В гольцах светает - Владимир Корнаков

Парень с удивлением заглянул в очаг, поднял глаза на Куркакана. Но шаман был весь во власти скорби. Тряся головой, он растирал на ладони какие-то листочки, смачивал слюной, прикладывал месиво к ноге любимца. Пепел, точно снег, кружа по жилищу, оседал на его согбенную спину...

Наконец Куркакан отполз от клетки, уселся на шкурах.

— Много мы прожили рядом. Когда я ел, он садился на мои колени и клевал пищу из моих рук. Когда я ложился спать, он дремал у моего плеча... Я водил его в ночную степь на охоту... Горе мне...

Долго сидел Куркакан жалкий, пришибленный. Семену стало невмоготу слушать его стенания. Он даже не подозревал, что у этого человека такое жалостливое сердце.

— Этот с ночными глазами будет жить, — произнес Семен уверенно, чтобы облегчить страдания хозяина.

Глаза Куркакана засветились надеждой.

— Входящий в жилище духов с добрыми словами может остаться в нем. — Казалось, только теперь хозяин заметил своего гостя. Он пошарил рукой в изголовьях постели, вытащил початую бутылку спирта. — Какие вести принес Семен?

Парень облизнул сухие губы, промолчал. Хозяин налил в кружку спирта, бросил кусок холодной оленины.

Семен медленно, с наслаждением вытянул половину, облизнулся, допил остатки. Подобрав оленину, понюхал, положил на колени. Только после этого заговорил. Он коротко передал то, что пришлось увидеть в этот день на побережье, сообщил об отъезде Гасана на прииск.

— Ее сердцем завладели злые духи, — заключил Куркакан, выслушав рассказ Семена, и крепко зажмурил опухшие веки, давая понять, что ему необходима тишина для тайной беседы с духами.

На самом деле Куркакан в эту минуту был далек от камланий, как и Семен от веры в них. Он размышлял над тем, что удалось ему узнать. Смерть дочери хозяина его ничуть не обеспокоила. Он даже злорадствовал на этот счет, обиженный тем, что Гасан обратился к отцу Нифонту, а не к нему. Тревожил поспешный отъезд Гасана. Чем окончится эта поездка для хозяина? Если принесет успех, то это еще больше усилит власть Гасана в сопках, что, безусловно, сулит выгоды и ему, Куркакану; если окончится неудачей, то это будет в равной степени и его собственной неудачей. Так или иначе, надо выполнить приказание хозяина. Однако выполнить с таким расчетом, чтобы укрепить свою пошатнувшуюся власть среди людей стойбища, заставить их повиноваться...

— Душой дочери хозяина-Гасана завладели злые духи... Надо большое камлание, чтобы она нашла место в низовьях реки Энгдекит...

Куркакан, закрыв веки, следил за Семеном. Тот сосредоточенно рвал мясо крепкими зубами.

— Как живет первая дочь Тэндэ? Ведь она пришла к очагу твоего отца? — вкрадчиво спросил он, хорошо видя, что в груди Семена кипит обида и гнев.

Глаза парня вспыхнули.

— У Семена нет отца!

Куркакан живо схватил кружку, плеснул спирта, протянул гостю: «Собака, не имеющая хозяина, достается тому, кто первым сумеет протянуть руку, чтобы погладить ее».

— У этого очага и в сердце хозяина-Гасана всегда есть место для тебя, — ласково проговорил он.

— Да, это так, — подтвердил Семен и залпом вылил спирт в глотку. — Я всегда делал то, что говорил он.

— Да, да. Как живет вторая дочь Тэндэ?

Семен нахмурился, засопел. Выждав, Куркакан произнес тихим голосом:

— Послушные Куркакану говорят: та, что смеялась над Семеном, когда стойбище покидало место снега и ветров... Та, что смеялась над Семеном, не должна увидеть зеленых дней. Да, да, которая смеялась над сыном Аюра...

Кровь, раскаленная спиртом, жгучей волной ударила в лицо Семена.

— Так ли думает хозяин-Гасан?

Куркакан не спешил с ответом. Он вылил в кружку остатки спирта, подвинул.

— Хозяин-Гасан знает, что сделаешь, как он сказал.

— Да, это будет так, — парень ловил непослушными пальцами кружку. — Я умею держать лук...

— Это знает каждый в сопках. Однако пусть слушают твои уши...

Шаман бросил скорбный взгляд на клетку с филином, продолжал еще тише, полузакрыв глаза.

— Так случилось в одном стойбище в день свадьбы. Духи рассердились на них и пожелали, чтобы мать, которая готовила для своей дочери красивый кумелан, забыла в нем совсем маленькую иглу. После большого праздника ставшие мужем и женой вошли в свою юрту, чтобы продолжать веселиться. Женщина села на кумелан и больше не встала. Не успело солнце сделать и трех оленьих шагов, как ее душа ушла в низовья Большой реки...

