Пятая печать. Том 2 - Александр Войлошников

— Кровавый фашизм дал крупную пенку, оторвав тебе пол-уха, а не пол-языка! — после чего я поворачиваюсь спиной ко всей компании честной, понимая, что бесполезно пытаться заткнуть чем-нибудь фонтан Володькиного словоизвержения, так же бесперспективно, как пробкой от шампанского успокаивать гейзер. Потому что фонтанирует Володька под тектоническим напором вдохновения от расцветающего застенчивого румянца на юном личике медсестрички и дружного ржания двух дюжин жизнерадостных жеребцов — команды легкоранов, отоспавшихся на австрийских пуховиках и отъевшихся на ненормированных харчах санбатовской кухни. Под гогот команды Володька продолжает:

— Шик, блеск, красота! Спасибо родине за высокое доверие лежать впритирочку со скромным хероем, возлежащим, таки, в данный исторический момент казенной частью кверху, як на пляжу в солнечной Одессе! Но дети и внуки наши будут визжать от дикого восторга, изучая самый передовой опыт по боевому использованию казенной части! Тильке Саша с Уральмаша более других изобрел до невозможности шикарный приемчик по затыканию амбразур вражеских дотов казенной частью, шоб личная хрудь для нахрад экономилась! Шик, блеск, красота! За такой хитрожопый случай вся Одесса поимеет огромное удивление и мы, современники легендарного героя, подравняем свои отсталые тохесы по передовому тохесу хероя! Кошмар тильке подумать, как жеж до того мы похано воевали?! Мне б так жить… И т. д. и т. п…

Такой фонтан словоблудия Володька смог выплеснуть на аудиторию, благодаря моей стратегической ошибке: когда я повернулся задом к трепачам, то юная сестричка, превратно истолковав мой маневр, тут же начала не очень умело и мучительно робко отдирать присохшую повязку от многострадальной части моего организма… и мне стало не до диспута. А Володька, пользуясь моим беспомощным положением, продолжал извергать экспромты:

— Фу ты, ну ты, шо ты, шо ты! Я солдат из разведроты! А на меня сестрица — нуль вниманья, фунт презренья?! Хде уж нам уж выйти взамуж, да супротив цей херойской казенной части!..

«И так всегда с полночи до утра, с вечера до вечера и снова до утра!»… слушал я неистощимый треп потомственного одессита Володьки Сугатского, сопровождаемый жизнерадостным гоготом одуревшей от безделья команды легкоранов. Когда на мне поджило, стал и я нести караульную службу при медсанбате. На каждый пост легкоранов назначали по двое и сидеть на посту разрешали. А я нес караульную службу по уставу — стоя. И обедал я тоже стоя… умел бы, спал бы стоя. И смешливые медсестрички, по молодости помнящие сказки Андерсена, назвали меня стойкий солдатик.

Как только сняли повязку, дал я деру из медсанбата в роту, где продолжаю играть в пятнашки с Курносой. А везет мне, потому что и в мыслях не допускаю я то, что Санька Рыжий, чес, может, так же, как многие другие, быть перемолотым в этой дурной мясорубке. Не для того же от Владика до Вены так лихо волокет меня по кочкам… а кто волочет, кроме собственной бестолковки? А? А — Бог?!

Бог един для всех народов.

Так написано в Библии. Но есть народ который заявил о своем единоличном праве на Бога. И у каждого гансика, любой вшивости, на пряжке ремня так и написано: «Гот мит унз!», дескать, «Бог с нами!» — для того, чтобы ни у кого сомнений не было в том, что Бог свой в доску керя фашистам, может, и член соцпартии! А Бог не с партиями и не с конфессиями. Бог с каждым человеком, если дух этого человека контачит с Духом Божиим. И не важно при том, какой он веры, будь хоть атеист!

В том и заключаются две большие разницы между моей верой в Бога и верой церковных учреждений, где люди общаются с Богом стадами — сразу крупными коллективами, да еще и через посредников-священников. Это похоже на общение трудящихся масс с вождем народов через парторгов на открытом партсобрании завода.

