Дружина - Олег Артюхов

в Сар-град. Но это ещё не всё. Помните купца со Свири, что до Корелы нас подкинул? Ага. Так вот. Он сообщил, что Хальвдан полностью захватил власть в Альдейгье, принудив королеву к браку, а та наложила на себя руки. Сейчас там со всех краёв собирается нурманская шваль, чтобы в следующем году напасть на Русь. Но и это ещё не всё. Корельская народная республика имени Скули начала восстанавливаться на принципах самоуправления, и народ туда потянулся за свободой и волей. А известные вам волхвы Доброгост и Вийо передали привет и велели готовиться к большим событиям, ибо… – я поднял палец, – намекнули, что зимой отправятся на Русь, чтобы объединиться там с тремя коллегами. Они будут ждать нас с Олегом и Ингегерд до дня летнего солнцестояния, чтобы провести ритуал создания державы. И напоследок предсказали в начале следующего лета большую войну с нурманами. Именно там и тогда произойдёт исторический выбор: быть русской Руси, или нурманской.

– Ты, Бор, как тот пострел, который везде поспел, – усмехнулся Хакас, – и когда только успеваешь?

– Какой там успеваешь. Всё на одном месте крутимся. И что толку от моего лая, если остальные только облизываются. Никак я не привыкну к здешней тягомотине. Всё неспешно, всё с оттяжкой, со смыслом.

– Так я не понял, собираться что ли? – спросил Хоттабыч, внимательно глядя на меня.

– Хоттабыч, дружище, – засмеялся Стерх, – что нам собираться? Только подпоясаться. Что на нас, то и наше. Пусть ярл Олег собирается.

– Кстати, Бор, намекни ему, чтобы харчей захватил побольше, – проворчал Хоттабыч. – Надоело подножный корм жрать.

– И пусть одежду потеплее организует, – вставил свои пять копеек Ополь, – а то опять кормщика простудим, – и мужики дружно засмеялись.

На этот раз обижаться на Олега не пришлось. Ярл Рогволд щедро одарил нас припасом. По его приказу в снеки загрузили и харчи, и овчины, и войлочные шатры. Вся дружина обрядилась в тёплые вещи, среди которых помимо толстых подбитых мехом плащей, шерстяных свиток, овчинных безрукавок и меховых унтов имелись длинные тулупы и полсотни полушубков. Из чего я сделал вывод, что уходим мы из Белоозера на всю зиму.

По русскому обычаю, все важные дела начинаются с утра. Вот и мы вышли на рассвете в конце ноября, когда все правоверные язычники молились Даждьбогу и задабривали Карачуна, прося избавить людей от мора, а скот от падежа.

В промозглом студёном воздухе явно чувствовалось приближение зимы, ветер хоть и не сильный, но противный и колкий так и норовил сдуть с лица тепло и выбивал слезу, изредка бросая в лицо снежную крупку. Одно радовало, что наш путь теперь лежал только по рекам, а все большие озёра, вздыбленные предзимними штормами, остались позади.

Для сугрева гребли в очередь по полчаса, и потому наши снеки шли ходко, не смотря на встречное течение. А шли мы на этот раз в загадочный город Сар, весьма известный в прошлом, но совсем неизвестный в нашем времени, ибо был до основания уничтожен во времена монгольского нашествия.

Этот самый Сар считался вторым по значимости варяжским городом, но, по сути, был первым, ибо богатство и население его многократно превышали белозёрские, а оживлённая торговля шла круглогодично. Этот город являлся крупнейшим перекрёстком торговых путей и самым большим торжищем на Руси.

Сар возник на самом краю остервега, но, как ни странно, помимо варяжского, и мерянско-муромско-мещерского населения в нём проживало более, чем в иных городах, мирных скандинавских бондов-земледельцев и ремесленников. Рядом с ними в слободах и на хуторах начали селиться кривичи и словены. Расположившийся между Волгой и Клязьмой Сар открывал путь из Северной Руси на Волгу, или, как её здесь называли, Итиль, или по-старому Ар. Все окрестности ближайших Неро-озера и Плещей-озера пестрели варяжскими городками, весями и станами. А более всего их находилось в устье Коросли, где она впадает в Волгу.

Мы с Олегом по очереди выстаивали свой час на носу передней снеки, что требовали традиция и здравый смысл. Те, кто двигал вёслами, тихо пыхтели, сидя на скамьях-румах, свободные от гребли теснились и кутались в плащи, а на корме разговаривали двое – Ополь и кормщик Хабор. Как ни странно, они поладили и частенько болтали о том, о сём.

– Вот ты, Ополь, вроде умный муж, – глубокомысленно рассуждал кормщик, – а ничего в жизни не смыслишь.

– Это чего ж такого я не смыслю? – удивился Ополь.

– Вот давеча ты вопрошал, отчего я, как встану к кормилу, так вонзаю в него свой топор? А ведь каждый малец ведает, что все мороки да чеморы до страсти боятся любимого Перуном железа. Вот нечисть чует мой топор и не липнет в походе к кормилу.

– Чушь собачья, – проворчал Ополь.

– Свиньи и собаки тут вовсе не к месту, – невозмутимо продолжил Хабор. – Вот в энтот раз ты беспощадно тыкал в моё измученное лихоманкой тело вострое железо. Тыкал? Вот. И ведь прогнал злодейку. А всё почему? Потому что железом в неё тыкал. Только досель я в ум не возьму, при чём тут моя задница, коль корчило меня в грудине? Ой, Ополь, чтой-то ты темнишь. И ведь как, паршивец, подкрался. Кабы не энти два бугая Хакас да Хотта, нипочём бы не дался. А так куда мне старому с вами тремя управиться, вот и пострадал.

Я поплотнее закутался в плащ и пробрался к стоящему на носу снеки Олегу:

– Ярл, мыслю, не впору мы отправились. Вон погода не задалась.

– Деваться нам некуда. Со дня на день реки встанут. А в Саре сейчас торг шумит. Что купцам холод, да непогода? Небось, бьярмы, весины и корелы рухляди навезли и товаров с Поморья, а бусурманам арамейским серебро девать некуда. Вот и куражатся. А коль торг в разгаре, так и варягов там полным полно. А то нам наруку.

На третий день мы добрались до места. Похолодало. В лицо ветер бросал злую спежную крупу, что бывает накануне мороза. Едва добрались, а уж и шуга по воде пошла. Как кормщикам удалось приткнуться к причалу, ума не приложу, ведь суда стояли аж в два ряда.

Сар-город отличался от иных, поскольку возник вокруг огромного торжища, ставшего его сердцем. Огромную торговую площадь версты на две заполняли лавки, навесы, шатры, коновязи, загоны для скота и великое множество крытых повозок и телег. Если бы можно было взглянуть на торжище сверху, то оно походило бы на огромный кочевой стан. По краям широким поясом расположились сотни, больших и малых харчевен, кузней, постоялых дворов и караван-сараев. Повсюду бурлило и перемешивалось людское