Чиновник его величества - Михаил Леккор

Чиновник его величества (попаданец XIX века — 1)

пролог

Больше новинок на http://litres.ucoz.site/

Или на нашем телеграмм канале https://t.me/martin_2015

П ролог

Пока еще в XXI веке

Очередной день оказался совершенно обычным — суматошным, быстрым, говорливым. И все новое торопилось встать вместо старого, словно добивалось цели окончательно задурить мозги. И ничего ведь не запомнишь, да и зачем? Завтра опять все будет новое вслед за старым новым, задуманное по-другому.

Эх, как было хорошо в стародавние времена, в том же XIX веке. Там, в прошлые годы, писалось в исторических книжках, если один раз положен порядок, то почитай и на целый век ляжет. Ну, или хотя бы на время правящего монарха. В советское время, да и в современный период такую медлительность поругивали, а их сторонников консерваторами звали. А по мне, так и нормально жилось. Не зачем спешить. Поставили порядок, и на нашу жизнь хватит. Солидно, славно все обустроится и ладненько.

Андрей Игоревич Макурин (это я) раздраженно кинул карандаш на разлинованный лист бумаги. Ведь никаких нервов не хватает все оценить! Только увидеть, а как оно на жизнь ляжет, как на всю страну, так и на свою судьбу. Как все приладится к уже привычной жизни? Тьфу ты! И готовься помирать, времени уже нет.

И никому никакого дела нет, что ты мучаешься, стараешься приспособится, как на молодой и необъезженной кобылице, жизни. Все бегом, получить подлиньше прибыль, побольше зарплату, а на нее новые чудачества, он их даже запомнить не успевал, появлялись новые. Сперва ЭВМ, потом компьютеры — двойки, тройки, четверки, пятерки — на их место стали ноутбуки. И все за одну не надолгую, в общем-то, судьбу человека.

Сейчас даже говорят не ноутбуки, а нобуки, какая, прости господи, разница? И ведь не удержаться, дальше полезут. А вот он, как писал карандашом, так и пишет. И одно только побаивался, что перестанут производить грифель. Чем тогда писать будет? Неужели на компьютеры придется садится. Так он только на 386 модели и умеет, а их, говорят, уже давно списали.

Андрей Игоревич мучительно вздохнул. Когда-то, в ХХ веке, еще во втором тысячелетии (!) он выучился на инженера, учил, как всякую хренотень на хрентени прибабахивать. Диплом получил, прибабахивать, хе-хе, не научился. И, как оказывается, не зря. Ничего из того оборудования на производстве уже не задержалось, а он инженером остался только на словах.

Работает теперь в шарашкиной конторе купи — продай, спекулирует почем зря. Зато специалист с высшим образованием! Второй в этой богадельне, упаси господь!

Нет, он свои титанические деньги получает не напрасно. Спекулировать умеет эффективно и как надо — «и по закону, и по справедливости». По юридическим документам и по жизненной необходимости. И государство не обижено и всякие разные паханы и паханчики. Начальство оценивает и оберегает, хотя и посмеивается от его анахронизмов.

Только не этого он хотел! Так ведь и жизнь пройдет в суматохе и беспокойстве. Что останется? Детей не вырастил, карьеру сделал такую, что самому стыдно. Деньги, правда, накопил, но что из того! Гробы с карманами не делают, чтобы накопить на загробную жизнь.

С такими черными мыслями, что только остается? Либо водку пить, либо к Господу с покаянной молитвой обращаться. Больше нечего. Семьи не было, не с котом же долгими вечерами общаться!

Водку он за дурные взбалмошные годы долгой жизни так и не научился. Спиртное, наркотики, огнестрел — это все не для него. Единственно, что он уважал, это табак, но как-то и к нему не привык. Видимо, не судьба.

Осталась молитва. С ней и обращался он в двухкомнатной квартире в центре Санкт-Петербурга, в которой жил вдвоем с котом Васькой. Квартира была обставлена дорогой, первой половины ХХ века мебелью. А толку?

Сначала обращение к милосердному Господу, всемилостивому и торжествующему, потом к нему же, но уже с претензиями. Зачем дал ему свой драгоценный дар — человеческую жизнь, но так дурно ей распорядился, засунув его в совсем не в его эпоху. Страшно и мучительно ему здесь. Лучше бы родил его в спокойный XIX век, когда все было так медлительно и неспешно и даже люди передвигались пешком или ездили, не торопясь, на лошадях, а не на быстрых автомобилях или не летали на самолетах?

Господи, образумь и пожалей своего раба грешного, вытащи из грязи непотребства XXI века!

После этой молитвы и как-то спалось спокойно, без нервов за тревожный день. Уже и сам не понимал, что он совершал, беспокоя Бога. По привычке, день за днем, месяц за месяцем. Это не страшно и непотребно. Бога ведь нет — это непреложно было вбито в него в советское, но спокойное детство. Так что ж теряться?

И вдруг после более, чем полугода молитв и тревог Господа, в самую глухую осеннюю ночь ему приснился большой яркий сон. И как будто и не сновидение совсем, а явная реальность.

Будто ходил он то ли в огромной дремучей пещере, то ли в каменном нескончаемом дворце. Именно в каменном, как бы каком древнем, а не современном кирпичном или блочном, проложенном пластиком или металлом.

Был он весь такой великолепный, но не роскошный, с каменными плитами, покрытыми изысканными узорами. И ни железа, ни стали. Лишь изредка дерево. Зато уж не простая сосна или ель, а драгоценная тропическая древесина. Сразу видно, не ширпотреб за несколько обесценененных долларов.

Шел Андрей Игоревич долго и по запутанному коридору, но ни сразу не запутался, не испугался, что потеряется. Словно, кто-то его вел, взяв за руку и периодически подбадривая душу. Как маленького встревоженного мальчика, оставленного без родителей и потому как-то осиротевшему.

А потом он вошел в обширную комнату, не то, чтобы огромную, но стены его были спрятаны вдалеке в темноте и сумраке, и главное — посреди за большом просторном деревянном столе сидел НЕКТО. Был он вроде бы стар и в обычном домотканном наряде и сидел на скамье (на стуле), но весьма крепок и даже могущественен.

Ничего больше Андрей Игоревич не видел, поскольку его притягивал неведомый собеседник. И как притягивал? Он смотрел на него, почти не видя, хотя и понимал, что это не заурядный человек. Бог?

— Проходи, добрый человек Андрей, — сказал ему торжественно Бог. При чем, как сказал? Могучий голос шел ниоткуда но