Инженер Петра Великого – 3 - Виктор Гросов

И вот, за неделю до предполагаемого «Дня хэ», когда, казалось, все уже было на мази, грянул гром. Помощник Брюса влетел ко мне в кабинет.

— Петр Алексеич… Беда, — выдохнул он, еле дыша. — Попова нашли.

— Что значит «нашли»? Где нашли?

— В Неве… Утром рыбаки вытащили. Со следами… Его пытали. Долго и со знанием дела.

Наш «продавец». Мертв. Это могло означать только одно: Гамильтон или ее покровители что-то пронюхали. Или у них есть свой «стукач» в окружении Брюса, который слил инфу о готовящейся операции. Двойная ловушка захлопнулась, но не для той дичи, на которую мы рассчитывали. И теперь уже мы оказались в положении тех, кто должен судорожно искать выход, пока сеть не затянулась окончательно. План накрылся медным тазом, так и не начавшись. И главный вопрос, который повис в душном июньском воздухе: кто следующий? И что, черт возьми, теперь делать?

Смерть Попова для нас с Брюсом — это был реально удар ниже пояса. План, который мы так старательно лепили, рассыпался, как будто его и не было. Времени на разборки, кто виноват и что делать, не было. Гамильтон, если это ее рук дело, могла в любой момент слинять или, что еще хуже, ударить снова. Надо было действовать жестко.

— Я пойду, — сказал я Брюсу тем же вечером.

Мы заперлись у него в кабинете и пытались хоть за какую-то ниточку в этом клубке ухватиться.

— Куда это ты собрался, Петр Алексеевич? — он поднял на меня усталые глаза. Гибель Попова, его расшатала.

— На встречу с Гамильтон. Сам. В роли «продавца». Тем более она сама просила встречи со мной через Марту.

Брюс сначала зыркнул на меня, как на полного психа. Потом взгляд у него стал тяжелым.

— Исключено. Ты для шведов — главная цель. Они с тобой миндальничать не станут. Если Попова пытали, то тебя…

— А какие у нас варианты, Яков Вилимович? Ждать, пока они всех наших поодиночке переловят? Или пока Гамильтон, почуяв неладное, смоется к своим? Нет уж. Мы должны ударить первыми. И лучшая наживка для нее сейчас — это я сам. Легенда? «Отчаявшийся изобретатель Смирнов, чьи гениальные идеи тупой царь и его замшелые генералы в упор не видят. Готовый из мести и за хороший куш продать самые сокровенные секреты русского оружия». Поверьте, на такое она клюнет. Да так клюнет, что про всякую осторожность забудет.

Уламывать Брюса долго не пришлось. Он был мужик практичный и понимал, что в такой ситуации мой план, хоть и рискованный донельзя, был чуть ли не единственным шансом перехватить инициативу. Мы начали как угорелые готовить новую операцию. Через одну из доверенных дам Марты Скавронской, которую Брюс давно «пас», мы закинули Марии Гамильтон удочку. Дескать, Петр Алексеевич Смирнов, доведенный до ручки интригами завистников и непониманием Государя, готов встретиться и обсудить условия передачи «кое-каких интересных материалов». Место встречи выбрали нейтральное — заброшенный трактир на окраине, на Выборгской стороне. Время — поздний вечер.

Липовые чертежи «супер-пороха» были слегка подшаманены — я добавил туда пару деталей, которые должны были выглядеть еще заманчивее для шведов, но на деле завели бы их в еще больший технологический тупик. «Стабилизатор» — пузырек с безобидным, но ярко окрашенным порошком — тоже был наготове. Все эти дни я жил как на иголках. Днем — работа на заводе, испытания, совещания, попытки выбить из казначейства бабки на новую партию стали. А ночами — репетировал свою роль «обиженного гения», продумывал каждое слово, каждый жест. Я должен был выглядеть убедительно. От этого зависел успех всей операции. Брюс тем временем собирал группу захвата — самых надежных ребят Орлова и своих собственных агентов. Они должны были незаметно взять трактир в кольцо и вмешаться в тот момент, когда сделка состоится, или если что-то пойдет не по плану.

Напряжение достигло апогея в день встречи. Небо затянуло свинцовыми тучами, заморосил мелкий, пакостный дождь. Нервы были натянуты струной. Я пытался отвлечься работой, но мысли то и дело возвращались к предстоящей встрече. А что, если Гамильтон не одна придет? А что, если это ловушка для меня?

За час до назначенного времени я уже был на конспиративной квартире Брюса, переодеваясь в какую-то невзрачную одежонку. Яков Вилимович был чернее тучи. Он молча сунул мне пару пистолетов — моих же, «смирновских», с улучшенным замком.

— Береги себя, Петр, — сказал он непривычно тихо.

И тут в комнату влетел запыхавшийся адъютант Брюса.

— Ваше сиятельство! Донесение! — он протянул графу небольшой, запечатанный пакет.

Брюс быстро вскрыл его, пробежал глазами по строчкам. Лицо его стало еще более каменным.

— Ну что ж, Петр Алексеевич, — он медленно поднял на меня сочуствующий взгляд. — Похоже, наша игра становится еще интереснее. Мария Гамильтон будет на встрече не одна. С ней прибудет полковник Эрик фон Штальберг. Личный посланник Карла. Известен своей исключительной жестокостью и дьявольским умом. Похоже, шведы решили не размениваться по мелочам.

Замечательно. Теперь это была дуэль с одним из лучших агентов Карла XII.

Глава 17

День «Х» настал. Заброшенный трактир на Выборгской встретил меня заколоченными ставнями и таким запахом сырости и тлена, что хоть святых выноси. Местечко — самое то для таких дел. Я вошел внутрь чуть прищурившись, стараясь разглядеть вероятного противника. Моя роль «обиженного гения», готового слить родину за мешок золота, требовала актерского таланта, которого у меня, честно говоря, было как у козла молока.

В полутемной комнатушке, где горела всего пара оплывших свечек, меня уже ждали. Мария Гамильтон, бледная, но все еще сногсшибательная в своем темном платье, и рядом с ней — полковник Эрик фон Штальберг, судя по всему. Высоченный, сухой, с голубыми глазами и шрамом через всю левую щеку. От него разило опасностью. Вот это противник, не чета придворным интриганам.

— Господин Смирнов, надо полагать? — его русский был почти идеален, только легкий акцент выдавал иностранца. — Наслышан о ваших… дарованиях. И о вашем, скажем так, недовольстве нынешним положением вещей.

— Дарования не всегда ценят по заслугам, — я постарался нагнать в голос побольше горечи. — Особенно когда вокруг одни завистники да костные ретрограды. Государь слеп, а его генералы… о них и говорить нечего.

Гамильтон молчала, только взгляд нервно метался от меня к полковнику и