На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем - Роман Кржнарик

политические последствия. Энергетические микросети способствуют сплочению сообществ. Поскольку производство, владение и распределение энергии становятся локальными, у людей возникает вполне естественное желание решать на местном уровне и другие вопросы, включая политические. На протяжении всей истории человечества энергетические системы формировали политику. Подобно тому как развитие горнодобывающей промышленности в XIX в. усилило профсоюзное движение и борьбу за права трудящихся, солнечная революция XXI в. на уровне общин может стать движущей силой радикальной децентрализации власти и способствовать долгосрочному мышлению[342]. Однако нужно понимать, что если домохозяйства предпочтут частные накопители и будут запасать получаемую энергию у себя вместо того, чтобы делиться ею, или если в производстве возобновляемой энергии будут доминировать крупные корпорации, как это уже происходит во многих странах, то демократизирующий потенциал модели так и останется не реализованным в полной мере.

Четвертое направление в регенеративном дизайне – это движение за восстановление дикой природы, которое в последнее десятилетие набирает размах по всему миру – от Шотландии до Южной Африки и Румынии. Во многом оно возникло в ответ на неудачи традиционных природоохранных организаций. Более века защитники природы утверждали, что наша великая задача – сохранить землю и передать ее будущим поколениям в первозданном виде. И хотя это прекрасное устремление созвучно трансцендентной цели хорошего предка – процветанию в границах природы, – критики отмечают, что многие природоохранные организации скатились к тому, что называют синдромом смещения базовой линии.

Как объясняет эколог Джордж Монбио, «в каждом поколении люди считают нормальным то состояние экосистем, с которым они имеют дело в детстве», не подозревая, что это уже может быть состояние истощения. В Великобритании, например, многие участвуют в кампаниях по сохранению вересковых пустошей, хотя на самом деле эти пустоши когда-то были лесами, сведенными в результате разведения овец на протяжении столетий. «Природоохранные движения, несмотря на свои благие намерения, стремятся заморозить живые системы во времени», – утверждает Монбио. Поэтому он, как и многие другие сегодня, выступает не за охрану, а за восстановление дикой природы, которое, в отличие от попыток вернуть природу к некоему запомнившемуся нам состоянию, заключается в создании условий для возобновления экологических процессов путем реинтродукции растений и животных, и дать толчок к восстановлению экосистем до состояния нетронутости. Классическим примером может служить Йеллоустонский парк, где реинтродукция волков в 1995 г. привела к «пищевому каскаду» экологической регенерации: волки не давали прожорливым оленям поедать саженцы, которые смогли вырасти, а это, в свою очередь, привело к появлению певчих птиц, бобров и других существ, расположенных ниже в общей пищевой цепочке[343].

Целью движения за восстановление дикой природы является не просто возрождение ландшафтов и предотвращение потери биоразнообразия, а обеспечение «естественного углеродного решения» планетарной климатической проблемы. Предлагаемое решение не относится к высокотехнологичным наподобие улавливания и захоронения углекислого газа, а возвращает нас к древнему и безотказному методу: поглощению углекислого газа деревьями. Потенциал лесовосстановления огромен. Вместе с другими подходами, например регенеративным сельским хозяйством, восстановление диких ландшафтов в таких местах, как торфяники и вересковые пустоши, может более чем на треть сократить ту долю парниковых газов в атмосфере, от которой необходимо избавиться до 2030 г., чтобы остаться ниже опасного уровня нагрева планеты. И все же до сих пор на эти цели выделяется только 2,5 % от общего объема финансирования смягчения последствий потепления. Исследование, проведенное организацией Rewilding Britain, показало, что перенаправление двух третей текущих сельскохозяйственных субсидий на проекты по восстановлению дикой природы позволит поглощать из атмосферы 47 млн т углекислого газа в год, что составляет более десятой части всех выбросов Великобритании[344]. Конечно, восстановление дикой природы – не единственное решение. Переход на растительную диету, отказ от транспорта, потребляющего ископаемое топливо, и теплоизоляция наших домов значительно изменят ситуацию, но регенеративный потенциал деревьев – это напоминание о том, что долгое существование человечества связано с его способностью вернуться к «времени деревьев».

Эти четыре регенеративные практики по-настоящему инновационны и вдохновляют, но давайте посмотрим на вещи реально. Повстанцам времени противостоят грозные силы: экономическая и политическая власть. Сегодняшние хорошие предки ведут борьбу с краткосрочностью укоренившегося корпоративного поведения и финансовыми спекуляциями, с неуступчивыми правительствами, привязанными к квартальным целям, с потребительской культурой, основанной на одноразовом использовании. При таких барьерах на пути смогут ли люди через столетие оглянуться и увидеть в своей истории регенеративную экономическую революцию столь же ясно, как мы сейчас видим революцию промышленную?

С наших позиций кажется, что вряд ли это возможно. Однако такая вероятность существует. Дело в том, что глобальная экономическая трансформация на начальной стадии всегда выглядит так: как зачаточные регенеративные практики, появляющиеся по всему миру. Это хрупкий, фрагментарный и во многом случайный процесс, однако именно так все и обстояло в XVIII в. на заре индустриализации. Адам Смит и другие экономические светила даже не подозревали, что на их глазах разворачивается промышленная революция[345].

Надежды на регенеративную революцию подкрепляет и меняющееся отношение правительств, которые начинают мыслить по-новому. Нидерланды приняли новаторскую программу по созданию экономики замкнутого цикла к 2050 г., включая 50 %-ное сокращение потребления сырья к 2030 г.[346] Швеция поставила перед собой амбициозную цель – решить основные экологические проблемы страны в течение жизни одного поколения. Финляндия взяла на себя обязательство к 2035 г. стать углеродно-нейтральной страной. Правительства стран, придерживающихся концепции всеобщего благосостояния, включая Новую Зеландию, Шотландию и Исландию, уже разрабатывают новые метрики развития, основанные на коллективном благополучии, а не на экономическом росте. Некоторые государства, например Бутан, начинают измерять «валовое национальное счастье», в то время как другие движутся к принятию «нового зеленого курса».

Самая большая проблема, однако, состоит в том, чтобы разрешить противоречие, лежащее в основе экономики XXI в.: возможно ли одновременно добиваться экономического роста и не пробивать экологический потолок? Эта неизбежная дилемма сегодня стоит перед всеми без исключения правительствами. Одним из государств, серьезно настроенных на решение этой проблемы, является Китай, который часто называют страной долгосрочного видения за то, что он нацелился на создание первой в мире экологической цивилизации. Какие уроки мы можем уже извлечь из его опыта?

Способен ли Китай создать экологическую цивилизацию?

Председатель Мао любил цитировать одну народную китайскую сказку под названием «Как глупый старик горы сворачивал». В ней 90-летний старец, раздраженный тем, что две сросшиеся горы преграждали путь к его дому, решил сровнять их с землей при помощи мотыги. Когда люди стали смеяться над глупым стариком, тот спокойно ответил, что благодаря его собственному труду и труду потомков эти горы в конце концов исчезнут. Богов настолько поразила настойчивость старика, что они приказали горам расступиться[347].

Китайская культура изобилует подобными сказками и пословицами о достоинствах долгосрочной перспективы. Они помогают видеть