Академия Слов - Сенни Роверро

– Прости, но похоже, я тебя не понимаю, – покачал головой Эдгар.

Что ж, видимо, придётся сказать прямо, хотя не хочется. Не только из-за неловкости, но и из-за того, что ему точно не понравится ответ. Вряд ли он обрадуется, узнав, что я рисковала жизнью ради него. И тем не менее он имел право знать. Если я его люблю, значит должна быть с ним честной. Иначе грош цена моей любви. Но... Признаться ему, что ради него поставила на кон свою жизнь это ведь всё равно, что сказать "я тебя люблю" и даже больше. Хотя вряд ли он это поймет, правда? Ему ведь привычно рисковать собой ради меня на заданиях, и он не видит в этом ничего такого. Значит можно говорить. Хотя расстраивать его всё равно не хочется.

Я закатала рукава и показала чёрные узоры, которые теперь "украшали" мои руки от тыльной стороны ладони и до локтя. Как будто "рукав" себе набила. Узоры эти, чем-то напоминающие татуировки в стиле хинди, могли даже показаться прекрасными, если не знать их значение. "Метка", которая появляется на каждом, кто победил Смерть, вызвав её на бой. Для большей ясности, чтобы он не подумал, будто я просто тату набила, я произнесла:

– Тавака атман – мадия анта.

В том, что стандартная формулировка "Поединка со Смертью" ему знакома я не сомневалась, он всё же боевик Министерства, один из лучших.

И без того бледный светлый побледнел ещё сильнее. Поражённо посмотрев мне в глаза, он произнёс:

– Пожалуйста, скажи, что это одна из твоих "чёрных" шуток.

Я лишь спокойно покачала головой.

– Но зачем? – он явно не понимал причин, которые могли толкнуть меня на такой поступок.

Наверное, никто на его месте, зная, что я тёмная, не понял бы. Я могла бы просто сказать "за тем, что я тебя люблю", но этого ему знать не следовало. То единственное, что я скрою от него – это свои чувства к нему. Он не должен знать, что стал моей слабостью, потому что не было гарантии, что не решит этим воспользоваться. А как вы думали? Любить не значит доверять, когда ты тёмная. А потому я лишь несколько печально улыбнулась невесёлой улыбкой и с долей горечи в голосе, которую не удалось скрыть, ответила:

– Потому что возможно я частично виновата в том, что вы чуть не умерли.

Да, если бы я нашла в себе силы рассказать о чём мы говорили с Кировым ещё позавчера, то, возможно, вчера Эдгар был бы осторожнее и не дал бы пырнуть себя смазанным ядом лезвием. И мне было очень горько от того, что раз Киров всё же действительно пошёл на что-то такое, то скорее всего светлый прав – мой кумир стал безумным тёмным. Теперь у меня не было ни единой возможности это отрицать, как бы мне ни не хотелось в это верить.

– Что ты имеешь в виду? – непонимающе нахмурился Эдгар.

– Не важно, – отмахнулась я и, встав дивана, принялась возиться с уже нарезанной мною до этого печенью. Готовить я умела и довольно хорошо, как мне говорили, но для себя никогда не занималась этим, предпочитая еду быстрого приготовления. Вира поступала так же. Однако Эдгару Викторовичу сейчас требовался определённый рацион, и ради того, чтобы он поправился, я была готова стоять у плиты. – Сейчас вам не стоит об этом думать, Эдгар Викторович. Целитель сказал, что вам нужен покой, постельный режим и хорошая еда. Вам в любой момент может стать хуже, вы побывали на грани и перенапряглись как пробуждённый. Так что о делах потом, сосредоточьтесь на том, чтобы как можно скорее выздороветь. Сейчас приготовлю печень, поедите, потом помогу перебраться в комнату Виры, та пока свободна.

– Я, наверное, домой пойду, – покачал головой Эдгар, явно по непонятным для меня причинам чувствуя себя неловко, и боковым зрением мне стало видно, как он пытается встать.

– Лежать! – тут же обернувшись, велела я, вспомнила, что с больным следовало бы быть помягче, ему и так плохо, и постаралась продолжить без скепсиса, иронии и попытки командовать. – Целитель сказал, что в числе всего прочего за вами нужен постоянный присмотр. Неизвестно, как подобное перенапряжение скажется на вас, но явно не хорошо. Так что до выздоровления поживёте у нас. Шторм накормлен и выгулян, но, думаю, его тоже на какое-то время стоит переселить к нам.

Попытки Эдгара Викторовича сделать глупость были остановлены приступом боли, судя по тому, как напряглась его лицо, стараясь не скривиться, и по тому, что он всё же осторожно лёг обратно.

– Но тебе-то это зачем? – потерянно пробормотал он.

Я лишь посмотрела на него как на идиота, выразительно промолчала и вернулась к готовке. Неужели он действительно ничего не понял? Что ж, мне же лучше. Хотя на мой взгляд если тёмный делает ради тебя что-то подобное, то всё более, чем очевидно.

***

Заботиться о нём оказалось не так утомительно, как я себе представляла. Обычно необходимость заботиться о ком-то знатно мне досаждала, но тут такого не было. Напротив, в какой-то степени мне это даже нравилось. Единственной проблемой стало то, что Эдгар, как выяснилось, болеть ненавидел едва ли не сильнее, чем я. Пока я не пригрозила привязать его к кровати – он знал, что я на это способна – всё время порывался встать, заверяя, что прекрасно себя чувствует, и идти заниматься важными делами. Даже когда едва мог поднять голову от подушки. Повезло, что у меня слишком скверный характер, чтобы дать ему хоть какую-то поблажку.

В какой-то степени я его понимала. Ладно, я очень хорошо его понимала, так как сама привыкла постоянно быть в делах. Несколько дней лежать, имея в распоряжении лишь ноутбук с сериалами и книги, и будучи лишённым возможности даже воспользоваться личной силой в мелких бытовых вопросах, в которых ею привык пользоваться каждый пробуждённый, а ему пока не восстановится было нельзя, это невыносимо скучно. Однако позволить ему делать что-то самому себе во вред я не могла. Целитель строго наказал ему как минимум неделю, если не больше, провести в состоянии покоя.

Сама я всё чаще ловила себя на состоянии мягкого, уютного покоя, готовя ему еду, развлекая разговорами, чтобы совсем не зачах, заваривая ему восстанавливающие настои, заставляя пить прописанные целителем зелья, обрабатывая медикаментами и чарами рану