Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

В апреле 1982 г. израильская армия завершила принудительную эвакуацию сопротивляющихся еврейских поселенцев из синайского поселения Ямит, выполнив свои основные территориальные обязательства по мирному договору. Несмотря на внешнее давление на Египет и жалобы на несоблюдение договорных обязательств, этот первый в истории мирный договор между Израилем и арабским государством действует и по сей день. Однако качество человеческих связей между двумя странами — дипломатических, экономических, туристических — долго отличалось неровностью; чаще всего эти отношения описывали как «холодный мир». Только в 1991 г. в Мадриде сторонам Кэмп-Дэвидского саммита доведется увидеть, как другие арабские страны и палестинцы согласятся присоединиться к их «кругу мира».

Если оглянуться назад, может показаться, что авторов Кэмп-Дэвидских соглашений стоит покритиковать за то, что они не отыскали удачной формулы, которая включала бы в миротворческий процесс палестинцев. Однако, если учесть фактически утратившие к тому моменту гибкость позиции Израиля (с его американскими сторонниками) и ООП (с ее арабскими, советскими и прочими сторонниками) в отношении условий, на которых они согласились бы признать друг друга и вступить в прямые переговоры, то, вероятно, никакая изобретательная дипломатия в Кэмп-Дэвиде не смогла бы заставить палестинцев принять разработанные там «принципы мира на Ближнем Востоке».

Напряженность в отношениях израильтян с коренным населением Западного берега реки Иордан и сектора Газа, захваченных Израилем в июне 1967 г., возросла, когда при премьер-министре Менахеме Бегине, главе партии Ликуд, резко возросло число поселенцев: в 1977 г. в 24 поселениях на оккупированных территориях проживало 3200 израильтян; в 1981 г. поселений там было уже 68, а поселенцев — 16 200 человек; а в 1984-м поселений стало уже больше сотни, а число их жителей равнялось 42 600. Такой рост подразумевал дальнейшую экспансию на палестинские земли и требовал усиленной охраны поселений силами армии и пограничной службы[393]. К тому времени многие из более чем миллиона палестинцев, проживавших в этих районах, попали в зависимость от заработка в качестве поденных рабочих и совершали ежедневные поездки из своих городов и деревень в Израиль и обратно. Эти израильско-палестинские отношения на местах — между оккупантом и оккупированным, между хозяином и работником — были проблематичными, жесткими, а иногда и жестокими[394]. Шли годы, сводя на нет первоначальные надежды, что через несколько лет политики сядут за стол переговоров, чтобы проработать детали урегулирования по формуле «земля в обмен на мир», и оккупация завершится. Нарушение прав человека стало обычным делом, поскольку израильские власти, по сути военные, но внешне гражданские, управляли в массе своей мирным, но крайне недовольным населением[395].

Несмотря на необходимость представлять оккупацию израильской общественности и всему миру как просвещенную и благотворную и несмотря на стремление израильтян вести себя тактично и уважительно, истина, по словам израильского историка Бенни Морриса, «была радикально иной»:

Как любая оккупация, израильская держалась на грубой силе, репрессиях и страхе, на пособничестве и предательстве, на избиениях и пыточных камерах, на каждодневном запугивании, унижении и манипулировании. Да, относительное отсутствие сопротивления и гражданского неповиновения на протяжении многих лет позволяло Израилю сохранять видимость нормальности и насаждать свою власть сравнительно незначительной силой…[396]

Ему вторит американский политолог Алан Даути: «Военная оккупация все равно остается военной оккупаций, даже если ее осуществляет демократическое государство и даже если она приносит материальные блага»[397]. Многие из мер, подразумеваемых военной оккупацией, были по определению несовместимы с обычными правами и свободами, которые соблюдаются в демократических государствах и которыми пользуются граждане таких государств. Хотя оккупационная власть ограничена определенными международными правовыми нормами, ей предоставляется значительная свобода действий в отношении мер безопасности, если они необходимы для защиты (предположительно временных) оккупационных сил и поддержания общественного порядка. Поэтому выдворения, комендантский час, контрольно-пропускные пункты, ограничения на свободу передвижения, депортации, закрытие школ и предприятий, административные аресты, снос домов, реквизиция земель для зачастую сомнительных «военных целей» — все это стало частью повседневной жизни палестинцев под властью Израиля на Западном берегу и в секторе Газа[398].

Так как в 1970-е, 1980-е и последующие годы переговоры все не начинались, а оккупация продолжалась, напряженность на территориях значительно возросла под воздействием двух факторов. Одним из них была растущая склонность израильских поселенцев к самоуправству, вторым — неясность окончательных намерений Израиля. Инициируя циклы атак и контратак, палестинцы терроризировали еврейских поселенцев, нападая на их автомобили по дороге в поселения на Западном берегу и обратно, а также периодически устраивая засады при въезде в такие города, как Хеврон, где рядом находятся и еврейские, и мусульманские святыни[399]. Еврейские поселенцы не только полагались на защиту военных, но и сами владели оружием. Часто такие вооруженные поселенцы становились пугающе неуправляемыми и мстили палестинцам так, как считали нужным. Армии приходилось вмешиваться, чтобы усмирить самых агрессивных из них, которые третировали палестинских крестьян, а также жителей городов и деревень, расположенных вблизи от поселений[400].

В начале 1980-х гг. радикальные поселенцы организовались в подпольную группировку ТНТ (ивритское сокращение от слов «террор против террора»), которая закладывала бомбы в палестинские автобусы и напала на автомобили нескольких известных мэров. Оправданием для самосуда служили привычные аргументы о сдерживании (особенно в тех случаях, когда армию критиковали за неспособность обеспечить должную защиту) и возмездии. Последнее соображение получило дополнительную религиозную санкцию со стороны некоторых раввинов, которые считали, что эта земля обещана евреям с библейских времен, следовательно, чужаки (то есть арабы) должны уйти или их нужно вынудить уйти. Некоторые поселенцы-фундаменталисты стали считать палестинцев современным воплощением библейских амалекитян — племени, упомянутого в Библии как обреченное на вечное преследование до тех пор, пока оно не будет стерто с лица земли[401].

Однако более глубинным и важным фактором, способствовавшим росту напряженности, была неясность намерений Израиля. Не пойдет ли израильское правительство, особенно (но не только) если у власти будет правая националистическая партия Ликуд, на поводу у решительного фундаменталистского меньшинства своих граждан и не перейдет ли оно постепенно, радуясь преимуществам от приобретения дополнительных земельных ресурсов, к аннексии территорий и превращению их в часть Великой земли Израиля (Эрец-Исраэль ха-шлема), как то предсказано библейскими пророчествами? Или же — движимая светским мировоззрением большинства своих граждан и при левом правительстве, опирающемся на прагматичные стратегические расчеты, — страна в конце концов согласится вернуть бóльшую часть оккупированных территорий, выведя свои войска и поселенцев, как только ей удастся достичь приемлемых мирных договоренностей с Иорданией? (Израильские лидеры предпочитали иметь дело с Хашимитским Королевством, а не с ООП, которую они по-прежнему считали террористической организацией). Другими словами, рассматривало ли еврейское государство территории, захваченные в 1967 г., как будущую часть Земли Израиля или как разменную монету, которую предстоит вернуть при покупке мира в соответствии с резолюцией № 242? Политику и заявления властей страны можно было трактовать двояко.