивались на деятельности муфтия Иерусалима в изгнании в годы Второй мировой войны. Даже сегодня некоторые издания, интернет-сайты и журналисты одержимы идеей представить бывшего муфтия демонической фигурой, подобной Гитлеру, намекая на отсутствие различий между войной на уничтожение, которую Гитлер вел против мирового еврейства, и современной национальной борьбой палестинцев и арабов против сионизма и Израиля[418]. В 1982 г. премьер-министр Бегин видел операцию «Мир Галилее» не агрессивным нападением на соседнюю страну, но оборонительной войной, в ходе которой израильские солдаты не только защищали северные деревни своей родины, оттесняя ООП от границы, но и вошли в Ливан, чтобы спасти беззащитных христиан от их мусульманских — «нацистских» — угнетателей. Для Бегина Ясир Арафат был «новым Гитлером», а Палестинская национальная хартия — еще одним изданием Mein Kampf{4}. Границы Израиля до 1967 г. были, по словам Бегина, «границами Освенцима», а ООП — «арабским СС». Отказ от массированного наступления на позиции ООП в Ливане стал бы, как заявил премьер-министр своим коллегам по кабинету, не чем иным, как «Треблинкой» — «а мы решили, что еще одной Треблинке не бывать». По тому же принципу осаду штаб-квартиры ООП в Бейруте силами ЦАХАЛ Бегин и другие сравнивали с бомбардировкой берлинского бункера Гитлера в 1945 г.[419]

Это глубоко прочувствованная, одинаковая для израильтян и палестинцев позиция праведной жертвы остается непреодолимым психологическим препятствием на пути к разрешению конфликта. Стороннему наблюдателю она может показаться надуманной; тех, кто обращается к мотивам геноцида, такой наблюдатель может счесть паникерами и демагогами. Однако мы не приблизимся к пониманию конфликта, если будем отметать это укоренившееся представление о себе как о жертве или посоветуем сторонам забыть о нем, двигаться дальше и оставить прошлое позади. Мы еще вернемся к этому препятствию в главе 13.