Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

это из-за бессонницы, это не настоящий мир, но все-таки не могу избавиться от ощущения, что все разваливается.

Этим утром в парке у беседки никого нет, так что мы с Уайгоном занимаем одну из скамеек.

Вокруг нас – хор цикад и разговоры маленьких птиц.

На деревянном столе – квадратная каменная табличка с вытравленными на ней белыми линиями, образующими целую сетку. Посередине вырезаны китайские иероглифы. Это действительно настольная игра. Интересно, как выглядят фишки. Круглые, как монетки? А может, на них выгравированы крючочки и штрихи других иероглифов?

Дедушка пробегает пальцем по доске.

И тут в голове вспыхивает идея. Я достаю телефон и пролистываю первые два экрана, чтобы найти нужное приложение.

– Смотри! Хочешь сыграть?

Уайгон ничего не отвечает, только нахмурившись смотрит на телефон.

Я поднимаю четыре пальца.

– Все, что нужно, – это собрать четыре фигурки в ряд, и ты выиграл.

Я показываю на себя и делаю ход, размещая первую фигурку. Потом беру его палец и прикасаюсь к экрану, чтобы пойти за второго игрока. Партия совсем короткая; я позволяю ему победить – мы ведь только тренируемся.

В глазах загорается искорка. Кажется, он понял правила.

– Отлично, теперь давай играть по-настоящему, – говорю я ему.

Как только игра снова загружается, он начинает возбужденно тыкать в экран большим пальцем и располагает фигурку прямо по центру.

Мы ходим по очереди. Я настолько сконцентрировалась на разработке стратегии, что не обращаю внимание на его ходы – и внезапно он выставляет четыре фигурки в ряд; он победил.

Дедушка весь сияет, его щеки растянуты в улыбке, рот широко раскрыт в беззвучном смехе. Он раскачивается взад и вперед и выглядит жизнерадостным, как липовый зеленый.

Я выигрываю два следующих раунда, но дедушка все равно счастливо улыбается, как будто он – победитель вне зависимости от исхода игры.

Деревья, растущие вдоль тропинки, тянутся к небу, их листья тихо колышутся. Мы идем медленно и снова ищем идеальный цветок. Я внимательно смотрю по сторонам, пытаясь придумать, как использовать сеть. Интересно, прилетает ли сюда птица.

По дороге домой Уайгон вытягивает передо мной руку, чтобы я остановилась, и указывает на сухую ветку примерно на уровне наших глаз.

Одинокая коричневая цикада, в этот раз живая, раздувается и вытягивается, раздувается и вытягивается.

Она линяет.

Мы завороженно наблюдаем, как она продавливает себе путь на волю сквозь панцирь – тот раскрывается, как костюм на молнии. Постепенно на свет, извиваясь, вылезает молодое тельце бледного летне-зеленого цвета. Несколько ударов новенькими лапками; чернильные глазки блестят, словно знают все об этом мире. Морщинистые, похожие на капустные листья пучки на боках разворачиваются, разглаживаясь в длинные крылья, зеленые на конце и прозрачные в центре, мягкие, как шелковая бумага.

Пустая оболочка, коричневая и жесткая, висит на ветке. Призрак, оставленный позади.

63

Видела ли мама когда-нибудь линьку цикады?

Хотелось ли ей сделать то же самое – сбросить оболочку и стать кем-то другим?

Бывали дни, когда она превращалась во что-то тихое и темное. Ее цвета становились глубже, но приглушеннее. Это была и она – и в то же время не она.

А может, это были вовсе не превращения. Может, в эти мимолетные мгновения приоткрывалась ее истинная сущность.

Сбрасывание всех защитных слоев. Заточка грифеля до максимально острого состояния.

64

Мы возвращаемся в квартиру; там будто стало тише. Уайпо улыбнулась утреннему цветку – это стебель, взрывающийся множеством крошечных кораллово-красных соцветий в веселой форме звезды, – и все равно сегодня она выглядит особенно уставшей. Черты поникли, глаза – чуть темнее обычного.

Разливая по пиалам пышную рисовую кашу конджи, она смотрит на дверь.

Она скучает по Фэн.

Это из-за меня она в мрачном настроении. Вина тяжестью падает вниз живота, а стыд обворачивается вокруг меня колючей стороной липучки, и мысль о том, сколько всего я сделала неправильно, становится еще острее.

Нафтоловый красный – цвет жестокой ручки, помечающей все совершенные мной ошибки.

В гостиной я наблюдаю, как Уайпо поскребывает головку спички. В другой руке у нее дрожит длинная ароматическая палочка. На протяжении миллисекунды кончик горит маленьким огоньком, а потом тускнеет от неуловимого прикосновения света и тепла. Шепот жизни, источающий дым и пепел, соленым вкусом оттеняет воздух.

Уайгон полулежит, опираясь на спинку дивана, и смот-рит по телевизору музыкальные клипы без звука. Один из певцов одет как пират и держит на ладони миниатюрную версию самого себя. Я моргаю, и в следующее мгновение он уже танцует с группой парней в масках.

– Уайпо, – говорю я. – Lai.

Она поднимает на меня глаза.

– Lai kan. – У меня появилась идея, как отвлечь ее, как поднять ей настроение.

– Kan shenme? – спрашивает она. Что вижу?

Но я не знаю, как объяснить это словами. Я за локоть веду ее в гостиную. Мы плавно проходим мимо чернильных трещин, которые тянутся вдоль стен, – они шире и выше меня. Мы идем мимо огромной зияющей дыры в углу квартиры. Бездна такая черная и пустая, что я по-еживаюсь. Потолок над ней почти полностью растрескался. По нему во все стороны извиваются тонкие черные линии.

Конечно, бабушка всего этого не видит.

Это все трюки моего зрения после бессонницы – я смотрю на них как на свою суперсилу. От такой мысли на губах даже почти появляется улыбка.

Когда мы оказываемся в моей комнате, Уайпо резко плюхается на кровать.

– Deng yixia, – говорю я ей. Подожди.

Открыв коробку, я первым делом замечаю ту самую фотографию – дубликат снимка, который стоит у Уайпо на домашнем алтаре, прислоненный к вазе с фруктами.

Две девочки сидят на стульях с деревянными резными спинками, возвышающимися позади них, и болтают ногами. Одна – чуть выше, чуть старше.

Я провожу пальцами по краям. Фотография практически хрустит, будто ее бережно хранили все эти годы. Не то что вторая копия, ее Уайпо наверняка берет в руки каждый день; на той – смягчившиеся уголки, жирные следы пальцев.

– Tamen shi shei? – спрашиваю я, протягивая бабушке фотокарточку. Кто они?

Она, щурясь, вглядывается и выдает в ответ быстрый набор слов, ни одного из которых я не знаю. Что ж, по крайней мере, есть другой способ, с помощью которого мне, возможно, удастся ее понять.

Я отодвигаю самодельную сеть, потому что она занимает всю поверхность комода с ящиками, и вытаскиваю коробочку с благовониями, внезапно почувствовав себя неуверенно и беспокойно. На секунду я задумываюсь: а что, если птица не приносила палочки, если благовония все это время принадлежали бабушке? Я