— Иметь иглу достойно женщине, — возмущенно ответил парень. — Семен охотник и знает, что делать.

— Да, ты сильный охотник, — льстиво подтвердил Куркакан, хотя слова Семена не на шутку обеспокоили его. Ведь для него было далеко не безразлично, каким образом отправить душу дочери Тэндэ в низовья Большой реки! Расчеты могли рухнуть.

— Куркакан должен знать, что думает Семен. Тогда он скажет, почему рассердились духи...

Семен заплетающимся языком рассказал о своих планах.

— Семен имеет голову, — удовлетворенно заключил Куркакан. — Хозяин-Гасан узнает об этом!..

6

Гасан за одну ночь покрыл расстояние в шестьдесят верст и появился в доме управляющего совсем неожиданно.

— Не ожидал так скоро, Козьма Елифстафьевич. Рассчитывал увидеться не раньше вечера. Но если учесть силу и выносливость ваших отличных оленей и ваше прекрасное знание тайги... — любезно встретил его Зеленецкий.

— Да, это так, — сдержанно подтвердил Гасан, освобождая свое тело от брезентового плаща, влажного от утреннего тумана, пахнущего лесом и дымом костра. Ему помогала Лиза. — За луну Гасан сделал переход, равный двум солнцам.

— Скорость вашего продвижения... О! Вас с высочайшей наградой, Козьма Елифстафьевич! — удивленно воскликнул Зеленецкий. — Медаль и... часы.

— Эту медаль послал Гасану сам царь. А это — подарок губинатра.

— Вы великий человек! Взять хотя бы эти сопки — кто лучше вас знает их?

— Гасан знает сопки, как Зеленец цену желтому металлу!

Управляющий поперхнулся. Однако, углядев бесхитростное выражение лица гостя, понял, что сравнение высказано без всякого умысла.

— Проходите в гостиную, Козьма Елифстафьевич. Я, как всегда, один. Жена, и ваша тетушка, весь божий день проводит в лавке. Хозяйствует.

Гасан стянул с головы отсыревшую соболью шапку, оглянулся по сторонам, подыскивая для нее подходящее место. Увидев удаляющуюся Лизу, коротко взмахнул левой рукой. Шапка, описав плавную дугу, упала на белокурую головку. Лиза испуганно вскрикнула, Гасан весело расхохотался.

— Вы фокусник, Козьма Елифстафьевич, — сквозь смех заметил Зеленецкий, увлекая его в гостиную. — Лиза, нам что-нибудь закусить...

— Как тайга, Козьма Елифстафьевич? Как таежные дороги, ведомые лишь Николаю-угоднику да вам? — Зеленецкий присел на краешек стула, напротив старшины.

— Гасан знает тайгу лучше Миколки!

— Конечно, трудно найти другого, кто бы знал тайгу так же, как вы. А как...

— Да, в сопках нет другого человека.

— Безусловно, безусловно, Козьма Елифстафьевич. А смогли бы вы сейчас добраться через эти дьявольские сопки до Читы? Ведь...

— Гасан может!

— Ведь это очень трудно и рискованно.

— Гасан все может!

— Ведь сейчас сопки полны опасностей. Я бы никогда не решился на этот переход.

— Мышь не показывает носа из своей норы, когда в сопки приходит маленький дождь.

— Прекрасно, — рассмеялся управляющий, хотя ему пришлось проглотить пилюлю. — Другого ответа я от вас и не ожидал. А теперь отметим нашу встречу и ваши награды. Лиза уже позаботилась о нас. Я отлучусь на минуточку, Козьма Елифстафьевич, с вашего разрешения...

Управляющий скрылся в своем кабинете.

Проводив его, Гасан огляделся по сторонам. Здесь он бывал впервые, хотя с управляющим виделся часто. Встречи происходили в приисковой конторке. И меха, выкуп за жену, Гасан передал Зеленецкому в конторке.

Со стен просторной комнаты на Гасана смотрели портреты. Самые разнообразные по цвету рамки обрамляли неподвижные молодые и иссеченные морщинами лица. Все это общество высокомерно взирало на Гасана. Точно таким же взглядом со стены встретил его и сам хозяин — молодой, узколицый, с рыжими усиками. «Это второе лицо Зеленца похоже на морду рыси, которая проглотила детеныша козы и залезла на дерево отдохнуть», — размышлял Гасан, разглядывая портрет...

— А для вас, Козьма Елифстафьевич, я припас по вашему характеру. — Управляющий поставил на стол бутылку спирта. — А я не могу. Сердце слабое. Мне уж что-нибудь поскромнее. Ликерчиком балуюсь...

— Напиток Нифошки! — воскликнул Гасан, наполняя свою посудину спиртом. — Моя Агаша...

Гасан умолк. Могучая рука дрогнула. Спирт расплескался по скатерти. Воцарилось молчание.