Последний год - Алексей Новиков

В хижину к рыбаку, живущему с женой без бед и горя, является неведомый рыцарь. Едва приветили рыцаря старики:

……….Вдруг растворилася настежьДверь, и в нее белокурая, легкая станом, с веселымСмехом впорхнула Ундина, как что-то воздушное…

Сладко текут часы поэта, отданные вдохновению. Льются чеканные стихи.

…………..Но, увидяРыцаря, вдруг замолчала она, и глаза голубые,Вспыхнув звездами под сумраком черных ресниц, устремилисьБыстро на гостя…

Много чудес произойдет в жизни Ундины, приемной дочери старого рыбака. Не скоро вернется Василий Андреевич из роскошных владений царя-вымысла в мир грешных человеческих страстей и бедствий.

Глава десятая

В свете вдруг заговорили о предстоящей женитьбе молодого Геккерена на Екатерине Гончаровой. Правда, никто толком ничего не знал. Говорили неопределенно и смутно, но связывали свадьбу с предотвращенной таким способом дуэлью. Слухи, несомненно, шли от Пушкина.

Геккерены всполошились. Пушкин опять расстраивает дело. О свадьбе опять нельзя объявить! Должно быть, голландский посланник совсем выжил из ума, если, добившись отказа Пушкина от дуэли, ничем его не связал.

– Батюшка! – заявил барону Луи почтительный сын. – Возблагодарит вас небо за все, что вы столь искусно для меня совершили. Но, поскольку дело снова оборачивается против моей чести, я возьму на себя вразумление моего противника.

Поручик Кавалергардского полка занялся необычным делом. Сел за письменный стол и долго писал. Это был проект письма, которое будет любезен прислать ему Пушкин. Пусть только перепишет готовый текст. Никаких ему лазеек!

Предполагаемое письмо Пушкина гласило:

«В виду того, что господин барон Жорж Геккерен принял вызов на дуэль, отправленный ему при посредстве барона Геккерена, я прошу господина Жоржа Геккерена благоволить смотреть на этот вызов как на несуществующий, убедившись случайно, по слухам, что мотив, управлявший поведением господина Жоржа Геккерена, не имел в виду нанести обиду моей чести – единственное основание, в силу которого я счел себя вынужденным сделать вызов…»

Так и только так должен написать муж Натали!

Дантес поехал к секретарю французского посольства, виконту д'Аршиаку.

– Дорогой д'Аршиак, вам предстоит опасное путешествие – в логово к тигру… Я не шучу: вы поедете по моему уполномочию к Пушкину.

Дантес посвятил виконта в курс событий. Д'Аршиак должен сообщить Пушкину, что данная им отсрочка истекает и что барон Жорж Геккерен готов к его услугам…

– Но, – продолжал Дантес, – прежде, чем вы закончите разговор, вы сообщите господину тигру, что я буду считать себя удовлетворенным, если он пришлет прилично мотивированный отказ от дуэли. Ему не придется искать нужную редакцию. Весь труд я взял на себя. Сделайте одолжение, взгляните!

Д'Аршиак очень внимательно прочитал.

– Если я не ошибаюсь, – спросил он, – вы говорили, что господин Пушкин в беседе с вашим батюшкой уже взял свой вызов обратно?

– Я не хочу полагаться на слова, которые ничем не связывают моего противника. Пора научить его молчанию. Или письмо, которого я жду, или пистолеты и барьер на десять шагов!.. Дорогой д'Аршиак, вы не откажете мне в поездке к Пушкину как мой секундант.

В такой просьбе, по законам чести, д'Аршиак не мог отказать.

Поэт выслушал заявление д'Аршиака о готовности Дантеса к поединку. Д'Аршиаку показалось, что Пушкин едва мог удержаться от радостного восклицания. Когда же секундант заговорил о письме, которое может разрешить конфликт (он был достаточно умен, разумеется, чтобы не предлагать текст, заготовленный Дантесом), тогда Пушкин решительно прекратил разговор. Он передал на днях через господина Жуковского письмо барону Луи Геккерену. Он уже объявил, что берет обратно свой вызов, поскольку осведомился о возникшем намерении господина Дантеса свататься к Екатерине Гончаровой. Если сватовство, как уверяют противники, решено, у него нет больше оснований желать поединка. Никаких писем более не будет. Все это Пушкин и просит довести до сведения барона Жоржа Дантеса-Геккерена.

Миссия д'Аршиака была исчерпана.

Конечно, его приезд к Пушкину не мог остаться незамеченным. Встревоженная, бросилась к мужу Наталья Николаевна. Александр Сергеевич встретил ее спокойно и спокойствием своим сумел обмануть. В ответ на расспросы сказал, что заканчивает с д'Аршиаком последние переговоры по поводу предотвращенной дуэли. Почему явился для этого виконт д'Аршиак? Ему доверил эти переговоры барон Жорж Геккерен.

