Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн

земли. Войска Канцлера связаны боями везде, где только можно. Продвижения в последнее время нет. Поговаривают, что пик атаки прорвался только до Аннунцьятеллы, когда основная группа армии держит Чеккиньолу. Плохо, что со связью неполадки. Вся оборона противника, её ключ, сейчас в «Восточной администрации».

Взгляд изумрудных очей юноши перекинулся на другого солдата, стоящего у края дороги, рядом с мокрым от дождя автомобилем, и Данте обратился с вопросом:

- «Лёд», «таран» готов?

- Да, командир, – боец пару раз хлопает по капоту и капли с плеском от лужицы на нём разлетаются во все стороны. – Мы его начинили всей взрывчаткой, которую смогли найти. Думаю, этого хватит. Сейчас применим?

- Нет, «Лёд». Найди мне четыре расчёта с гранатомётами и где-то на западе отсюда я видел переносной боевой энергетический накопитель.

- Как он мог там оказаться?

- Мы накрыли его расчёт. Редкая вещь, которая должна была нас… эм… распылить по земле, но снайпера упокоили врага раньше, чем он выстрелил.

- Понял, командир. – Бодро выдал «Лёд», и принялся выполнять приказ.

Тем временем Данте окинул взглядом собравшихся. Измученные боем лица, но больше всего серые, хмурые и больные лики истощены от прошлой жизни, где нет света. Там за стеной их братия сражаются за ложную свободу, и сиракузсцу жаль их. Какая может быть свобода, если каждый день, дарованный Господом, люди влачат жалкое существование под пятой тех, кто высасывает все жизненные соки? Как люди думают о свободе, если каждый день вынуждены влачить жалкое существование, платить непомерные дани, повиноваться любому приказу одурманенных властью священников и обнаглевших господ в вечном ожидании смерти?

«Нет, это не свобода» - подумал про себя Валерон. – «И свободой не пахнет».

Всё же раздумья, раздумьями, а задачу выполнить необходимо. Юноша поднял своё оружие, лишённое боезапаса и вопросил:

- У кого-нибудь есть патрон к винтовке?

- Нет, лучше возьмите АК-899. Он лучше, намного.

Тут же «Яд» протягивает парню автомат, блестящий серым металликом, с широким дулом и довольно большой ствольной коробкой, на которую ложится рука. Тут же поданы и магазины с реактивными патронами, ставшими самым настоящим ужасом для противников. Данте отложил в сторону винтовку и взял автомат, и, передёрнув затвор, поставил оружие на предохранитель.

- Флагион! – подбежал майор-командир. – Тут доложили, что первое кольцо очищено, повстанцы приступили к штурму второго. Триста моих ребят готовы вас поддержать и перейти к прорыву.

- Господин, - прохлопал по земле Сафон, встав рядом с майором. – Личный состав в количестве двухсот пятидесяти человек к штурму готов.

- Сейчас самое время, - шёпот сорвался с уст.

Парень осмотрелся в поисках возвышения. Валерон, окинув взглядом капот машины, обратился с вопросом:

- «Печать», может, скажешь, что-нибудь напутственное. Ты умеешь.

- Лучше будет, если это будете вы, господин Флагион. Правильнее, что ли…

Слышится тяжёлый громкий выдох. Данте подумал, что никогда не говорил прекрасных речей, но всё же чувствует на себе алчущие взгляды. Он понимает, что напутствие сказать нужно, что на него смотрят воины, как на командира и того, кто может направить словом.

- Я не капеллан, но попробую.

Юноша взобрался на капот автомобиля, вновь бросив взгляд изумрудных снова в толпу солдат. Теперь три сотни внимают его слову. Данте готов сойти с капота и просто пойти в атаку, но всё же воля и священная миссия взывают к тому, чтобы парень обратил пламень души в не менее пламенеющее слово.

- Воины, мои верные братья! – пылко воззвал сиракузец, чем обратил к себе внимание солдат, сержантов и офицеров. – Труден наш путь, я знаю, мы выбрали сами стезю и должны взять волю и стоять до конца, ибо от нас зависит будущее. Произнесите клятвы, творите молитвы перед битвой. Вы сражаетесь за свой дом, за свои семьи, за родину, за жизнь. Если сегодня, сейчас мы дрогнем и отступим, то римские обездоленные каждый день будут встречать в цепях, а ваши дети продолжат жить в проклятом мире. Вы хотите этого, братья!? Будет много крови и смертей, но не страшитесь! Бейте врага и не будет ему пощады. Победой мы восславим не только свой дом, но и сам небесный трон, ибо Господь сегодня с нами, вместе со всей небесной ратью! Обратим же наш гнев против отступников и еретиков! На смерть, братья! Оставьте трепет! Мы станем бурей, которой сметёт врага яростью! В бой, братья! – так же ревностно закончил воззвание Данте.

Солдаты, утомлённые душами, приняли эти слова всем духом. Слова упали на удобренную каждодневным отчаянием почву в душе. Воины ответили бравым громогласным боевым кличем, который заглушил звуки стрельбы и гром от рвущихся снарядов. В момент гранатомётчики и пара солдат, тащащие массивную установку, похожую на эпохальную мортиру.

- Огонь! – приказывает криком Данте. – Сокрушите их с праведным гневом!

Больше десятка шлейфов дыма, как кометы, устремились к железным воротам, и пласты стали скрылись сначала за огненным валом, а затем тучи дыма накрыли местность. Тут к концерту присоединился переносной боевой энергетический накопитель, чьё название скрывает страшное оружие. Дуло чёрной «мортиры» замерцало сверкающим пучком, который вылетел со звуком треска. Собрание света, озарившее ослепительным светом пространство, за долю секунды долетело до врат. Вспышка, адский резкий звук и ударная волна едва не опрокинула солдат. Над полем брани вознёсся столб едкой пыли и дыма, который быстро осел. Данте поднял взгляд и увидел, что нет больше ворот, а есть только плавленый металл и груды, обугленных тел.

- В атаку! В атаку! В атаку! – приказывает командир, сняв предохранитель с автомата и перейдя к бегу, идя на острие атаки. – Все соединения – в атаку!

- Начинайте штурм по всем направлениям, - отдал приказ комбат.

- Ребята, покажите им чего вы стоите! – призвал к штурму своих Сафон.

Тридцать метров до второй линии обороны стали дорогой гибели. Опомнившийся враг залили всё ураганным огнём из винтовок, автоматов и пулемётов. Возле Данте роятся десятки пищащих снарядов и обжигающих лучей, смерть ласкает его костлявой рукой, но под кличи воинов, заглушающих звучание пальбы, Флагион ведёт за собой роты солдат.

В бой вступили оставшиеся воины по всему периметру. Сотни и тысячи вновь бросились на укрепления, переманив внимание на себя. Данте прорвался с бойцами за ворота второго рубежа. Автомат в его руках страшно загрохотал, и каждая пуля в буквальном смысле слова разрывает плоть и броню врага. Однако для такого массового орудия отдача невелика. Руки метнулись