Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов

и стулья, разбросанные тарелки с еще недавно вкусной и красивой едой, битое стекло и пятна от напитков на ковре. Никого. Только у стойки лежал, держась за голову, человек в черном костюме – видимо официант. Из-под пальцев на некогда белоснежный воротник рубашки лилась кровь.

Присев рядом, Дмитрий почти насильно отвел его руки от головы и скривился: охотник был настроен всерьез, но не так, чтобы убить. Тяжелое сотрясение, судя по бледности и по тому, как разъехались зрачки, но в остальном просто сильное рассечение из тех, что всегда жутко кровоточат.

По-хорошему, голову надо было перевязать, но для этого требовалось отложить оружие. И потратить время, которое и так уже шло в долг. Кафе молчало, и это молчание говорило Дмитрию о том, что все еще не закончилось, что ситуация все еще напряженная. Тишина готова была взорваться выстрелом или криками.

«Господи, хоть бы этот несчастный не нашел здесь Гошу. Мог же будущий студент именно сегодня не пойти в чертово кафе, а, скажем, объявить траур по Алене и остаться дома горевать? Или, наконец, вовремя отлучиться в туалет и вылезти в окно, когда поднялся шум?»

Пустая мысль. Инстинкт говорил, что тишина эта – пауза перед чем-то жутким.

По деревянной лестнице на второй этаж Дмитрий поднимался, прижимаясь к стене, чтобы скрипа было как можно меньше. Все равно шаги, казалось, отдаются эхом на все здание.

А может, и не казалось. Или у этого охотника уши были, как у рыси. Как бы там ни было, стоило Дмитрию высунуть голову, чтобы оглядеть зал между столбиками ограждения, как грохнул выстрел. Пуля выбила из штукатурки на стене облачко пыли метром выше, и Дмитрий нырнул обратно.

Главное он, впрочем, увидеть успел. Савелий стоял у дальней стены, между двумя окнами. За столиком перед ним сидели двое: Гоша и незнакомая девушка. Больше людей на этаже не было – разве что они лежали на полу.

«Но каков черт. Стоит так, чтобы с улицы видно не было».

В руках у охотника была обычная двустволка, и это значило, что один выстрел он уже потратил. Перезарядка заняла бы пару секунд, и этого времени Дмитрию хватило бы, чтобы вскочить и взять его на прицел. Надо было просто дождаться щелчка, с которым откидываются стволы. Или второго выстрела – в Гошу.

– Одной пули мне хватит, – спокойно проговорил Савелий, горло у которого совсем прошло. – Девица ни при чем, да и вы тоже. Если не подставитесь. Не думайте, что я промахнулся случайно, просто зачем невинная кровь на руках?

– Тогда почему бы ее не отпустить, если она ни при чем? – поинтересовался Дмитрий, не испытывая ни малейшего желания подставляться, пока этого можно было избежать. Пока охотник говорил – он не стрелял. А пока не стрелял – был шанс уговорить, начав с малого. – Пусть идет?

– Пусть сидит. – Голос охотника стал жестче, то ли в ответ на слова, то ли на невольное движение девушки. – Алена моя тоже постоянно рядом с этим бегала. Жаль, поздно поняла, что не надо было. Эта поймет быстрее. Может, запомнит.

«Да, шанс уговорить-то есть, но только если говорить то, что надо».

Сейчас Дмитрий отдал бы что угодно за всего одну ночь сна. После десяти суток этого чертова дела, почти без отдыха, в голове стоял туман, превращая восприятие в вату. Адреналин, несший его с момента остановки у кафе, выветривался, и за него приходилось платить сверху – в первую очередь отсутствием уверенности в себе, в выборе правильных вариантов. Тем более что с первым уже не угадал.

Надо было как-то сбивать этого человека с настроения, потому что убить человека – это сложно даже для охотника, действительно сложно, а когда есть сомнения – сложно вдвойне.

– Хотите закурить? – неожиданно для самого себя спросил Дмитрий. – Простите, не знаю, курите ли. Мне-то нельзя, запрещено. А пачка в кармане лежит, жалко, если пропадет.

– Кем запрещено? – В голосе Савелия прорезалось удивление, и Дмитрий скупо улыбнулся. Вопрос – уже интерес к чему-то, кроме убийства. Только улыбка получилась механической, через тот же туман. – Неужели по службе нельзя?

