Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

порог, Авижюс едва не упал в спешке. Прижимая портфель к груди, он достал из него мешочек из черного бархата, в котором по-хозяйски хранил связку разнокалиберных ключей, с трудом отомкнул огромный амбарный замок. Его чрезмерно суетливые движения, бледное лицо с заискивающим выражением без слов говорили о том, что человек сильно напуган произошедшим, переживал, что новая власть может обвинить его в том, что он не оправдал оказанного ему доверия.

Несмотря на то что управляющего Авижюса только что подняли с постели и не дали как следует выспаться, дело свое он знал отлично. Подойдя к крошечному помещению размером два на два метра, наглухо закрытому вместо привычной двери прямоугольной решеткой, на совесть выкованной из толстых железных полос, управляющий, не отмыкая, на глаз сразу определил, что отсутствуют пять из восьми мешков с деньгами, предназначенных для выдачи заработной платы предприятиям города.

— Эти бандиты украли денег на сумму в четыреста шестьдесят восемь тысяч рублей, — сказал Авижюс.

И зачем-то подергал рукой решетку, хотя и без того было видно, что мешки вынули через отверстие, которое зияло прорехой в нижнем левом углу. Он был отогнут ломом настолько, что внутрь мог пролезть подросток. А вот находившийся в глубине помещения металлический сейф оказался целым, лишь с незначительными царапинами от острого лома, которым налетчики пытались его напрасно раскурочить, но помешали приехавшие оперативники.

— Тут вот еще один мешок, — подсказал Журавлев и бросил к ногам управляющего тот самый злополучный мешок с деньгами, который стал причиной смерти покусившегося на народное добро Мелнгайлиса.

Авижюс неловко присел на корточки, перевернул брезентовый мешок и, щурясь, взглянул на цифры, аккуратно выведенные мелом на его боку.

— С учетом вновь открывшихся обстоятельств извольте внести небольшую правку, — сказал он и, придерживая шляпу, поднял голову; глядя снизу вверх на стоявших рядом оперативников, беззвучно пошевелил губами, как видно, подсчитывая в уме, а затем выдал: — На данный момент общая сумма украденного составляет триста семьдесят три тысячи. Можете проверить по бухгалтерской книге учета.

Глава 20

Барышня Анеле очень гордилась своей престарелой бабушкой-портнихой и была ей сильно благодарна за то, что она многому ее научила в портняжном деле. Но смириться со скукой, когда наступал вечер и бережливая старушка из экономии гасила плошку с жиром, никак не хотела. Да и не могла, если бы и захотела. Молодость брала свое, и прозябать в компании с неразговорчивой, подслеповатой и полуоглохшей бабкой дни напролет было бы неразумно и несправедливо. Поэтому, когда Андрис попросил на некоторое время приютить у себя сироту Стасю, неожиданное известие Анеле приняла с превеликой радостью и вдохновением. Да и сама престарелая хозяйка дома отнеслась к подселению сироты доброжелательно. Она хоть и выглядела немощной, но из ума своего еще не выжила и понимала, что живой и чересчур деятельной внучке постоянно находиться с ней довольно тягостно, потому как собеседник из нее никудышный.

О своем решении умудренная жизненным опытом старуха ни разу не пожалела, видя, насколько сдружились девушки, обделенные в свое время не иначе как по Божьему промыслу родными сестрами и братьями, а также в юном возрасте лишившись и отца с матерью. Забавно было наблюдать, как они, сидя за машинкой, о чем-то постоянно шушукались под мерный стук челнока, толкались плечами и прыскали в кулачки от одолевавшего их беспричинного смеха.

…Вот и сегодня старуха привычно сидела в плетеном из лозы скрипучем от ветхости кресле. Старческая кровь уже давно не грела, и, несмотря на душный вечер за окном, ее ноги в шерстяных носках были заботливо прикрыты старым пледом. Она хорошо помнила, как неделю назад нечаянно укололась швейной иголкой, и выступившая из черствого пальца капля крови была не алого, а черного, неживого цвета. Пригревшись под пледом, старушка дремала, безвольно распахнув ссохшийся от возраста рот, окруженный глубокими складками серых морщин.

Анеле и Стася работали за машинкой, выполняли заказ женщины из деревни Зираса, расположенной от Пилтене в семи километрах. Перешивали из ее еще не старого льняного платья платьице для ее семилетней дочурки, детская одежда которой за три года поизносилась настолько, что стала для дальнейшей эксплуатации совсем не годной.

— Ой, Стася, что у меня для тебя есть, — таинственным шепотом говорила Анеле, наклонившись к ее уху, щекоча горячим воздухом спадавший завиток светлых волос, поминутно бросая настороженные взгляды на бабушку, изредка сладостно всхрапывающую. — Только об этом никому ни слова… ни полслова, — предупредила она и приложила указательный пальчик к своим алым смеющимся губам. И вдруг тут же серьезно насупила белесые брови, сдвинув их к переносице, с нарочитой капризностью приказала: — Поклянись!

— Грех клясться-то, — смутилась Стася. — Но я тебе обещаю, что никому не скажу. Веришь мне?

— Смотри-и-и, — снова предупредила Анеле и погрозила пальчиком. — Ты мне как родная сестра стала… А родные сестры друг друга должны беречь, а не предавать. Согласна? А то не расскажу-у-у… — сказала она капризно, замотав головой, — хоть не проси.

Стася с поспешной торопливостью закивала, заинтригованная ее словами, желая побыстрее услышать сокровенную тайну, которой намерена с ней поделиться ее нареченная сестра.

— Тогда слушай… У меня как уже полтора месяца имеется парень… И это не Андрис… совсем другой человек… Он меня знаешь как сильно любит? Даже фамильное колечко с бриллиантом подарил… Никому про это не говорила, тебе первой. Вот, гляди. — Анеле под столом, чтобы не увидела бабушка, которая вдруг на самом деле не спит, а просто притворяется и может за ними незаметно подсматривать, хвастаясь, показала Стасе безымянный палец с колечком.

— А если люди увидят и спросят, откуда оно у тебя? — спросила с придыханием Стася.

— Совру! Скажу, что случайно нашла на огороде, когда грядки полола, — беспечно ответила Анеле.

На ее взволнованное, раскрасневшееся от воспоминаний симпатичное личико, мимика которого поминутно менялась от сказанных ею жарких слов, таинственно падал желтый блеклый свет от слабого огонька фитиля, догоравшего в плошке с остатками свиного жира. Темные зрачки девушки восторженно мерцали розовым цветом.

— Теперь я считаюсь его невестой! — хвастливо заявила Анеле, любуясь блестящим камушком, в гранях которого переливались огоньки от коптилки.

— А как же Андрис? — ахнула Стася и быстро прикрыла рот ладошкой; испуганно взглянув на старушку, уже шепотом договорила: — Он такой симпатичный.

— Да что там Андрис, — пренебрежительно отмахнулась Анеле, но тут неожиданно проснулась бабушка, и она на полуслове запнулась, с видимой неохотой поджала губы.

— Вот сороки, — беззлобно буркнула бабушка, сокрушенно покачала головой с выбившейся из-под светлого платка седой прядью. — И балаболят, и балаболят… Спать я пойду… Что-то мне нездоровится.

Она тяжело поднялась, опираясь