Санкт-Петербург (СИ) - Леккор Михаил

Но, в конце концов, (да здравствует студенческая самодеятельность!) он все рассказал и, видимо, убедительно. Царь Петр утвердительно похмыкал, и даже Дарья гордо смотрела на окружающих — вот, мол, какие одежи у меня есть!

И если вначале ассамблеи мужчины лишь удивленно смотрели, а женщины так вообще презрительно. Хорошо, хоть на словах не выражали эмоции, ведь здесь все было можно только по сигналу его царского величества. А тот увлекся разговором с Дмитрием.

А потом было поздно обливать презрением — мнение окружающих резко изменилось — то ли он рассказа князя Хилкова, то ли от количества сердитой водки и бархатистого венгерского. Теперь уже Даша гордо ходила по помещению, мужчины же пожирали взглядами, а женщины открыто завидовали. Попаданец Дмитрий так понимал, что вскоре немного видоизмененные студенческие наряды технических факультетов Запада станут очень популярны в России.

Меж тем, хотя Петр изумленно и даже ошарашено смотрел на Дашу, — пожалуй, впервые западные новинки проникали в Россию не его велению, а добровольно, по решению самих людей. И как бы ему это было удивленно, но радостно. Женщина с княжеским титулом, из рода, который царь по-привычке считал враждебным, что было правильно лишь частично. И ведь это лишь влияние мелкого сына боярского Дмитрия Кистенева, ныне князя Дмитрия Хилкова!

Он настоятельно смотрел на него и даже, что б тот не заметно не исчез, цепко взялся за пуговицу — новомодный элемент западных костюмов. Вначале они шли только с немецкими нарядами, а потом распространялись уже самостоятельно. Вообще, пуговицы на Руси были долго, еще до монголо-татарской эпохи, но периодически забывались, чтобы потом лавинообразно появляться. Так было и при Петре I.

Дмитрий на этот почти интимный жест не обращал внимания, тем более монарх совсем не приводил сексуальный оттенок. Сказал, о чем давно уже хотел сообщить — новое легче и прочнее развивается, когда оно не насильно вбивается, а понятливо внедряется. Тогда населению кажется, что это добровольно, и они в него буквально впиваются.

Его царское величество на это соизволил не согласиться. Он посмотрел в него цепко, требовательно. Мол, на хрена брешешь царю. Меня не боишься, так Господа нашего небесного вспомни, кому лжешь, паршивец!

Дмитрий на это смело ответил. Дескать, ты, государь, сколько немецкий овощ, картохой называется, насильственно внедрял, все без пользы. А вот мои крестьяне уже во всю садят, скоту своему дают и сами едят. Правда, пожилые все равно брезгуют, зато молодые уже в три горла жрут, и вареный, и жареный и даже сырой, как яблок.

А все почему? Не чиновники глупые, которые сами не понимают и от того крестьяне ненароком едят ботву у этого овоща, а она у него в человеческое тело не входит, вот и как бы получается отравление.

Все было, конечно, не совсем так, только в основе правильно, но царь поверил. По крайней мере, он не спорил со своим близким верноподданным, хотя с теми, к которым он верил, он спорил принципиально, считая, что так легко пройдет правда.

Но тут он не решался, слишком уж тяжеловесными были доводы князя. Но предупредил, что на днях он едет в Оренбург, а вот завтра свободен, так что мы с тобой прокатимся в кибитке по твоим ближайшим деревням. И, черт возьми, если ты, князь Хилков, сегодня соврал, я у тебя всю правду выбью со спины палками и нагайками!

Дмитрий лишь улыбнулся, мудро, как показалось ему и нагло, как усмотрел на это монарх. И все равно, попаданец здесь был гарантирован от побоев царя. Он уже давно понял, что Петру не надо хвастать и сочинять. С этим придирчивым и реалистическо думающим самодержавцем рано или поздно сорвешься. Надо лишь говорить, что сработалось и все будет хорошо.

Вот и по картофелю он хотя и сочинял, но немного. Главное, он уже действительно был у крестьян. И если раньше его растили по велению помещика, то есть Дмитрия, князя Хилкова, то в последний год все чаще крестьяне собственной воле. Ведь даже сам не ешь, брезгуя или негодуя, то скот жрет охотно и на картофеле прямо-таки жирует. А там и хозяева начинаю потреблять. Если рожь не уродилась, так и не то еще будешь лопать! В древности-то родители рассказывали, и кору всякую ели, и крапиву с лебедой.

В ассамблее они были долго, практически до полночи, что для петровских поданных, стоящих по солнышку, то есть откровенно рано, было сильно поздно. А вечером надо снова работать, ведь они были вблизи у царя, а тот в этом случае монстр, сам считал и всех заставлял, мало ли что ты был пьян и долго праздновал, утра работай.

Впрочем, это будет завтра. Тогда они будет мучаться, они пока по дому, в верфи шхуны станут строить вот-вот. А сам Дмитрий поедет с Петром. И то, что он сегодня вечером был пьян, откровенно перебрав новой водки попаданца, хилковой, как его уже называли современники. С утра, если будет тяжело, немного похмелится и поддет. А ты уже быть у кибитки. Не дай бог, не появишься, сам приедет с превеликой бранью. А то еще вообще уедет без тебя, вот весело-то будет вотчиннику, у которого по владению ездит царь без хозяина.

А пока они идут в княжескую карету, Даша слегка навеселе от венгерского. И ведь не упрекнешь, сам государь потчевал с превеликими тостами. Дмитрий, впрочем был еще сильнее пьян. Его тоже государь Петр Алексеевич угощал уже крепкой водкой., им же, попаданцем, сваренной. Попробуй-ка выпей три стаканчика, так и свалишься.

Дмитрий выдержал, выстоял и теперь шел к карете, правда, при помощи жены, но тем не менее. И за сыном, пострелом эдаким прослеживает, чтобы ненароком не забежал под пьяные ноги.

А еще он подытоживает свою попаданческую деятельность. Вроде бы и не прогрессировал специально и реформы зазря не гнал, а вон оно от картофеля до паровых машин, от золота и серебра до культурного севооборота. Так ведь и до железных дорог дойдешь и до нарезных пушек и винтовок. Что еще будет, Господи!

Дмитрий, хотя и был пьян, но понимал, что реформатору на его пути нередко встречаются ухабы и крутые горки. Посмотрим, но ему кажется, полетит он в воздух, а потом с ходу о земь, аж искры из глаз.

А все-таки здесь, в первую четверть XVIII века, лучше. Между прочим, туи хоть и масса холодного разнокалиберного оружия и везде и вовсю войны, в которых ты, майор гвардии князь Хилковых, обязан участвовать, но все равно в XXI веку, даже в удельном весе, от автомобильных аварий и от отравлений от некачественной пищи и суррогатов спиртного умирает куда больше.

Так что плевать, я иду по своей дороге первой четверти XVIII века, и пусть кому-то не повезет и он наткнется на меня!