Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

введении чрезвычайного положения и искали какой-то компромисс. А передо мной поставили вопрос, требующий срочного решения: где можно быстро организовать производство этих самых легких моторных масел, в том числе для авиационной техники? Мы вскоре нашли возможность организовать его в Волгограде, понимая, что рано или поздно нам придется столкнуться с блокадой поставок со стороны Чечни, о чем чеченцы с самого начала однозначно заявили.

В целом, ретроспективно анализируя и сравнивая положение в обеих республиках, оцениваю ситуацию в Чечне как намного более сложную, чем в Татарстане, в котором она была значительно менее политизирована. Там не было такого острого политического противостояния с центром. Я не знаю, шел Дудаев на поводу у местной элиты или наоборот, но чеченская верхушка, несомненно, была настроена более экстремистски и более радикально в политическом смысле. В Татарстане говорили об отделении, о суверенитете скорее как о стратегической цели. Руководство республики лишь использовало национальное движение в борьбе с центром, опиралось на него, но в то же время не переходило ту грань, когда оно стало бы заложником националистических лозунгов.

А в Чечне случилось именно это: власти пошли на поводу у националистических сил. Кстати, раньше нечто подобное произошло в Армении на почве Карабаха. Тем не менее мне кажется, что если бы тогда начались переговоры с упором на экономическую сторону, если был бы найден какой-то разумный компромисс по нефти и другим экономическим вопросам, то ситуация в Чечне могла бы развиваться иначе. Конечно, остались бы все политические уличные страсти. Но думаю, что не у толпы, одурманенной исламистскими и националистическими лозунгами, а у людей, которым тогда принадлежала власть в Чечне и которые принимали решения, превалировали все же экономические интересы. Существенным для них было примитивное желание сесть на доходы от нефти. И я почти уверен, что на этой почве, хотя это и звучит цинично, компромисс мог быть найден.

В итоге между Россией и Чечней сохранились бы отношения, при которых можно было бы потом влиять и на политическую ситуацию в республике. Так же, как мы противопоставляли нефтяников Татарстана, с одной стороны, и правительство республики – с другой, в Чечне можно было сыграть на разнице групповых интересов. Если бы вся республика знала, какую долю доходов от нефти Россия выделила ей в управление, рано или поздно возник бы резонный вопрос: а куда все девается? И без всяких ссылок на российское вмешательство, без всяких спекуляций относительно «руки Москвы» на этот вопрос должно было бы отвечать своим согражданам чеченское руководство. Причем без оправданий, что деньги надо использовать для обеспечения независимости, на покупку оружия, на укрепление границ и армии, на создание резервов на случай агрессии Москвы. Одновременно были бы упорядочены экономические отношения с Россией. Обе стороны знали бы, какое количество чеченской нефти официально отпускается за рубеж, на каких это происходит условиях. Стала бы невозможной возникшая позже ситуация, когда, несмотря на формальную блокаду Чечни, чеченская нефть шла на экспорт за взятки отдельным чиновникам.

Здесь был еще один интересный момент. Чеченцы довольно долгое время выполняли свои обязательства по централизованным поставкам. В какой-то момент все это сломалось. Сырая нефть стала активно вывозиться на экспорт. Переработка резко упала. Практически весь этот экспорт шел за рубеж по российским трубам, а далее – через российские порты Новороссийск и Туапсе. Пропускали нефть явно за взятки. В принципе, задушить Дудаева экономически не составляло никакого труда.

Однако в 1992 году этот вопрос вообще не ставился в повестку дня. Чеченцы тогда еще выполняли свои обязательства. На высшем уровне делался вид, что с Чечней все более-менее в порядке. Минфин даже предусматривал в бюджете выделение Чечне субсидий. Аргументация была следующей: Чечня не вышла из России, во всяком случае мы это не признаем, и если сейчас мы перестанем им выделять субсидии, это де-юре будет означать, что мы признаем их независимость. Был и еще аргумент: Дудаев – это Дудаев, но как быть с населением? Ведь большинство субсидий имело целевой характер: на развитие здравоохранения, на пенсии, на какие-то другие социальные программы. Таким образом, признавая свою ответственность перед населением, которое мы, естественно, считали российским, правительство должно было продолжать выделять какие-то деньги Чечне, хотя ни для кого не было секретом, что часть их расходуется на вооружение боевиков и содержание дудаевского окружения. Впрочем, по мере того как Чечня переставала платить федеральные налоги, размер субсидий сокращался, и в 1993 году они были ликвидированы.

Властная элита Чечни тогда была отнюдь не так единодушна относительно разрыва с Россией. Так, руководитель экономического ведомства республики участвовал во всех совещаниях и иных мероприятиях, которые я проводил. Он был категорически не согласен с идеей отделения Чечни и весьма скептически отзывался о ее авторах, включая высшее руководство республики. Приятный профессиональный парень, бывший аспирант ЦЭМИ Академии наук СССР, где когда-то работал и я. Мы легко находили общий язык. Увы, со временем он становился все мрачнее, видя, что ситуация развивается именно в русле жесткого сепаратизма и противостоять этому он не может. К сожалению, в какой-то момент в конце 1992 года он перестал приезжать в министерство, и как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю.

Наверное, чеченскую проблему можно было решать и по-иному, и раньше. Но я не помню официальных обсуждений в правительстве, в ходе которых мы бы принимали какое-то крупное решение по Чечне. Правительство в целом было отстранено от решения чеченских дел. После создания Совета безопасности Чечней официально стал заниматься именно он. Хотя я был его членом, тоже не помню, чтобы чеченский вопрос открыто стоял в повестке дня; по крайней мере, на тех заседаниях, где я присутствовал. Реально все шло через президентские структуры и решалось в узком кругу силовиков.

Регионы просят побольше

В какой-то момент о пересмотре отношений с центром в той или иной степени заговорили все национальные республики в составе России и даже многие области. Однако со стороны остальных регионов мы не испытывали того политического давления, какое встретили со стороны Татарстана и уж тем более Чечни. Если с ними речь реально напрямую шла о сохранении целостности России, то в отношениях с другими республиками и областями конфликт был связан в основном не с их политическими, а с чисто экономическими амбициями, хотя политические спекуляции в ряде случаев тоже присутствовали. Для регионов было важно в первую очередь переложить как можно большую тяжесть социальных расходов на центр, а для себя добиться налоговых выгод, возможностей как можно шире распоряжаться доходами от деятельности своих предприятий, самостоятельно заниматься внешнеэкономической деятельностью и вообще выбить из центра побольше и желательно нечто