От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности - Гершом Шолем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё же мои первые две книги, вышедшие в Германии в 1923 и 1927 годах в виде двухтомника под общим титулом «Источники и исследования по истории еврейского мистицизма. Общество Иоганна Альбрехта Видманштеттера по изучению еврейской мистики. Издатель Роберт Эйслер», стали единственным признаком жизни, поданным этим вымышленным обществом.
Как-то раз Эйслер передал мне, что, будучи в Штарнберге, рассказал Густаву Майринку о моих каббалистических штудиях и тот выразил желание пригласить меня к себе, чтобы послушать разъяснения касательно некоторых мест в его книгах. Мне такая его просьба показалась, конечно, довольно странной. Майринк был незаконнорождённым сыном вюртембергского дворянина, государственного деятеля и актрисы-еврейки. К тому времени он был уже знаменитым писателем, умевшим сочетать выдающийся талант к антибуржуазной сатире («Волшебный рог немецкого обывателя») с не менее явно выраженным мистическим шарлатанством, сказавшимся более всего в наводящих жуть коротких рассказах, иногда очень впечатляющих, но не вполне серьёзных. Что касается их литературного качества, оно лишь сегодня оказалось превзойдено Х. Л. Борхесом. Вслед за этими рассказами, имевшими читательский успех, Майринк успел опубликовать два мистических романа, настоящих бестселлера, «Голем» и «Зелёный лик». Я прочитал их, пожимая плечами из-за явных случаев фальшивой каббалы.
Итак, насколько помню, весной или летом 1921 года я не без некоторого любопытства отправился в Штарнберг, где и свёл знакомство с человеком, в котором глубокие мистические убеждения неразрывно сочетались с литературным шарлатанством. Он показал мне несколько страниц из своих романов: «Я хоть и написал это, но не знаю, что оно значит. Может быть, вы объясните». Сделать это было не так уж трудно, если разбираться не только в каббале, но и в фальсификациях и искажениях, свойственных оккультным и теософским писаниям авторов из окружения мадам Блаватской. Мои же занятия каббалой нередко побуждали меня критически взглянуть на подобную литературу. И тем не менее эта встреча помогла мне понять, каким образом авторы достигают псевдомистических эффектов воздействия. Приведу лишь два примера.
В глубоко мистической главе «Страх» из «Голема» герой, художник в поисках себя, переживает каббалистическое видение, в котором появляется фигура со светящимися непонятными иероглифами на груди. Она спрашивает героя, может ли он их прочитать. «И когда я <…> ответил отрицательно, он протянул мне ладонь, и буквы засветились на моей груди, сперва латинские: “CHABRAT ZEREH AUR BOCHER”[161], – потом медленно обратившиеся в совершенно мне незнакомые». Конечно, каждый читатель почувствует здесь скрытое мистическое послание, таково и было намерение автора. Я объяснил Майринку, что здесь не что иное, как название мистической ложи, что-то вроде «Ложа зачатков рассвета» и его следует перевести обратно на иврит. Существовала ли такая ложа когда-либо или это выдумка, не знаю. Я попросил разрешения посмотреть теософскую литературу в его библиотеке, немного там порылся, и вдруг мне на глаза попалась надпись в англоязычном теософском словаре, без толкования слов, но с замечанием, что речь шла о названии «мистического ордена» или «мистической ложи» (не помню точного слова). Лишь пятьдесят лет спустя я узнал, что это не что иное, как обратный перевод названия так называемой Франкфуртской еврейской ложи, известной в истории масонства со времен Наполеона, а именно «Ложа Аврора, или Утренняя заря в восхождении», которое на иврите превратилось в «Chevrat sarach ‘or boqer». Так это имя, неправильно транслитерированное невеждой, попало в книгу Майринка.
Второй пример взят из романа «Зелёный лик». Герой видит во сне накрытый для субботней трапезы стол и на нём две зажжённые шабатные свечи. Является пророк Илия, и герой осознаёт, «что он переставил во мне всеобымающие огни макифим» – будто бы субботние свечи по-еврейски называются макифим[162]! Этот сновидец, или визионер толкует данную сцену так, будто речь идёт о каббалистическом предвестии его смерти. Но откуда взялось такое символическое толкование шабатных свечей? – спросил меня Майринк. Я объяснил ему, что шабатные свечи не имеют такого значения, и что он спутал исходящий от них свет с двумя совершенно другими источниками света, о которых говорится в учении о душе лурианской каббалы. Каждое духовное существо или нечто одушевлённое имеют в себе наполняющий внутренний свет и озарены внешним светом. Но за некоторое время перед смертью человека внешний свет исчезает. Майринк, прочитав, вероятно, немецкую или английскую статью на эту тему, смешал в своей фантазии (или в своей памяти), а скорее всего в своём немецком языке, оба эти светильника, освещающие душу, и сопряжённое с ними возвещение о смерти человека – с шабатными свечами, поскольку в немецком языке и то и другое обозначается одним и тем же словом. После визита к Майринку я стал искать материалы на эту тему в оккультистской литературе и нашёл искомое в (абсолютно никчёмной) книге какого-то французского оккультиста о каббале в переводе на немецкий. Как я убедился без труда, именно эта книга находилась в библиотеке Майринка!
Потом, когда мы вместе пили кофе, Майринк, чья невзрачная внешность мелкого буржуа плохо ассоциировалась с его фантасмагорическими новеллами, рассказал мне о собственном опыте, о том, к примеру, как он с помощью магических практик избавился от спинальной дистрофии, диагностированной у него в цветущем возрасте, когда он легко мог от неё умереть. Рассказы его действительно захватывали. Неожиданно без всякого перехода он спросил: «А вы знаете, где живет Бог?» На этот вопрос,