Пушкин еще больше успокоил жену, когда заговорил о том, что завтра они непременно поедут к Карамзиным, чтобы поздравить с днем рождения Екатерину Андреевну. Никогда не пропускает Александр Сергеевич этот знаменательный день.

– Надеюсь, ты давно не ревнуешь меня, жёнка, ни к Екатерине Андреевне, ни к Софье? Свят-свят! К кому ты только меня не ревновала! Когда состарюсь, впишу в синодик всех жертв твоей ревности. Дай бог памяти, с кого начнем? – И рассмеялся.

В кабинете еще было светло. Должно быть, потому и лицо мужа тоже показалось Наталье Николаевне просветлевшим. Даже морщины вдруг разошлись. Значит, зря стращала ее Азинька новой бедой… Наталья Николаевна совсем успокоилась.

Пушкин действительно вернул душевное равновесие. После мучительных дней, после оскорбительных для него и Таши переговоров он сызнова разомкнул безысходный круг – теперь не сбежать Дантесу от дуэли под венец.

Пожалуй, и Дантесу после безрезультатной поездки д'Аршиака ничего больше не оставалось, как готовиться к поединку. Но он снова сел за письменный стол.

«… Когда вы вызвали меня без объяснения причин, – начал он письмо к Пушкину, – я без колебаний принял этот вызов, так как честь обязывала меня это сделать. В настоящее время вы уверяете меня, что вы не имеете более оснований желать поединка. Прежде чем вернуть вам ваше слово, я желаю знать, почему вы изменили свои намерения, не уполномочив никого представить вам объяснения, которые я располагал дать. Вы первый согласитесь с тем, что прежде, чем взять свое слово обратно, каждый из нас должен представить объяснения для того, чтобы впоследствии мы могли относиться с уважением друг к другу».

Прежде чем отослать Пушкину это письмо, Жорж отправился к нареченному отцу.

– Вот как надо разговаривать с противником, – сказал он и прочел заготовленное письмо с большим чувством. – Муж Натали должен, наконец, понять: я делаю предложение Катеньке только потому, что таково мое желание, и будущая свадьба решена единственно моей волей. В письме, которое я приму, не должно быть ни единого слова ни о моей свадьбе, ни о моей невесте… Или я получу такое письмо, или ненаглядной Катеньке придется вооружиться терпением.

– Но ты хорошо знаешь, Жорж, что в письме, которое я отверг, Пушкин ссылался в своем отказе от дуэли именно на твою предстоящую свадьбу. Только об этом он и теперь рассказывает каждому встречному. Почему же ты думаешь, что твой противник вдруг с тобой согласится?

– Хотя бы потому, что виконт д'Аршиак, посетив Пушкина, не оставил у него никаких сомнений в твердости моих намерений. – Дантес хитро улыбнулся. – А еще и потому, мой почтенный батюшка, что драться Пушкину не дадут. Я подозреваю, что ему надежно связали руки…

– Ты говоришь о госпоже Пушкиной?

– Нет нужды входить в подробности, тем более что вы не склонны верить в могущество женских чар… Впрочем, я не запрещаю вам осведомить почтенную Екатерину Ивановну Загряжскую о том, что отныне я исполнен решимости. К барьеру, господин Пушкин!

Жорж еще раз многозначительно улыбнулся и отправился к себе, чтобы немедленно отослать Пушкину свое письмо.

Глава одиннадцатая

Павел Воинович Нащокин, отъезжая в клуб, каждый день осведомлялся у жены: нет ли известий от Пушкина?

Молодая жена отвечала отрицательно. Она покорно подставляла мужу губы для поцелуя, но в глазах ее был укор: словно все еще надеялась по неопытности, что Павел Воинович сможет жить без клуба. Невдомек было молодой хозяйке дома, что в клубе-то никак не обойдутся без Нащокина.

В назначенный час он появлялся в карточных комнатах без опоздания, являя нерадивым высокий пример доблестного служения четырем королям, как говорили записные остряки.

На следующий день снова спрашивал жену Павел Воинович: может быть, в его отсутствие пришло, наконец, ожидаемое известие от Пушкина? Известий из Петербурга опять не было.

А глаза у жены заплаканы. Никак не могла, должно быть, привыкнуть к семейной жизни. Павел Воинович прохаживался подле чудо-домика. Усердно сдувал пыль, насевшую на карликовую мебель, прикидывал, как эффектнее будет разместить в чудо-домике заказанные фигуры гостей, а в голове гвоздем сидела мысль о Пушкине. Давным-давно ничего не пишет Александр Сергеевич. Не отвечает даже на важнейшее письмо. Павел Воинович чуть ли не в октябре еще писал ему о Белинском: