Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

дверь была закрыта, хотя из-за нее доносились голоса — мужской и женский. Эван повернул запястье, чтобы посмотреть на часы. Их не было. Где он? Как он сюда попал? О Боже! Вестибюль аэропорта… Его толкнули под автомобиль… вокруг него собралась толпа, пока его, хромающего, не увели прочь. Азра! В гостинице «Арадус» его ждал Азра… А Мак-Дональд? Он сбежал! Все пошло прахом! Почти впав в панику, с трудом осознавая, что уже далеко за полдень и сквозь окна проникают последние солнечные лучи, Эван отбросил в сторону простыню и соскочил с кровати. Шатаясь, морщась от боли и при каждом новом шаге скрипя зубами, он все же двигался, и только это сейчас имело значение. А еще он был обнажен. Вдруг дверь распахнулась настежь.

— Я рада, что вы смогли встать, — прикрывая дверь, говорила женщина с оливковой кожей, пока Кендрик, шатаясь, шел обратно к кровати и простыне персикового цвета. — Это подтверждает диагноз врача, который только что ушел. Он сказал, что у вас сильные ушибы, однако при рентгене переломов костей не обнаружено.

— Рентген? Где мы и кто вы такая, леди, черт побери?

— Выходит, вы меня не помните?

— Если это, — сердито воскликнул Эван, жестом руки обводя комнату, — ваше скромное временное жилище в Бахрейне, то, уверяю вас, я никогда здесь не был. Такое место трудно забыть.

— Оно не мое, — с едва заметной улыбкой ответила Калехла, покачав головой и остановившись в ногах кровати. — Жилище принадлежит члену королевской семьи — кузену эмира, пожилому человеку, и его молодой жене — очень молодой… Они сейчас находятся в Лондоне. Он сильно болен, этим и объясняется наличие отличного медицинского оборудования в подвальном помещении. Титул и деньги везде в чести, но здесь, в Бахрейне, особенно. Ваш друг — султан Омана сделал это доступным и для вас.

— Но кто-то должен был сообщить ему о том, что произошло!..

— Конечно же, это сделала я.

— А ваше лицо мне знакомо, — нахмурившись, перебил ее Кендрик. — Просто не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах мы с вами встречались.

— Тогда я была одета не так, как сейчас. И мы встречались при весьма неблагоприятных обстоятельствах. В Маскате, в темном грязном переулке.

— Загнивающийся мерзкий город! Эль-Баз! — крикнул Эван, широко раскрыв глаза. — Вы были той женщиной с пистолетом, которая пыталась убить меня.

— Неправда. Я защищалась от четырех головорезов — трех мужчин и девушки.

Кендрик на мгновение закрыл глаза.

— Я вспомнил. Там был парнишка в обрезанных брюках…

— Это был не просто парнишка, — возразила Калехла. — Он был наркоманом, таким же законченным, как и его подружка, и они бы убили меня, чтобы расплатиться со своими арабскими поставщиками за то, что им было нужно. Я шла за вами — и больше ничего. Добывание информации — вот моя работа.

— Для кого?

— Для тех людей, на которых я работаю.

— Как вы узнали обо мне?

— На этот вопрос я вам не отвечу.

— На кого вы работаете?

— В широком смысле слова это организация, стремящаяся найти решение, которое бы положило конец многочисленным ужасам, имеющим место на Среднем Востоке.

— Израильская?

— Нет, — спокойно ответила Калехла, — мои истоки арабские.

— Это мне совершенно ни о чем не говорит, но несомненно пугает меня.

— Почему? Разве американцу так трудно представить, что мы, арабы, хотим найти справедливое решение?

— Я только что возвратился из посольства в Маскате. То, что я там видел, характеризует арабов не с лучшей стороны.

— Ваши упреки не по адресу. Хотя я тоже могу процитировать американского конгрессмена, который, выступая в Палате Представителей, заявил, что террористом не рождаются. Его таким делают обстоятельства.

Изумленный Эван сурово посмотрел на женщину.

— Это было единственное замечание, которое я когда-либо делал для прессы. Единственное.

— Вы так поступили после особенно злобной речи конгрессмена из Калифорнии, который практически призвал к широкомасштабной резне всех палестинцев, живущих в стране, которую он назвал Эретцким Израилем.

— Он не мог отличить Эретц от Биаррица! Этот книжный червь англосаксонец думал, что теряет голоса евреев в Лос-Анджелесе. Он сам сказал мне об этом, так как принял меня за своего союзника и считал, что я одобряю его действия, черт побери!

— Вы все еще верите в то, что сказали?

— Да, — нерешительно ответил Кендрик, как будто сомневаясь в собственном ответе. — Любой, кто побывал в грязных лагерях беженцев, не может считать, что у них есть хоть малейший шанс выйти оттуда нормальными людьми. Но то, что я увидел в Маскате, было уж слишком. Не будем говорить о воплях и диких песнях; там процветала какая-то хладнокровная методичная жестокость. Эти животные развлекались.

— Большинство этих молодых животных никогда не имело семьи. Их воспоминания о детстве связаны с путешествиями по лагерным мусоркам в поисках еды и одежды для своих младших братьев и сестер. Лишь жалкая горсточка этих людей овладела каким-либо ремеслом, получила школьное образование. Все это было для них недоступно. Они были изгоями на своей собственной родине.

— Расскажите это детям из Освенцима и Дахау! — едва сдерживая себя, сказал Эван. — Эти люди живы, и они являются частью человечества.

— Шах и мат, мистер Кендрик. У меня нет ответа. Я лишь испытываю стыд.

— Я не собираюсь вас стыдить. Я хочу лишь выйти отсюда.

— Вы не в состоянии продолжать свое дело. Взгляните на себя. Вы совершенно обессилены и к тому же получили сильные ушибы.

Кендрик, завернувшись до пояса в простыню, опирался о край кровати. Он сказал не спеша:

— У меня были пистолет, нож и часы, не говоря уже о других весьма важных вещах. Мне бы хотелось получить их обратно.

— Полагаю, мы должны обсудить ситуацию.

— Обсуждать нечего, — сказал конгрессмен, — совершенно нечего.

— Предположим, я собиралась вам рассказать, что мы нашли Тони Мак-Дональда?

— Тони?

— Я не работала в Каире. Мне хотелось бы вам сказать, что мы его искали в течение нескольких месяцев или даже лет, но это было бы ложью. На самом деле у меня впервые возникло подозрение сегодня утром, еще до того, как забрезжил рассвет. Он ехал следом за мной в автомобиле с погашенными фарами.

— По дороге за Джейбель Шемом? — перебив ее, спросил Эван.

— Да.

— В таком случае вы Каули или что-то в этом роде. Каули, между прочим, враг.

— Меня зовут Калехла. Первые два слога произносятся как французский портовый город Кале.

— Вы следовали за мной, — уверенно сказал он.

— Да.

— Значит вы знали о «побеге».

— И снова «да».

— Ахмет?

— Он мне доверяет. Мы с ним знакомы давно.

— В таком случае он должен верить людям, на которых вы работаете.

— Не могу на