Пока по жизни все идет как в песенке: «все хорошо, прекрасная маркиза!», про Бога не вспоминают. Но на передке, да в пехоте, хорошо бывает редко, а хреново — часто. И такой печальный факт очень располагает к общению с Богом. И если мне кто-то скажет, что он воевал и про Бога не вспоминал, я пойму, что воевал он во внутренних войсках НКВД восточнее Урала. А на передке все молятся. Конечно, как умеют. Нам, молодым, родители достались одной веры — атеистической и «Отче Наш» никто из нас не слыхал. А поэтому популярны у нас две молитвы. Первая — для той жизни, при которой можно спокойно пожрать, поспать и попереживать. Тогда и скулят солдатики гвардейской инфантерии вовнутрь себя жалобно-философскую молитвочку вроде: «Уважаемый Господь Бог! Если Ты есть и это без понта, да сделать что-то можешь Сам и без попа, то пожалуйста…», а дальше и так понятно, о чем просят Бога солдаты из пехоты, которым днем и ночью ярко светит шанец пополнить графу «Потери» в штабной ведомости. Этими потерями завалены передок и его окрестности. Да так обильно, что достаточно наглядности разной степени свежести для плодотворных размышлений о бренности жизни, особенно в пехоте.

А вторая молитва тогда, когда солдату не до переживаний: или роту в атаку подняли, или танк сдуру прет в твою сторону. Эта молитва настолько горяча и темпераментна, что словами ее не передать, хотя бы потому, что среди заполошного мата остается два церковных слова, которые повторяются рефреном: «…бога мать…», а остальное содержание такой молитвы, как объясняла нам училка, обозначается многоточием. Но Бог понятливый и любые многоточия сечет без осечки. Потому что Ему важны не слова, а чувства. А в каждой точке такого многоточия чувств больше, чем во всем церковном молитвослове! Бог — не ротный старшина запасного полка. Он не требует, чтобы молитву, как рапорт, тарахтели строго по уставу. Молитва полная чувства, даже без слов, — лучшее обращение к Богу!

Православие имеет конфессии. Одна — московская, из сотрудников НКВД, другая — заграничная, из эмигрантов. Московская молится за победу СССР, эмигрантская — наоборот. А мнение Бога православных не колышет. Иисус Христос был менее категоричен, чем попы, и верил не только в Бога, но и Богу! Поэтому в последней молитве об избавлении от смерти сказал Он:

если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как я хочу, но как Ты (Мф.26:39).

Верил Иисус Христос Богу и был уверен, что и Бог верит Ему. Иногда я спрашиваю православных: «Ты в Бога веришь?» И цитирую им:

…Хорошо делаешь; и бесы веруют и трепещут (Иак.2:19).

А задав вопрос: «А Бог тебе верит?», я натыкаюсь на удивленный или сердитый взгляд. А ведь главное, чтобы Бог верил тебе, пусть ты и не веришь в Бога! Ведь по Библии верил Бог Ною, верил Аврааму, а не иудеям или христианам. Верит Бог и язычникам, как пишет Апостол Павел! Я не крещен, не христианин, никогда не был в церкви и не буду: что мне там делать в стаде? Но уверен я, что Бог мне верит, хотя бы потому, что не лукавлю я перед Ним. А главное, всегда радуюсь Его чудесному дару — жизни! Даже тогда, когда жить становится совсем хреново. И Апостол Павел писал:

Ныне радуюсь в страданиях моих (Кол.1:24).

Надеюсь, и Богу приятно за то, что мне по вкусу Его Божественный дар — жизнь в этом прекрасном мире! И никогда не просил я у Бога ничего для себя, лично, ибо верю словам Иисуса Христа:

ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у него (Мф.6:8).

Жаль, что так мало я читал Библию! Но то, что успел прочитать, я запомнил, потому что поверил в это. А если бы мне не встретились Седой, отец Михаил, Гордеич? Неужели я не верил бы Богу? Все равно, пришел бы к Нему другим путем, но только через знание! Потому как от лажовой жизни советской стал я человеком недоверчивым. Пока сам не убежусь, не поверю. А вера — от ведения, как написано в Новом Завете. Ведение — знание, а знание — сила! И тяга к знанию интуитивна — она из Духа Божьего. Бог Сам не дает знание, он дает желание знать — любознательность. А уж я сам ищу доказательства, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению (Фил.2:13).

Конечно, много путей к Богу. Иногда всего один поступок человека определяет его достоинства. Когда, вися на кресте, под улюлюканье и злорадный хохот, услышал Иисус Христос бескорыстные слова сочувствия и утешения от разбойника, то

сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк.23:43).

Вместе со знаниями приходят мысли. Даже, если по уши вляпаешься в дерьмо войны. И гваздаясь в этом дерьме, все время чувствую я, что кто-то не только меня оберегает, но и внимательно наблюдает за поступками и мыслями. Без ощущения этого строгого взгляда, либо оскотинишься от жизни такой, либо чеканешься от хронического мандража: крепко врезает по мозгам живодерня, среди которой не живешь, а выживаешь… а ведь все-таки выживаешь?! И это — чудо. А где чудо — там Бог. Так говорил отец Михаил.