Руководство джентльмена по пороку и добродетели - Маккензи Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не с Данте, я с вами путешествую. Тебе ли не знать?
– Как будто ты не поняла, о чем я спросил.
– Не знаю, о чем ты, но ты ошибся. Данте сам по себе, я сама по себе.
– Ах, значит, не ты украдкой погладила его по колену и убедила сбежать из ложи и предаться греху?
– Поверь, я остановила бы его, не доводя до греха. Вообще-то у меня был план, но вмешались вы.
– План? Какой еще план?
– Ясно было, что они знают куда больше, чем говорят… И мне показалось, что Данте будет легче разговорить. А раз ни один проверенный способ на него не подействовал и он вдобавок явно на меня запал…
– Правда, что ли, запал?
– Я тебя умоляю, у мужчин все на лице написано.
– Эх, я-то считал тебя образцом хлипкой английской барышни. А ты, оказывается, опытная соблазнительница.
Фелисити принимается дергать болтающуюся на рукаве нитку и вздыхает так душераздирающе, что волосы у нее вокруг ушей вздымаются пышным облаком.
– Не слишком-то я преуспела.
– А мне показалось, ты неплохо справлялась.
– Я ему, кажется, краешек зуба отколола.
– Что ж, в любом изящном искусстве главное – практика. Рим тоже не сразу строился. – Я надеялся ее рассмешить, но она только хмуро утыкается глазами в пол. – Тебе хоть понравилось?
– Было как-то… мокро.
– Да, здесь требуется некоторый обмен жидкостями.
– И неприятно. Не думаю, что захочу повторить.
– Ты сейчас про допрос с помощью соблазнения или вообще про поцелуи?
– И про то, и про то.
– Целоваться с опытом все приятнее.
– Все равно это не мое. Даже если с опытом будет лучше.
– Верю. Но если из тебя и не выйдет великой искусительницы, у тебя много других сильных сторон. – Я легонько касаюсь ее ступни своей, чтобы она изволила поднять голову и взглянуть мне в лицо, и улыбаюсь – куда менее мерзко, чем в прошлый раз. – Правда много.
19
Ночью я почти не сплю, предвкушая авантюру, и чертовски рано поднимаюсь, хотя выходим на дело мы только после обеда: Элена как раз отправилась с визитами и не заметит нашей отлучки.
Мы почти час шагаем по удушающему зною; одежда намертво прилипает к взмокшей коже, не успеваем мы выйти из дворика. Данте ведет нас через Готический квартал и вдоль широкого бульвара, разрезающего город надвое. Под звон церковных колоколов, возвещающих половину часа, мы выходим на площадь, усыпанную торговыми палатками с сохнущим на жаре товаром: зерном в огромных бочках и пестрыми, как осенняя листва, пряностями. В крайнем ряду висят на крючьях подвешенные за ноги свиные туши с развороченными животами. Под ними носятся ученики мясников с заляпанными кровью лбами, собирая в ведра выпадающие внутренности. Между рядов стоят на коленях нищие, вытянув сложенные лодочкой ладони и вжав лица в грязь. Воздух искрится, гудит пьяным весельем – и жужжит полчищем мух. Разит грязью и перестоявшими на жаре фруктами.
Данте останавливается в тени примыкающей к площади римской башни и показывает нам двух мужчин, патрулирующих ряды: за поясом у них мечи, и глядят они слишком хищно для простых покупателей.
– Вон они. Ловцы воров. Мигом доставят вас в тюрьму. – Данте вытирает мокрые ладони о брюки и добавляет через плечо: – Отец очень похож на Элену. Темноволосый и худощавый.
– Ты говорил, – отвечаю я.
– У него на левой руке три пальца.
– Помню.
– Вы… точно не передумали?
– Точно. – Так странно, что отдуваться мне, а успокаивать приходится его, но сейчас я почему-то чувствую себя настоящим героем. – В конце концов, что они мне сделают? За воровство ведь больше не отрезают руки?
– Н-нет, – отвечает Данте с заминкой. Сквозь мою браваду прорывается нервная дрожь.
– Подождем час, – решает Фелисити. – Потом будем тебя выручать.
– Они точно меня выпустят без суда?
– Тюремщикам не платят, – отвечает Данте. – Они… они примут взятку. – Он тянется к карману, как тянулся каждые несколько секунд. Как будто проверяя, что деньги не испарились.
– Меня точно бросят туда же, где сидит твой отец? – спрашиваю я.
– Сложно ска… да, наверно, – Данте принимается заламывать руки. – Отведут куда поближе, а туда бли… ближе всего.
– Если его там не будет, ты и сам поймешь, – вмешивается Фелисити. – Давай-ка поторопись, пока кто-нибудь не отвлек их настоящей кражей. Вперед, Монти.
Спокойствие Фелисити раздражает меня не меньше, чем волнение Данте. Я кидаю взгляд на Перси, надеясь, что хотя бы он посмотрит в ответ со спокойной дружеской заботой во взгляде, но он с нечитаемым лицом следит за ловцами воров. Один из них как раз остановился напротив нищего и пнул носком сапога его жестяную кружку.
– Что ж, до встречи на свободе. – Я расправляю камзол и направляюсь к ближайшему прилавку.
– Стой. – Мое запястье сжимает рука Перси. Я оборачиваюсь и натыкаюсь на его серьезный взгляд. Фелисити очень наигранно отводит глаза. – Прошу тебя, будь осторожен.
– Мой дорогой, я всегда осторожен.
– Монти, я серьезно. Не натвори глупостей.
– Я уж попытаюсь.
Перси вдруг склоняется ко мне, будто хочет что-то шепнуть, но вместо этого быстро и невесомо прикасается губами к моей щеке – так быстро и невесомо, что я сомневаюсь, не почудилось ли мне.
– Давай уже, – шепчет Фелисити. – А то уйдут далеко.
Перси подбадривает меня кивком и выпускает мое запястье. Мне, конечно, больше всего на свете хочется вцепиться в него и потребовать поцеловать меня в щеку еще разок, чтобы я успел повернуть голову и коснуться его губ своими, – но вместо этого я решительно шагаю к крайней палатке. Продавец на вид на пару лет меня младше, веснушчатый, с по-детски круглым лицом. Он, похоже, крайне занят: швыряет камни в копающихся в грязи голубей. Однако, когда я подхожу, он поднимает на меня взгляд. Я улыбаюсь.
И принимаюсь набивать карманы картошкой.
Я совершаю какую-то дурацкую кражу навыворот: главная цель любого воришки – чтобы его не поймали, а я прилагаю уйму усилий, чтобы достичь обратного. Но этот баран за прилавком слишком уж увлекся проклятыми птицами: у меня уже карманы раздулись от тонких длинных лиловых картофелин – каждая размером с мой большой палец, – а он и голову не соизволил поднять! Я даже роняю несколько корнеплодов на землю, но он и на их стук не отвлекается.
В карманах уже почти нет места, еще чуть-чуть, и придется забрасывать добычу прямо в штанины. В порыве вдохновения я опрокидываю с прилавка ящик. Он с грохотом летит на землю, и – наконец-то! – этот дурачок поднимает голову. Я для пущего эффекта хватаю последние несколько картофелин и бросаюсь бежать.
– Держи вора! Держи! – кричит он мне в спину. Я бегу прямо на двух ловцов, притворяюсь, что только заметил их, разворачиваюсь и бегу прочь, но один из них хватает меня за шкирку. Воротник едва не остается у него в руках.
К нам подбегает торговец –