– Да нет. Просто девушка курильщиков не любит. Говорит, все равно что с пепельницей целоваться. Правда, она пока не знает, что она – моя девушка. Кстати, Ольгой зовут. Красивая. Правда, с таким характером, что и нарочно не придумаешь.

Где-то вдалеке взвыла сирена, но тут же смолкла.

«Да где они уже? А то я-то, допустим, выпрыгну и получу пулю – что делать, работа такая, – но потом он же все равно этого Гошу голыми руками заломает… Ладно. Поговорим. Ты пока, охотник, подумай вот о девушках, о жене вспомни, которой в тюрьму передачки носить до конца жизни».

– Характер надо воспитывать, – посоветовал Савелий Иванович так уверенно, словно его семья была идеальной. – Иначе жизни не будет. Ну вот что значит запрещает? Мужчина должен быть головой, а то, что женщина якобы шея, – это все сказки.

«Знал бы ты, из-за кого я так быстро тут появился. Но что дальше? Зараза, ну что мне мешало больше с тобой поговорить до того, узнать лучше, понять, на что можно давить, на что нельзя? Работай тут на ошметках информации, как на минном поле».

Злость вызвать тоже не получалось, даже на себя, и это было хуже всего.

– Все так, Савелий Иванович, да только не всегда так. – «Лучше всего не спорь с ним, дурак. Или наоборот, спорь? Что лучше?» – А если даже и так, то мужчиной ведь сначала надо стать? А вы, получается, решили этот шанс отнять.

– Семнадцать лет – уже мужчина. Там, откуда я родом, в моем поколении в таком возрасте уже давно или на заводе, или в поле, или в шахте работали. Бывало, что и семьями обзаводились.

«Семья. Может, так?..»

– А ваша семья как же? Легко будет Евгении? Вы ведь отсюда свободным не выйдете, как дело ни повернись. Сами пони…

– Она поймет, – отрезал охотник таким тоном, что Дмитрий понял: снова ошибка. – Мое решение, мой долг, я и расплачусь. Так или иначе. И развод дам, если захочет. Если понадобится. Все в рамках системы, в которой вы не арестуете виновника. Я расплачусь за то, что сейчас сделаю, а вы?

– Григорий Зиновьев – не убийца. Жертвой стала не только Алена, мы имеем дело с серийным убийцей – и это не тот человек, который сидит перед вами за столом.

Это, Дмитрий знал, тоже было ошибкой. Он упускал инициативу в разговоре, позволил ее перехватить, и охотник сейчас распалялся. О жертве вообще говорить было нельзя. Но это понимание ничего не давало. Он не мог придумать, как повернуть разговор в сторону. Оставались только сухие факты, а их было явно мало.

– Знаю, – ответил Савелий. – Но это ничего не меняет. Этот вот – такой же убийца, как тот, кто резал Алену на куски. Не будь его, разве оказалась бы она там, на промке? Попала бы в ту компанию? Вы знаете, как они там развлекались, эти не мужчины и не женщины? Знаете?

«А вот другая, которая мотается по заброшкам…»

Собственные слова, сказанные когда-то в запале Игорю, отзывались сейчас неприятным эхом, и Дмитрий внезапно понял, что на самом-то деле этот Гоша и правда не очень отличается от Вахтанга. Разве что выглядит приличнее и ему не надо было вот так зарабатывать деньги. Но пусть так. Пусть Гошу стоило задержать за аморальщину и побои – если бы бомжи согласились дать показания, что вряд ли. Но даже так – собрать доказательства и задержать! Не убивать в порядке самосуда. А еще Дмитрий понимал, что этот аргумент сейчас не сработает. И еще что время утекает. Потому что, как только раздастся звук сирен, которого он ждет, им ответит выстрел. Значит, уговаривать надо было быстро. Только вот он не знал как. Какой аргумент сработает? Не про самосуд – пример с бухгалтером показывает, что как раз самосуд охотнику мил и дорог. А что тогда?

– Знаю. И могу обещать, что займусь этим лично, и все так или иначе получат свое – по закону! Да ведь и вы его пока еще не убили – значит, сомневаетесь. А если сомневаетесь, то…

– Даю время подумать и примириться.

– Но это время и для вас.

– Я уже все продумал.

– Подумайте, Савелий Иванович, это