Последний год - Алексей Новиков

На рауте у австрийского посла она издали увидела Василия Андреевича. Известный шутник и занимательный рассказчик, смиренная душа и дамский угодник, он был окружен тесным кругом почитательниц.

Наконец Василий Андреевич присел рядом с Натальей Николаевной.

– Вы не ошиблись? К Александру Сергеевичу точно приезжал виконт д'Аршиак?

– Вас это тоже тревожит? – отвечала вопросом Наталья Николаевна.

– Думаю, не к добру. Помоги нам всевышний! – Василий Андреевич набожно поднял очи.

– Что же делать? – в голосе Натальи Николаевны была покорная мольба. – Если не вы, наш неизменный друг, то никто нам не поможет.

Василий Андреевич был расстроен окончательно.

– Рад бы душу отдать, – отвечал он, – если бы только это помогло образумить нашего упрямца.

Он коротко рассказал Наталье Николаевне всю историю переговоров. Дело стало за письмом Пушкина.

– И только?! – Наталья Николаевна не верила своим ушам.

– Только! – подтвердил Василий Андреевич. – Но вы не представляете, как это трудно. Тут-то и разбились вдребезги все наши усилия. Александр Сергеевич, правда, написал единожды, но не придумал ничего хуже, как сослаться в отказе от дуэли на предстоящее сватовство барона Жоржа к Екатерине Николаевне. И на том уперся.

Василий Андреевич стал доказывать, что свадьба была задумана до получения вызова Пушкина, в чем и представил ему, Жуковскому, старик Геккерен материальные доказательства.

– Какие? – живо спросила Наталья Николаевна, которая до сих пор слушала рассказ с таким видом, будто узнает всю эту историю в первый раз.

– Нет нужды их разглашать, – осторожно уклонился Василий Андреевич. – Достаточно, если я скажу вам, что барон Луи Геккерен ссылался на весьма видных людей, кои знали о свадебных намерениях Геккеренов до того, как Александр Сергеевич огорошил их своим вызовом. Повторяю, Наталья Николаевна: весьма видные люди могли бы свидетельствовать об этом.

Наталья Николаевна чуть не спросила, не имеет ли в виду Василий Андреевич генерала Адлербегра, но вовремя спохватилась. Только нервно кусала губы. Расспрашивать не было нужды. Она и сама все знала.

– Что же нам делать? – Наталья Николаевна вернулась к главному предмету разговора.

– Добыть бы письмо Пушкина, в котором он объяснит свой отказ от дуэли любыми мотивами. Любыми!.. Только бы не писал об этой свадьбе! Могу дать вам, Наталья Николаевна, еще один добрый совет: не спускайте вы глаз с муженька ни на минуту, авось не сумеет ускользнуть на драку.

С раута разъезжались.

В квартире Пушкина засуетились слуги. Хозяин прошел в кабинет. Наталья Николаевна готовилась ко сну. Вдруг дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Коко, простоволосая, заплаканная, в ночном халате.

– Ненавижу твоего мужа! – кричала она. – Ненавижу его и тебя!

Наталья Николаевна кое-как выпроводила Екатерину и крепко задумалась. Она твердо усвоила добрый совет Жуковского. Александр должен написать письмо Геккеренам с отказом от дуэли, но без всякой ссылки на предстоящую свадьбу, и тогда свадьба Коко состоится. А если добиваться такого письма, – значит, самой добиваться того, чтобы судьба Жоржа решилась навсегда.

– Навсегда? – переспросила себя Наталья Николаевна и тотчас ответила: – Конечно, навсегда!

Глава тринадцатая

С утра граф Соллогуб был у Пушкина. Приняв на себя обязанности секунданта, он всей душой надеялся, что именно ему суждено предотвратить эту ужасную для России дуэль.

Владимир Александрович пытался получить согласие поэта на переговоры с виконтом д'Аршиаком по существу столкновения.

– Никаких переговоров! – снова подтвердил Пушкин. – Вам надлежит определить только условия дуэли.

И опять был бодр и ясен, как вчера у Карамзиных.

С мрачными мыслями поехал Соллогуб к виконту д'Аршиаку. Секунданты приступили к совещанию. Пунктуальный виконт начал с заявления, что был бы рад примирению противников. Он, не будучи русским, хорошо понимает, что представляет собой для русских Пушкин…

У Соллогуба прояснилось на душе.

Затем виконт д'Аршиак счел необходимым еще раз обсудить имеющиеся документы и действия противников.

