На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем - Роман Кржнарик

цивилизационной проблемы, обеспечив переход от экономики с целью бесконечного роста ВВП к экономике, которая, возвращаясь к словам Дэвида Кортена, способна «обеспечить материальный достаток и духовное изобилие для всех в балансе с регенеративными системами живой Земли». Однако эта «битва Давида и Голиафа» легко может закончиться победой существующей системы, нацеленной на рост.

Если это произойдет и мы продолжим вести дела привычным образом, нужно быть готовыми к последствиям. И мы уже знаем, как именно они могут выглядеть. Когда в 2012 г. на Нью-Йорк обрушился ураган «Сэнди», сотни тысяч малообеспеченных и уязвимых семей остались без электричества и медицинского обслуживания, в то время как штаб-квартира Goldman Sachs была защищена десятками тысяч мешков с песком и получала электроэнергию от собственного генератора. По мнению Филипа Олстона, специального докладчика ООН по вопросам бедности и прав человека, это сигнал опасности «климатического апартеида», при котором «богатые платят за то, чтобы избежать перегрева, голода и конфликтов, а весь остальной мир страдает»[363]. Вспомните «Зеленый сойлент», «Элизиум», «Стену» или любой другой фантастический фильм-антиутопию.

Хотя 1 % людей, которым принадлежит половина всего мирового богатства, возможно, и удастся оградить себя от разрушительных последствий глобальной экологической катастрофы, большинство этого сделать не смогут, особенно те, кто живет в бедности в странах и с высоким, и с низким уровнем доходов[364]. Вот почему так важно стремиться к созданию регенеративной экономики, которая не только удержит нас в кольце планетарных ограничений, но и позволит поднять большинство выше уровня социального фундамента «пончика». Это вопрос экономической и социальной справедливости не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня. Именно межпоколенческая справедливость сможет обеспечить нынешнее и будущее население планеты соответствующими средствами и устойчивостью к возможным катаклизмам.

Некоторые страны с низким уровнем доходов утверждают, что они не могут позволить себе регенеративную экономику и что им как воздух необходим экономический рост, иначе не вывести граждан из состояния острой нужды. Более того, почему бы им не получить свою долю выгоды от ископаемого топлива, если развитые страны получали ее на протяжении последних двух столетий?

Действительно, было бы вполне справедливо возложить бремя сокращения выбросов в первую очередь на те страны, которые исторически несут за них ответственность: долгосрочная перспектива требует именно этого. Но переход к регенеративной экономике – не роскошь, предназначенная для удовольствия богатых стран. Как показывает успех децентрализованной солнечной энергетики в Бангладеш, эта модель также предлагает путь к экономическому благополучию в экологических границах живого мира странам с низким уровнем доходов. Регенеративный подход мог бы позволить им перепрыгнуть через старую модель промышленного капитализма и создать новую экономику, более чистую, справедливую и основанную на концепции «долгого настоящего». Эта экономика уже здесь. Ее ростки пытаются пробиться через трещины и щели, их могут затоптать, но, если мы поможем им взойти, новая экономика обязательно расцветет.

11

Культурная эволюция

Сторителлинг, дизайн и виртуальное будущее

Выживание нашего вида напрямую зависит от биосферы, которая обеспечивает нас кислородом и другими необходимыми для жизни вещами. Но, по мнению антрополога Уэйда Дэвиса, нас окружает еще и этносфера – воздух культуры, которым мы дышим. Она представляет собой смесь идей, верований, мифов и взглядов, которые существуют в обществе и составляют мировоззрение, определяющее наши побуждения и действия[365].

Этносфера постоянно движется и изменяется в процессе культурной эволюции (это еще одно понятие из лексикона долгосрочности). В каждый момент в этносфере доминируют определенные представления, которые со временем сменяются новыми. Например, в конце XX в. вера в коллективные ценности, такие как социальная справедливость, постепенно уступила место идеологии индивидуализма, которая проникла в этносферу западного мира благодаря подъему неолиберализма и потребительского капитализма. Точно так же светские ценности начали конкурировать с религиозными верованиями за господство.

Культурная эволюция отличается от биологической тремя особенностями. Во-первых, она может быть результатом сознательного выбора, а значит, мы потенциально способны задавать направление развития этносферы. Во-вторых, культурная эволюция происходит гораздо быстрее биологической, что позволяет нам адаптироваться к изменениям среды, таким как проблемы климатического кризиса или растущее имущественное неравенство. В-третьих, в отличие от биологической эволюции, когда естественный отбор закрепляет в нашей ДНК новые черты, которые могут передаваться из поколения в поколение, культурная эволюция должна воспроизводиться снова и снова в каждом поколении системами образования, различными институтами и движениями, прививающими ценности и идеи[366].

Какое отношение все это имеет к перетягиванию каната между краткосрочным и долгосрочным мышлением? Мы переживаем знаменательный период культурной эволюции, когда повстанцы времени сеют новые идеи и практики в разных культурных средах – от изобразительного искусства до институциализированных религий. Если бы путешественник во времени из 1820-х прибыл к нам в 2020-е, его, несомненно, шокировали бы колоссальный темп повседневной жизни и постоянное цифровое отвлечение, а также то, сколько времени мы тратим на размышления о будущем, отдаленном от нас на десятилетия и даже столетия. Это происходит повсюду: в кинотеатрах, школьных классах, новостных статьях, церковных проповедях, видеоиграх, образах виртуальной реальности. И благодарить за это мы должны повстанцев времени от культуры.

В результате параллельно с менталитетом «краткого настоящего», захватившего наши умы, прямо сейчас зарождается сознание «долгого настоящего»: никогда прежде в истории человечества грядущее не занимало в такой мере наше внимание. В нашем ментальном ландшафте происходит глубокий сдвиг, будь то надежда или страх. Мы начинаем дышать воздухом долгосрочного мышления.

Кто же эти бунтари, стоящие за культурной трансформацией? Каковы их стратегии? Насколько они уверены в том, что удастся использовать нереализованный потенциал нашего желудевого мышления? Эта глава представляет собой путешествие в самые креативные и разрушительные культурные сферы сегодняшнего долгосрочного мышления, начиная с одного из древнейших занятий человека – сторителлинга.

Научная фантастика и сила повествования

Если политики и экономисты начали поднимать восстание времени только в 1970-е гг., то писатели и кинематографисты уже более века расширяют наши представления о будущем. Одним из первопроходцев на этом пути был Чарльз Диккенс: в «Рождественской песне» Призрак грядущего Рождества показывает скупому Эбенизеру Скруджу смерть малыша Тима и его собственную заброшенную могилу. Однако настоящий скачок в будущее произошел в конце XIX в. благодаря трудам Жюля Верна и Герберта Уэллса – основоположников жанра, который часто называют фантастикой предположений. «Машины времени», «люди на Луне» и «затерянные в космосе» быстро вошли в наш повседневный лексикон.

Сегодня, когда один за другим на экраны выходят апокалиптические блокбастеры, такие как «Послезавтра», где изменение климата приводит к суперурагану и новому ледниковому периоду, кажется, что нам грозит передозировка этим жанром. Можно с пренебрежением относиться к «индустрии апокалипсиса» из-за того, что избыточные эмоции и острые ощущения, которые