Санкт-Петербург (СИ) - Леккор Михаил

— Никакого волостного рынка не надо! — властно «убедил» своих крестьян Дмитрий, — это и далеко и дорого, а самое главное, бестолково. Зачем куда-то везти, терять деньги и время, когда вам можно продавать здесь. Построите трактир и туда станете продавать. И вам хорошо, а уж гостям-то как будет хорошо. Им ведь надо много верст ехать, мучаться по дурной дороге, а перед Санкт-Петербургом нет никаких объедаловок, хоть тресни!

Крестьяне оживились, зашевелись. Барин, видать, добрый, незлобливый сегодня, можа простит православных своих хрестьян. Дмитрий подтвердил:

— В последние лета я был занят и вы этим, держиморды, пользовались, налоги недоплачивали. Вот я вас, нехристи! — пригрозил он плетью всему крестьянскому миру.

Крестьяне дисциплинировано молчали, ожидая продолжения. Может, смилуется все же барин, пожалеет православных, а то ведь хуч помирай!

— Я вот что думаю, если буду отбирать недоимки, то вы сразу обнищаете, а зачем вы мне нищие. Опять же не по православному, — он прилюдно перекрестился, глядя на бедную деревянную церквушку, которую еще второпясь построили при нем при прошлом приезде, — короче говоря, — приговорил он, наконец, вывод, — мои владельческие повинности вы возвращать не будете. Но за это я вас накажу:

— Во-первых, платите мне не двадцать долей от натуры, что есть у вас в крестьянском хозяйстве, а в этом году тридцать;

Во-вторых, построите мне трактир и будете продавать туда двадцать долей, да что б не приезжать мне сюда и не требовать с изнова, а сами давали трактирщику;

В-третьих, церковь снова срубили, а то ведь стыд и срам. Господа не боитесь, охальники?

— В четвертых, старосту вашего вы прилюдно высечете. Пока тридцать плетей, а коли еще, что обнаружите, то за одну копейку плеть. Моли бога, Архип, чтобы перед Господом был чист!

Крестьяне в разнобой благодарили барина, что пожалел их, сирот, не разорил налогами большими. А Дмитрий вдруг смертельно устал. И то ведь, долго ехал, дорога мучительная, а потом сразу на крестьянский сход, бороться с этими паразитами. Так ведь и на то свет уйдешь.

Да и то, если говорить перед собой честно, недоимка-то у них была невместная, вместо двадцати долей (процентов) давали пятнадцать, самые наглые десять. Им, кажется, много, да и для отдельных крестьянских хозяйств действительно значительно, если сразу потребовать, так и разоришь невзначай. А вот ему владельцу (вотчиннику) так и ничего. Новпредь что б не лукавили, а то просто засеку!

Отдыхать и обедать Архип повел к себе, а Дмитрий не отказался. А чего ж, дом большой и не чистый, во всяком случае, тараканы нагло не бегали на глазах у гостя. Знают свое место, сволочи! Опять же обед должен быть хорош. Вот и посмотрим, какой он хозяин! Ведь хитрость и пронырливость не всегда синоним хозяйственности.

Пришли. Семья от барина, конечно, спряталась, но не вся, сразу видимо большая. А мелочь ихняя и не думала скрываться, ползали по полу. Впрочем, Дмитрий поначалу оглядел обстановку. Богатый все же крестьянин, Архип, такого и не грех грабить.

Пол у него не как обычный, земляной, а деревянный. Истоплено по-черному, но не как попало, с бедняцким очагом, а из печки. И стены чистые, без копоти, ясно, что жена заботливая, хозяйственная.

А вот жена его не то что удивила, просто поразила. Он-то думал, что она будет такой маленький колобок, домовитый, опять хозяйственный. Конечно, скромная, стыдливая. А оказалась, жена его Акулина Авдотьевна, это его Архив назвал, прямо-таки по имени-отчеству, гренадер по росту и унтер-офицер по характеру.

Она как начала говорить, так Дмитрий и сел, хорошо хоть на скамью, не на пол. Голос был глубокий, до черта прокуренный (откуда?), с четкими фельдфебельскими нотками и прокурорскими сентенциями.

Сначала он подумал, что мужику не повезло, и он попал под женский каблучок, или, если поравнять по времени, под лапоток. Потом посмотрел на очень даже миловидное лицо, габаритную фигуру (иначе и не скажешь). Да, пожалуй, он поспешил. Женщина, если не любит, ни за что 14 детей не родит!

А как сел за стол, то твердо понял, нет, ему чертовски повезло. Какая она повариха — мастерица! Такие славные соленые грибочки, да прожареные караси, такой суп по-деревенски и тушеная говядина с картофелем он еще не едал.

Тут ведь дело в нюансах. Что-то не добавил, что-то не пожарил, что-то переварил, и вот получилась ерунда. Или, наоборот, получилось по-божески, нечто вроде амброзии. Акулина, кстати, имела руки божеские.

— В трактир не хочешь ли идти, кухарок местных научишь не портить продукты?

— А что, пожалуй, и пойду! — вдруг согласилась Акулина, хотя по XVIII веку, она обязательно должна была отказаться. Вот женщина! Если бы увидел ее, то обязательно женился. А так чего уж. Он женат и по любви, его Даша все волосики повыдергивает, и это, как минимум. Да и Акулина имеет 14 детей, вон старшая дочь какая милая!

И Дмитрий сделал по-простому — выпил стаканчик (свой в отличие от остальной посуды) водки (тоже свою). А Архипову водку в большой глиняной кружке, кое-как обожженной, он отдал своему кучеру — обещал ведь! — закуску еще разрешил взять — кусок говядины. Правда, тот не согласился, взял кусок ржаного хлеба да деревянную ложку соленых грибочек.

Дмитрий, кстати, согласился, кивнул головой. Закуска градус крадет, а еще слабую водку XVIII века так тем более.

После обеда, отдохнув немного, погулял немного, посмотрел на налоги, он, между прочем, сразу сказал, что не будет мерять, но если приказчики найдут недостачу, сразу станет брать в тройном размере, чем поразил крестьян.

Налог он брал в две части — одну треть в столицу, две три в трактир, туда же и обязательные продажи.

Посмотрел на строящееся здание трактира, на церковь, да и поехал. Много у меня селений, всех и не увидишь!

Глава 25

Обратно Дмитрий ехал куда быстрей. Ведь царь не знал, что он спешно и почти тайно уедет, спросит еще, а его и нет в Санкт-Петербурге, осерчает, гм! Да и по чертовке Даше соскучился, вот ведь, то и дело лаются, а как нету, так и скучно сразу.

Проехал по большому начерченному кругу, увидел, что крестьяне его живут по-доброму, сытно. Рожь добротная, в каждом дворе есть взрослые лошади, а также коровы или козы, даже разная птица, а, кое-где и гуси. Вот же, а недавно приехали!

Но это хорошо, а было и плохо. М-да, крестьяне-то живут хорошо, а вот их барин бестолковый пока хозяйствовать не умеет. Ведь труженики его по-прежнему живут натурально. Сколько вырастят, столько и съедают. А если что и умудряются продать на рынке, так для сдачи на налоги — государству и вотчиннику. А рынок, как таковой, для крестьянина пока и не существует. Для себя он не покупает, а, значит, много и не продает.

А ведь это Санкт-Петербург, столица Российского царства! Покамест еще не крупный город. Зато, в отличие от той же Москвы, горожане почти сами не растят. И не климат, и негде, да и некому — жители здесь в основном мужчины — армия и мобилизованные на работы крестьяне.

Он как-то потребовал в прошлые годы, и в ближайших деревнях выполнили, стали выращивать на продажу овощи, зелень. А вот рожь только барину на оброк, сами продавать не хотят, зачем им? А в лесных деревнях и это не захотели. Им не выгодно, а барину и наболтать можно.

Ведь понимают, паразиты, что могут покупать в ответ хорошие литовки, топоры, ножи. Даже сложные машины, хотя, конечно, их время еще не пришло. Железо он ведь всем нужно!

И, разумеется, было свое барское хозяйство, не путайте с барщиной. Последняя — это насильственная натуральная форма труда. Тогда как барское хозяйство уже в XIX веке (то есть еще не в XVIII) могло набирать работников и за зарплату. Во всяком случае, Дмитрий уже и в первую четверть XVIII веке платил работницам. Хотя и у него в вотчине (у князей Хилковых, точнее) барское хозяйство слабело. Что делать, если хозяин не обращает внимания.

Вот и парусину ему приходилось прясть по крестьянским хозяйствам. А где еще, фабрик-то нет! Хотя здесь Дмитрий был спокоен, это только во второй четверти XIX века произойдет качественный рывок, а пока по крестьянкам!