Время шло. Прервав совещание, секунданты решили вновь встретиться в три часа дня у Дантеса. Им, должно быть, не пришло в голову, что, продолжая совещание в присутствии одного из противников, они грубо нарушают права другого. Дантес тоже не возражал. Правда, он не принимал никакого участия в переговорах. Сидел в стороне и даже насвистывал какой-то полюбившийся ему мотив. Никто бы не подумал, что легкомысленный поручик был сейчас зорким наблюдателем, готовым вмешаться при первой надобности. Итак, совещание секундантов возобновилось в три часа дня…

Пушкин весь день провел дома, за письменным столом. Брошюра Голенищева-Кутузова, предъявлявшая опасные и несправедливые обвинения автору «Полководца», вышла в свет. Брошюру заметили, о ней говорили. Те самые «патриоты», которые во времена войны с Наполеоном спасались на долгих в саратовские имения, хором негодовали на поэта. Пушкин занес руку на святыню! Он прославляет Барклая де Толли с очевидным намерением ущемить славу Кутузова!..

Отправив графа Соллогуба для решительных переговоров, поэт вернулся к работе. Он заканчивал свое «Объяснение», которое должно появиться в «Современнике»:

«Слава Кутузова не имеет нужды в похвале чьей бы то ни было, а мнение стихотворца не может ни возвысить, ни унизить того, кто низложил Наполеона и вознес Россию на ту степень, на которой она явилась в 1813 году. Но не могу не огорчиться, когда в смиренной хвале моей вождю, забытому Жуковским, соотечественники мои могли подозревать низкую и преступную сатиру – на того, кто некогда внушил мне следующие стихи, конечно, недостойные великой тени, но искренние и излиянные из души:

Перед гробницею святойСтою с поникшею главой…»

Пушкин вписывал в «Объяснение» текст стихов, давно написанных им в честь Кутузова.

В кабинет вошла Наталья Николаевна:

– Ты совсем заработался, мой друг!

– Кляни обязанности журналиста, Таша… Ты никуда не едешь сегодня?

– Если бы ты знал, как я устала… Я тебе не помешаю?

Александр Сергеевич отложил рукопись…

…В голландском посольстве, в комнатах, отведенных молодому Геккерену, все еще совещались секунданты. Наконец Соллогуб попробовал подвести итоги в письме к Пушкину.

«Я был, согласно вашему желанию, у господина д'Аршиака, – писал он поэту, – чтобы условиться о времени и месте. Мы остановились на субботе, так как в пятницу я не могу быть свободен, в стороне Парголова, ранним утром, на 10 шагов расстояния…»

Виконт д'Аршиак подтвердил: условия поединка изложены совершенно точно: барьер – десять шагов, хотя он хорошо понимает, насколько такое близкое расстояние чревато опасностью для противников.

Владимир Александрович Соллогуб приступил к дальнейшему изложению. Предстояло сказать самое важное. Но какие найти для этого слова?.. Как отнесется поэт к тому, что секундант превысил данные ему полномочия?

…В доме Пушкиных не было в этот день ни одного посетителя. Ни одна из светских приятельниц не заехала к Наталье Николаевне. Она задержалась у мужа в кабинете.

– Скажи, виконт д'Аршиак завершил историю этой ужасной дуэли?

– Надо полагать.

– А зачем был у тебя утром граф Соллогуб?

– Жёнка, жёнка! Если бы я стал давать тебе подробный отчет, зачем ездит ко мне пишущая братия, ты бы сама сбежала от такой докуки. Вместо того лучше прогони меня к моим делам.

Александр Сергеевич прикрыл шуткой очевидное смущение. Наталья Николаевна сделала вид, что поверила его объяснению. Она удержала мужа за руку:

– Сегодня я никуда тебя не отпущу.

– Да что с тобой, скажи, сделай милость?

Наталья Николаевна сказала шепотом, от которого дрогнуло у него сердце:

– Господи, когда же к нам вернется прежняя жизнь?

Он успокаивал ее как мог. Наталья Николаевна ответила ему трогательной, беспомощной улыбкой.

– Скажи, – начала она, подумав, – ведь ты писал письмо старому Геккерену?

– Откуда ты знаешь? – Александр Сергеевич удивился и встревожился.

– Мне сказывал Жуковский.

– А, чертовски-небесная душа! – Пушкин вспылил. – Мало ему, что измучил меня, теперь хочет втянуть тебя!

– Напрасно ты сердишься, милый! Василий Андреевич прав: тебе нет нужды упоминать о свадьбе Екатерины в своем письме. И свадьба тотчас будет объявлена.

– Таша, голубчик, тебе трудно понять, точно так же, как не понимает интриги – хочу в это верить – Жуковский. Прошу тебя, прекратим этот разговор.

Судя по тому, как резко, с какой болью сказал это Александр Сергеевич, разговор, точно, следовало отложить. А время шло!.. В голландском посольстве граф Соллогуб дописывал последние строки письма, направляемого им Пушкину. Он изложил обстоятельства, дополнительно выяснившиеся на совещании секундантов: