Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Время шло, четких и последовательных сигналов со стороны израильского руководства не поступало, но факты на местах — в частности, расширение еврейских поселений и появление инфраструктуры, необходимой для их поддержания и защиты, — говорили сами за себя. Языком общения израильтян и палестинцев на оккупированных территориях стало насилие, тогда как в политической сфере Израиль и ООП по-прежнему бойкотировали друг друга. Тем не менее в обоих лагерях время от времени находились смельчаки, которые, рискуя юридическими, политическими и физическими санкциями, осмеливались тайно или на нейтральной территории вступать в контакты с противником вопреки национальному консенсусу. Усталость от конфликта и стремление к примирению служили стимулом для диалога таких «пацифистов», но некоторые из них, в том числе палестинские активисты Иссам Сартави и Саид Хаммами, расплатились за свое предательство и готовность говорить с врагом смертью. В каком-то смысле эти первопроходцы 1970-х и 1980-х гг.[402] помогли проложить дорогу к израильско-палестинскому диалогу на более высоком уровне, начавшемуся, когда в 1993 г. в Осло было наконец снято табу на прямые контакты (см. главу 10).

В том, что касалось палестинцев, главным последствием Кэмп-Дэвидских соглашений стала попытка провести переговоры о палестинской автономии на Западном берегу реки Иордан — известном большинству израильтян под библейским названием Иегуда ве-Шомрон (Иудея и Самария) — и в секторе Газа. В течение двух лет начиная с середины 1980 г. было проведено около 20 встреч с участием израильских, египетских и американских представителей. Палестинская сторона в этих встречах участия не принимала, и они прекратились, не дав никакого результата и разве что усилив цинизм и озлобленность сторон. Эта инициатива была обречена на провал в силу кардинального расхождения интересов и интерпретаций, в основе которого лежали устоявшиеся модели взаимного израильско-палестинского непризнания, а именно:

1. Представления израильтян, египтян и палестинцев об автономии и самоуправлении разительно отличались по духу и в смысле практической реализации. В плане автономии, предложенном Бегином, признавалась лишь автономия населения, а на землю эта автономия не распространялась; кроме того, палестинцы в нем не рассматривались в качестве национальной общности. Для египтян и палестинцев сама идея самоуправления предполагала эволюцию в сторону самоопределения — если не палестинского государства, то по крайней мере некоего политического образования, а это являлось именно той чертой, которую Бегин не был готов пересечь[403].

2. Настойчивое требование Израиля исключить из процесса ООП и связанных с ней деятелей сопровождалось отказом ООП участвовать в переговорах, которые она осудила как «Кэмп-Дэвидский заговор» с целью втянуть палестинцев в фальшивую автономию, которая никогда не обеспечит им самоопределения.

3. К тем палестинцам, которые проявляли хоть какой-то интерес к этому процессу, относились как к предателям; ООП смогла навязать его бойкот, иногда при помощи грубой силы.

4. Над всеми этими переговорами довлела уязвленность арабов и палестинцев, возникшая, когда выяснилось, что правительство Бегина — вопреки тому, что Картер и Садат вынесли из обсуждений в Кэмп-Дэвиде, — не намерено замораживать строительство новых еврейских поселений на территориях.

Пятнадцатью годами позже непростой переход к созданию Временного органа палестинского самоуправления, предусмотренного израильско-палестинской Декларацией принципов 1993 г. (см. главу 10), продемонстрирует поразительные параллели с тупиковыми ситуациями и подходами, возникавшими в ходе этих предварительных обсуждений палестинской автономии. Некоторые комментаторы, оглядываясь назад, также будут рассматривать отказ палестинцев от плана Бегина как упущенную возможность продвинуться к своей цели — созданию государства.

Одновременно с переговорами об автономии Израиль продолжил попытки организовать на территориях политическую силу из местных старейшин под названием «Лига деревень», которую можно было бы противопоставить ООП. Считалось, что эти усилия поощряют так называемых «умеренных» в противовес радикалам; другие видели здесь параллель с той поддержкой, которую в подмандатной Палестине 1920-х гг. сионисты оказывали группам, не вставшим на сторону муфтия[404]. Избранная Израилем тактика задействовала политическое соперничество внутри палестинской общины. Как и в прежние времена, борьба между конкурирующими фракциями и отдельными лидерами, претендующими на право говорить от имени всех палестинцев, была слабым местом национального движения в его противостоянии как с существовавшим до 1948 г. ишувом, так и со сменившим его государством Израиль. В итоге ООП победила в битве за первенство и авторитет среди палестинцев Западного берега и сектора Газа[405]. Для многих израильтян такое развитие событий стало неприятным уроком, свидетельствующим о невозможности выбирать себе партнеров по переговорному процессу и необходимости заключать мир с врагами, какими бы недостойными и отвратительными ни казались их официальные представители.

Поскольку после 1970 г. Южный Ливан служил основным плацдармом для палестинских обстрелов и вылазок на территорию Израиля, израильско-ливанская граница превратилась в зону боевых действий, где постоянно нарастала интенсивность атак и контратак. В апреле 1982 г., завершив эвакуацию с Синайского полуострова, Израиль всерьез задумался о силовых мерах по устранению военной угрозы со стороны ФАТХленда, как иногда называли Южный Ливан, где власть, казалось, принадлежала силам ООП, а не ливанскому правительству в Бейруте.

Предлогом для полномасштабного вторжения в Южный Ливан, которое началось 6 июня 1982 г., послужило покушение на израильского дипломата в Лондоне. Помимо заявленной военной цели отодвинуть палестинские базы и артиллерию на расстояние в 40 км от северной границы Израиля, у этой войны имелась и важная политическая задача: полностью выдавить ООП из Ливана. Некоторые израильтяне надеялись заодно добиться смены режима в Бейруте и поменять всю внутриполитическую ситуацию в подверженной сильному сирийскому влиянию стране на более благоприятный для израильских интересов лад, а потом подписать с новыми ливанскими властями мирный договор.

В попытке принудить управляющие структуры ООП и другие палестинские организации, а также их вооруженные подразделения к отъезду из Бейрута Армия обороны Израиля семь недель осаждала столицу Ливана. Точную дату окончания войны назвать сложно (то ли конец августа, то ли начало сентября). В результате многочисленных соглашений о прекращении огня, частичных передислокаций и тактических договоренностей примерно тремя годами позже израильские войска отошли на юг, на линию, проходящую в нескольких километрах севернее межгосударственной границы. Под предлогом защиты своих самых северных городов и поселений Израиль объявил эти приграничные районы Ливана зоной безопасности, и следующие 15 лет ЦАХАЛ контролировал ее при помощи марионеточной Армии Южного Ливана, созданной специально для того, чтобы не допускать туда палестинских боевиков и артиллерию или хотя бы держать их под контролем[406].

Первый этап войны 1982 г. стоил Израилю 650 жизней; к середине 2000 г., когда еврейское государство вывело из зоны безопасности последних солдат, общее число потерь дошло до 1000 человек. Согласно официальной ливанской статистике, в ходе операции, которую Израиль назвал «Мир Галилее», погибло 17 825 ливанцев и палестинцев, 84 % которых были мирными жителями. Операция имела ряд серьезных политических последствий и отголосков, в том числе: